Костерев Александр - Александру Галичу

Александру Галичу

Мы выходим в тираж,
грея в памяти славные были,
мы выходим в тираж,
как когда-то с тоской выходили
вереницы родных
бесконечно любимых поэтов,
оставляя в душе
красоту гениальных сюжетов
песен, тех, что не спеть,
а кому-то и петь не пристало,
искорежена твердь,
что душе девять граммов металла?
Мы не струны гитар —
поколенье натянутых нервов.
Нам воздастся и аз…
Не последним, но может быть первым?
Мы выходим в тираж,
как убого малы наши сроки,
мы выходим в тираж,
истончая пространства и строки,
потому что они
и просты, и не в меру велики,
в них просвет глубины,
улетевшего времени блики…
В них вселенский размах
и тоскливая песня до гроба,
погибай, Карфаген,
а с коленей поднимемся оба,
пусть рассыпана соль,
но пустыня становится садом,
здесь цветы прорастут,
потому, что по делу так надо…
Мы выходим в тираж…
С потаенной надеждой быть ближе
в песнях, мыслях, стихах…
И твоем нереальном Париже…

Паровозное

У Садовой в чебуречной
легкомысленные речи
постоянных постояльцев —
круглых рыцарей стола…
Политеховским студентам
не хватало конкурентов,
загибая (только пальцы),
вспоминали: был — была…

Новый жаркий полдень лечит,
нам сегодня выпить легче,
поболтав о рок-н-ролле,
потрындев о том, о сём…
Пусть студенты постарели,
и на попу ровно сели,
запилили киноленту —
виноват старик Басё…

Пили-ели, спали сладко,
вроде было всё в порядке,
еле пили, жили-были,
если что — нам по пути…
Паровоз пускал барашки
у виниловой Апрашки,
разбавляя Чебурашку,
легковесной группой Sweet….

Как заметил Ося Уткин
с паровозною побудкой,
уезжая если надо:
"как я рада, как я рад"…
Это всё, конечно, было:
запивали пепси шилом,
жаль, что нету Ленинграда,
вместе с группой Ленинград…

Но стрелой промчались годы,
в экономике невзгоды,
где-то был глоток свободы?
Не смогла, так не смогла…
Лысый лидер без фуражки
паровозу дал отмашку,
и флажком пришпорил время:
Бу - дем!
Бы - ли,
был,
бы - ла…
Бла – бла - бла,
бла – бла - бла, бла…

Не маленькой Вере или о выставке в Париже

Рабочему с колхозницей, как в юности, не спится —
партийное слияние крестьянки с кузнецом,
пусть скромными героями, но были за границей
рабочий и колхозница году в тридцать седьмом…

На выставке в Париже доступны пассатижи,
такие есть и ближе, но туть не в этом суть…
Рабочий и колхозница на выставке в Париже
Советы представляют и политику несуть…

Германии, Италии, Испании — внимание:
брутальность, обаяние, внушительный размер…
Рабочему с колхозницей респект и обожание
от узников Бастилии — даёшь СССР!

Скотина длинноклювая набросится — накажем
повадку агрессивного имперского орла,
а девушка-колхозница под каждого не ляжет,
и наша пара крепкая стоит и все дела…

Жаль места маловато у Эйфелевой башни,
всё выдержат, как ростры трибуны, корабля,
рабочий и колхозница не станут днём вчерашним:
Москва — Париж, и к дому… Вращается земля…

И дали повидали, и птицы обкидали,
Москва не трали-вали, на том стоим в веках…
Стал постаментик ниже, ну а рука не жиже,
а если сомневаешься — отведай молотка!

Они не потеряются среди многоэтажек
в рубахах доморощенных, в поношенных пальто…
Рабочий и колхозница – герои эпатажа, —
творенье Веры Мухиной стоит и хоть бы что…

Творенье всенародное, великое, свободное,
зимой, весной и осенью стоит… И хоть бы что…