Шалимов Владимир - Дважды столетний юбилей

Профессор Тарануха хандрил в своём ректорском кабинете. И было от чего. В министерстве так прямо и огорошили: мол, на третий срок ректорства и не мылься. И возрастной ценз приближается, и чай не академик, а всего лишь доктор наук, и жалоба от группы профессоров поступила. О злоупотреблении своим ректорским чином. В общем, коту под хвост его заветная мечта – непременно отметить столетний юбилей родного политехнического института, ставшего уже университетом, при своём ректорстве. А она-то, мечта, вон как близка! Какой-то десяток лет бы просидеть в этом кабинете, и – пир горой! Надо что-то придумать. И придумал.
– Людмила Ивановна, пригласите ко мне заведующего кафедрой философии Данкова. Срочно! – скомандовал ректор своему референту.
– Сей момент, Валерий Андреевич, набираю Игоря Ильича, – угодливо откликнулась уже не молоденькая, но приятная с виду дамочка-референт.
Игорь Данков – преданный друг Таранухи ещё со студенческих лет. В одной группе учились на химфаке, на пару бегали к девчонкам в соседнюю общагу электромеханического факультета. Только, в отличие от Валерия, Игорь химию недолюбливал. По его уразумению нет в этой науке простора для вольной мысли: всё строго предписано – как вещества должны реагировать, что из них должно получаться… Словом, химия для него оказалась не тем тяжким крестом, который он собирался нести всю свою жизнь. А вот посудачить о «всеобщем и частном» или «единстве и борьбе противоположностей» Игорёк готов был хоть круглосуточно. Потому сразу же по окончании института один химик поступил в аспирантуру на кафедру электрохимии, второй химик – на кафедру… философии. С тех пор «соединять несоединимое», «выражать невыражаемое» или «доказывать недоказуемое» стало и профессией, и смыслом его жизни.
Через пять минут профессор Данков влетел в кабинет друга-ректора.
– Чего звать изволил в такую рань, Андреевич?
– Посоветоваться надо. Только что из Москвы вернулся, из министерства. Короче, дали от ворот поворот. Гонят меня из этого кабинета. Обидно, Игорёк! Не при мне столетие сыграют. А так шанс не хотелось упускать!.. Это же история: столетие крупнейший вуз юга России отметил при профессоре Таранухе! Звучит?
– Валера, это и все твои беды? С ректорством жаль расставаться? А что в этом кабинете ты видел хорошего? Вечно кто-то недоволен твоими решениями. Одни склоки. Ну, уйдёшь из ректоров, заведующим кафедрой-то останешься. Да плюй на всё! Давай после работы лучше водки выпьем?
– Выпить я тебе и сейчас могу налить. Коньячок будешь?
– Коньяк?.. Буду! – выпалил друг-философ.
Разливая по рюмкам армянский коньяк, Тарануха обречённо вымолвил:
– Да чёрт с ней, с этой ректорской должностью! А юбилей упускать жалко. Ты бы пораскинул своими философскими мозгами, может, какую зацепку в закоулках своей памяти и отыскал. Найдёшь выход, большущей премией одарю.
– Э, друг, ты прям как царь-батюшка, государственными средствами будто своими разбрасываешься! Стоп! Царь-батюшка, царь-батюшка… Что-то «поймал».
– Что ты поймал? Выкладывай! – подавая рюмку, Валерий с отблесками надежды в глазах посмотрел на друга.
– Ректор, а ты хорошо знаешь историю своего вуза? К примеру, почему первая плеяда профессуры, да и сам первый ректор были сплошь польских кровей?
– Потому что Варшавский политех после подавления смуты в годы первой буржуазной революции был переведён в наш город. В знак признательности донским казакам, славно поработавшим нагайками по шляхетским спинам за их призывы выйти из состава Российской империи.
– Вот, это уже теплее! Смекнул, откуда корни нашего юбилея растут? Нашего! А не того, что намечается только через десять лет.
– Ну-ка, ну-ка, развивай свою философию.
– Как тебе моя идея: фактически мы стали преемником Варшавского политехнического института. А, значит, дату его основания можно считать истоком истории нашего университета.
– Ну, философская твоя башка! Спасибо судьбе, что ты не химик. Химическое мышление такой изворотливости мысли не даёт. И когда же его открыли, Варшавский-то?
