Поселенов Алексей - Стыдно...

Стыдно...
Иван Черемных повернулся на бок и глянул на часы: было начало второго ночи. «Ёлки-палки, да что же это такое...» — он поправил одеяло и удобнее подоткнул под голову подушку в надежде забыться. Уже пятую ночь кряду он ворочался по несколько часов, прежде чем уснуть. Ивана мучила совесть, ему было стыдно.
Месяц назад он отпраздновал свое пятидесятитрехлетие. Спокойно, в домашнем кругу, как говорится, без посторонних и лишней помпы. Да и какая тут помпа, когда жизнь на шестой десяток перевалила? Как ни крути, а понимаешь, что впереди-то уже много меньше, чем позади. Так чего тут веселиться? В эти годы человек живет размеренно, всё у него разложено по полочкам, всё на своих местах, в том числе и совесть. Он уже не совершает глупых необдуманных поступков, за которые потом придется стыдиться, он живет да живет себе, вот и всё...
Но с Иваном случилась одна закавыка, из-за которой он и потерял покой. Вдруг, ни с того, ни с сего, он вспомнил один случай из своего детства, который и разбередил душу. Всю жизнь не помнил — расскажи ему кто об этом раньше, так сказал бы, что ерунда, не было такого вовсе! И тут вот на тебе, вылезло... А вспомнил он вот что.
Случилось это, когда Ивану было лет одиннадцать-двенадцать, не больше, лет сорок уже прошло. Жил он тогда в большом городе, а сам каждое лето ездил на каникулы в деревню к своим деду да бабушке. Даже родиной своей больше считал не город, а деревню эту. И жил здесь у Ивана ещё дядя с семьей, брат Ивановой матери. Звали его дядя Толя, и был у него сын Сергей, постарше Ивана года на четыре.
Так вот, Серёге однажды родители на успешное окончание восьмилетки купили мопед, «Верховину-6». Выглядел он, прямо, как маленький мотоцикл... Эх, какая это была заманчивая мечта для любого деревенского пацана в то время — иметь свой мопед... Круто, чего тут говорить. Свой мопед — это свобода! Это значит — взрослый ты совсем. Езжай, куда хочешь, крути ручку «газа» хоть до упора, и только ветер в лицо! Нет, это не передать словами, это надо самому попробовать.
Ну так вот, выпросил как-то Иван у Серёги прокатиться на его «Верховине». Чтоб самому, совсем без никого. До этого Иван уже понемногу катался на мопеде, но под присмотром: или Серёга сзади сидел, подстраховывал, или один, но на лужайке перед домом. На этот раз, поддавшись на уговоры младшего брата, Серёга великодушно разрешил Ивану прокатиться по деревне. Однако с условием: сделать всего один круг, и чтобы не выезжать в центр села, а только по окраинным улицам, где нет машин и заезжих «гаишников».
Как же Иван был счастлив! Выжать ручку сцепления, включить передачу и аккуратненько, добавляя понемногу «газ», — вперёд! И вот она — свобода! Дома́ мимо проносятся, куры, утки, а ты мчишься по улице, поднимая клубы пыли. Сам! Не сидишь в коляске или позади взрослого, обхватив его руками, а сам! Сам газуешь, сам рулишь, куда хочешь! Эх!..
В общем, сделал счастливый Иван кружок по деревне и вернулся к дяде Толиному дому. Смотрит — нет Серёги во дворе, наверное, в дом зачем-то зашел. И сразу же мысль в голову: «А не махнуть ли на второй круг? Всё равно ведь никто не видит. Докажи потом, что два раза ездил... Может, просто медленно ехал или останавливался». Повертел Иван головой по сторонам — нет никого. Собрался уже, было, «газануть», но тут, как назло, из-за угла выскочил на своем мотоцикле с коляской дядя Толя. Подрулил лихо к воротам, заглушил технику.
— Ванька, здорово, — кивнул он племяннику.
— Привет, дядя Толя, — отозвался Иван, по-прежнему сидя на «Верховине».
Дядька распахнул ворота во двор, открыл гараж и, вернувшись к своему мотоциклу, глянул на Ивана.
— Слушай, помоги мотоцикл в гараж затолкнуть, а?
И вот тут-то Иван замер. «А вдруг Серёга сейчас выйдет? — сжалось у него внутри. — Пока буду дяде Толе помогать мотоцикл заталкивать, он выйдет и заберет мопед». Иван поерзал на сидушке.
— Ну так чего, — дядя Толя взялся одной рукой за руль, другой за ручку на сиденье, — поможешь?
Но страстное желание прокатиться по деревне ещё разок, сделать второй круг, уже захватило Ивана целиком. Он сделал вид, что толком не расслышал дядьку, отвернул голову, буркнул что-то себе под нос, и, дав «газу», поскорее уехал прочь.
Что было дальше, память ему не раскрыла, на этом воспоминание заканчивалось. Но вот это вот всё — как радостно гнал он на мопеде, как навалилось искушение сделать без спроса ещё один круг по деревне, как просил его дядя Толя помочь затолкать мотоцикл в гараж, и как постыдно он сбежал — всё это он вспомнил в мельчайших подробностях, словно случилось только вчера. И стало Ивану как-то ужасно стыдно. «Вот же я свинья какая, — говорил он себе, нахмурившись, — свинья натуральная и есть. Как же так-то? Ведь дядя Толя помочь просил, а я... Прокатиться ему захотелось».
