Макашёв Юрий - Чинганчук

ЧИНГАНЧУК

За окном – продрогший месяц
Ждёт прелюдии метельной.

Пластилиновый индеец
Скачет прерией фанерной
По вершине шифоньера,
Сквозь лекала и обрезки,
Прямо к смятому сомбреро
Из прочитанных «Известий».

За игрушечным жирафом,
За громадой фильмоскопа –
Край земли (а может, шкафа),
А за краем – только пропасть.

Под хрипящий репродуктор
В коридоре дремлет эхо.

Даже россыпь сухофруктов
Чинганчуку* не помеха.
Скачет он, смешной романтик,
В те дремучие саванны,
Где пластмассовый солдатик
Стать мечтает оловянным.

*так называл Чингачгука мой однокашник, Сашка Штерцер

АНЕСТЕЗИЯ

Воздух пахнет тёплым хлебом.
Я в режиме «сыто-пьян»
Здесь, под мамонтовским небом,
Рву михайловский баян.

В банке зреет простокваша,
Мирно спит пчела в пыльце,
Раггамаффин дочка Даша
Исполняет на крыльце.

Тихо падает в ромашки
«Северянка» цвета беж.
Нынче мы Стрельцова Пашку
Провожаем за рубеж.

В тур-поход по дальним странам,
В путь с невидимой лыжнёй
Едет он не за туманом –
За любовью. За роднёй.

Репетирует с прононсом
(Сердцем рад, душою чист)
Новый шлягер Леприконсов,
Где мечтает гармонист

Разъяснить диезам звонким:
Наговоры и брехня,
Что какие-то девчонки
Полюбили не меня…

Пашка льёт анестезию.
А с настенного панно
Ленин на буржуазию
Смотрит искоса в окно.

ДОМИНАНТА

как всё было?
из слов появлялись строчки.
за мечтами и за туманом
звал меня, улыбаясь, знакомый лётчик,
так похожий на Антуана.

обещал в путешествии над планетой
– если сбудется – слушать небо,
и шестую Бетховена, ту, с кларнетом,
и восторженный птичий щебет.

но как только мы встретились, остального
доминанта
куда-то
делась…

а потом тебя стало в душе так много.
даже больше, чем мне хотелось.