– Царский указ о его основании датирован январём 1898 года. Значит, на будущий год можешь смело назначать вековой юбилей.
– Ох, не досижу я в этом кабинете до будущего года. Осенью истекает мой срок.
– Тогда есть ещё одна фишка. Польская шляхта собрала миллион рублей на открытие политехнического института и вместе с челобитной передала их Николаю Второму на полгода раньше – в июне 1897 года. Чем не основание для празднования нашего юбилея уже этим летом?!
– Гениально! – чокаясь второй рюмкой, выпалил ректор.
Как водится на Руси, выпили и по третьей. И порешили: празднику быть!
Учёный Совет, в противовес ожиданиям, довольно легко согласился с доводами ректора относительно срока празднования столетнего юбилея. И только один член Совета, заведующий кафедрой прикладной математики, этот вечный профессор-диссидент, дежурно вставил свои «пять копеек». Мол, какой-то высосанный из пальца давно усопшей польской шляхты юбилей получается. Но его уже никто не слушал, особенно великовозрастные коллеги. Бог его знает, удастся ли дожить до настоящего юбилея, так хоть сейчас попраздновать.
Событие отмечали с широким размахом. Собрали всю профессуру, руководителей филиалов, деканов факультетов, заведующих кафедрами и заслуженных рядовых преподавателей. Почётными гостями были ректоры всех вузов юга России, первые лица города, заместитель губернатора и даже высокое должностное лицо из министерства. Журналистов и телевизионщиков было несть числа. А вот артистов для торжественного концерта выбирали по непонятным критериям: стержнем эстрадного состава оказался… цыганский хор. Видимо, в угоду кому-то из высоких гостей. Все высокие выступающие дружно хвалили коллектив славного вуза, особенно его мудрое руководство. При этом слово «юбилей» произносить в своих речах почему-то не решались. На концерте об институте прозвучала всего лишь одна-единственная песня, написанная давним выпускником – «Я люблю тебя, мой политех!» Зато цыганский хор в чрезмерном изобилии исполнял свои привычные заунывные песни, в основном, о незавидной кочевой доле. Тем самым невольно навевал слушателям мысли «о кочевой» судьбе самого вуза-юбиляра – от Вислы до Дона. Но когда, по завершении торжественной части, ректор Тарануха пригласил всех на званый ужин, участники торжества, в том числе и высокопоставленные, заметно приободрились и в приподнятом настроении последовали в банкетный зал. Тамадой вечера был сам ректор, он же и определял, кому и в каком порядке давать слово для тоста. И только однажды, сидящий по правую руку, Игорь Данков прошипел ему на ухо:
– Борща не надо. Не надо, не надо, говорю!..
Скосив взгляд, Тарануха прошипел в ответ:
– Как же без него? Никак без него, это тебе не на Учёном Совете! – и тут же привстал для объявления очередного тостующего:
– Слово предоставляется заведующему кафедрой прикладной математики, профессору Борщу Ивану Михеевичу.
Зал оживился. Что ещё сморозит этот математик-диссидент? И математик выдал.
– Коллеги, друзья и уважаемые гости! Сегодня у нас особый праздник. В математике есть так называемая мнимая единица. Она как бы не воспринимается здравым смыслом, но всё-таки имеет место быть. Так и наш юбилей, рождённый в философских мозгах талантливого коллеги…
Дальше развивать тост ему не дали. Тамада резко махнул рукой – садись!
И снова пошли одни только ласкающие ректорский слух здравицы…
Как и полагалось, к концу «юбилейного» года в высоком кабинете «поселился» новый ректор Алексей Сергеевич Лунтик. Поверх кипы принесённых на подпись приказов перед его глазами лежал Царский указ от 1907 года об организации первого в казачьем крае политехнического института. Он-то и манил новыми перспективами юбилейных торжеств. Профессор Лунтик тоже очень мечтал, чтобы столетний юбилей родного вуза отпраздновали именно при нём. Тем более, ему как раз бы хватило двух пятилетних сроков, отпущенных министерским положением, чтобы встретить настоящий, а не бутафорский юбилей. А остаться на второй ректорский срок большой проблемы для себя он не видел – в министерстве уже всё схвачено.
– Людмила Ивановна, пригласите ко мне заведующего кафедрой философии Данкова. Срочно! – скомандовал ректор своему доставшемуся в наследство от предшественника референту.
– Сей момент, Алексей Сергеевич, набираю Игоря Ильича, – не меняя своего репертуара, угодливо откликнулась приятная дамочка-референт.
Через пять минут профессор Данков несмело входил в кабинет нового ректора. За время перехода с третьего этажа на первый какие только мысли не роились в его «философской» голове: от «разжалует из заведующих кафедрой» до «предложит пост проректора». Случилось ни то ни другое. Лунтик решил прощупать главного идеолога с помпой отпразднованного «виртуального» юбилея: как тот воспримет решимость нового ректора отпраздновать столетие ещё раз. Но теперь это должен быть подлинный столетний юбилей. А заодно пусть выскажет своё мнение, что теперь делать с уже отпразднованным, по меткому выражению старого профессора Борща, мнимым юбилеем? Воспрянув духом от того, что новый ректор, по крайней мере, «санкции» против него вводить не собирается, Данков сделал своё, по-философски выверенное предложение.
– Алексей Сергеевич, мы же каждый год «дни рождения» нашего университета не празднуем, так? Посему через пять лет надо достойно отметить… 95-летие! Тем самым как бы дезавуируется отмеченный прежним ректором юбилей.
– Ну ты и хлюст! Это же твой друг отмечал. А идеологом этого виртуального юбилея кто был? То-то же! Но твоя идея мне по душе. Ступай с богом!
Через пять лет с размахом отпраздновали 95-летие. Участники и гости были те же, не пригласили только бывшего ректора Тарануху. Журналистов и телевизионщиков, правда, заметно поубавилось. А цыган приглашать и не думали. Из всех тостов и здравиц запомнилась краткая речь профессора Борща. Она свелась к тому, что вот, мол, братцы, летопись нашего славного университета напрочь рушит законы физики и математики. Известно, что у времени нет отрицательной оси координат, а мы умудрились помолодеть аж на пять лет! Ежели так и дальше пойдёт, то снова доживём до своей студенческой поры. И снова сядем за парты!
Только теперь, с молчаливого согласия ректора Лунтика, ему дали высказаться до конца. Нужное ведь дело: профессор Борщ вносил весомую лепту в дезавуирование самозваного прежнего юбилея.
А ещё через пять лет!.. У-у, не юбилей, а праздник всемирного масштаба! Праздновали все, даже рядовые преподаватели, поскольку целых три рабочих дня объявили праздничными. А из высоких гостей – и губернатор, и министр, и даже председатель Государственной Думы. Были не только федеральные, но и зарубежные средства массой информации. А артистов наприглашали – места на афише не хватило. И только цыган снова обошли стороной. Не было нужды напоминать о «кочевой» судьбе вуза-юбиляра. Ко второму столетнему юбилею выпустили даже медаль «За заслуги перед университетом». И наградили ею почти всех. Не дали только профессору Таранухе и его другу, философу Игорю Данкову. И на этот раз лишь выступление профессора Борща снова выбивалось из общего «аллилуйного» строя. По нему теперь выходило, что жизнь университетская вовсе и не течёт в направлении молодости, а развивается как бы по синусоиде: сто лет, потом девяносто пять. Теперь снова сто… А закончил своё выступление старый профессор неожиданным предложением.
– Наш славный университет – единственный в мире вуз, удостоенный чести, вдумайтесь, дважды (!) отметить свой вековой юбилей. И не через месяц, там, или год. А с интервалом в десять лет! Нынешний ректор, конечно, не успеет, срок ректорской «осёдлости» поджимает. Так давайте же дадим наказ новому, в скором будущем избираемому нами ректору: оформить заявку на это наше всемирное достижение в книгу рекордов Гиннеса.
На этот раз профессор Борщ заслужил бурные, продолжительные овации.
Новый ректор, правда, не спешил реализовывать экстравагантную идею вечного университетского диссидента. Может, потому, что сам подумывал о праздновании «своего» столетнего юбилея славного вуза. По крайней мере, через своего референта Людмилу Ивановну профессора Данкова он пригласил в первый же день своего пребывания на ректорском посту.