При этом он понимал умом, что казниться за мальчишеский поступок, совершенный сорок лет назад, по меньшей мере, глупо. Плюнуть да растереть — делов-то! Но поди ж разбери, как устроена у человека совесть. Как ни гнал он от себя эти мысли, как ни убеждал себя, что дядька, скорее всего, даже и не обиделся на него тогда, а если и обиделся, то давным-давно позабыл — ничего не выходило. Скоблит изнутри, собака, царапает. Днём ещё ничего: закрутишься на работе, пятое-десятое, оно как-то и не помнится, но как в койку вечером ложился, так сразу всё опять вспоминалось, и сон, который вот здесь вот уже был совсем, который уже накатывал приятной волной, испарялся как утренний туман. И крутилось в голове всё это — лето, каникулы, мопед, деревня... И, казалось, что дядька, который по сей день был жив и в меру своего преклонного возраста вполне здоров, помнит о том случае и держит на него, на Ивана обиду. Вот так вот...
В общем, промучился так Иван неделю и решил — надо ставить в этом деле какую-то точку. Рассказал обо всём жене, но та только посмеялась над ним:
— Совсем, что ли, рехнулся на старости лет? Сорок лет уже прошло... Выкинь из головы, да и всё.
— Легко тебе говорить! — кипятился Иван, сердито размахивая руками. — Я и сам бы рад позабыть всё это, так оно же только что вспомнилось! И сидит, зараза, как заноза в мозгу, и покоя не дает. Чего ты мне объясняешь?! Не хуже тебя понимаю, что, по-хорошему, так плюнуть надо, да ничего поделать с собой не могу.
— Ну так и чего сейчас? — тоже начинала заводиться жена. — Извиняться побежишь, что ли? Так дядька тебе первый и скажет — дурак ты, Ванька, вот ты кто.
Иван садился на стул, клал руки на колени и вздыхал:
— Сам не знаю... Хоть, правда, езжай да извиняйся...
Дядька жил в той же самой деревне, что и тогда, сорок лет назад, только в другом доме. А вот Иван из своего города детства переехал в небольшой городишко, даже в другую область, но по соседству, туда, откуда была родом его жена. И получалось так, что до деревни сейчас надо было добираться в два раза дальше, порядка пятиста вёрст.
— Ну щас, ага, — кивала головой жена, — бензин девать некуда? Ничего, само рассосется...
Не рассасывалось. Прошла ещё неделя, но ничего не менялось. По-прежнему Иван ворочался ночами, по-прежнему не шел из головы тот случай, по-прежнему мучила его совесть. Даже, казалось, злее стала, и будто бы что-то мучило вдобавок, но вот что — он не понимал.
Иван хотел сперва позвонить дядьке, но потом подумал — как такой разговор по телефону-то строить? «Дядь Толь, ты не помнишь, сорок лет назад я не помог тебе мотоцикл в гараж затолкать? Так ты извини меня. Да ну, дурость какая-то...» — морщился Иван, лёжа под одеялом и мучаясь от бессонницы. Он садился на кровати и подолгу смотрел в темное окно на луну, освещавшую голые ещё ветки деревьев. «Полнолуние ещё, как назло», — тихонько ругался Иван и снова укладывался под теплый бок жены в надежде задремать.
Наконец он не выдержал.
— Всё, плевать мне! — заявил он как-то утром. — Вот майские через три дня начнутся, и махану в деревню.
Жена только открыла рот, чтобы возразить, но он тут же поднял руку и остановил её:
— Всё! Я сказал! Хошь смейся, хошь нет. Считай, что просто поеду родню попроведать. А то и, правда, уже сто лет не виделись. Сидишь тут с вами... совсем забыл родину свою.
— А огород копать? — всё же заикнулась, было, жена.
— Подождет твой огород. Да и чего его сейчас копать? Земля ещё как следует не оттаяла. Первого числа пораньше выеду, затемно, часам к одиннадцати на месте буду. Денек погощу, а второго назад, к вечеру вернусь. Ничего за два дня не случится.
Жена махнула рукой и не стала перечить. Может, и правда — пусть съездит да успокоится, а то уже испсиховался весь с этой совестью своей.
...Когда Иван в начале двенадцатого подрулил к дому, где жил дядя Толя, тот сидел на лавке возле калитки, грелся под скупым теплом первомайского солнца. Увидев племянника, он раскрыл от удивления рот:
— Вот так явление Христа народу... Ванька, ты, что ли? Это каким же ветром тебя в наши края занесло? Однако снег завтра выпадет.
Иван вышел из машины, улыбнулся:
— Здоро́во живём, дядь Толь! Вот, решил, наконец, родню попроведать. А то уж сто лет не был, всё по телефону, да по телефону.
Дядька поднялся.
— Милости просим... Молодец, что приехал.
Они обнялись.
— Я уж думал, помру, так и не повидаюсь с тобой.
— Да ты чего, помирать собрался, что ли? Рано тебе ещё.
Дяде Толе летом должно было исполниться семьдесят восемь, но для своих лет он выглядел вполне неплохо: каждый день брился, ходил прямо, без палочки, в одежде был опрятен и чист.
— Так кто его знает, когда рано, когда нет... Ну что, в избу сразу пойдем или здесь ещё посидим? — он кивнул на лавку.
— Давай здесь посидим, погода хорошая сегодня, — сел на лавочку Иван. — И так всю зиму в избах просидели, надоело уже.
— Ты как, надолго? — поинтересовался дядя Толя. — Погостишь хоть?
— Да нет, завтра обратно надо уже... — пожал плечами Иван. — Где-нибудь в обед поеду.
— Завтра? Всего-то на ночку и приехал?
— Так и то еле вырвался! Сам же понимаешь: огород сейчас начнется, по гостям-то разъезжать некогда.
— Ну-у, — разочарованно протянул дядька, — я-то думал, погостишь хоть недельку...
— Какая неделька, дядь Толь? На работу через четыре дня выходить.
На улицу вышла тетя Лена, жена дяди Толи. Увидев Ивана, всплеснула руками.
— Ой, какие гости! А я вижу, машина какая-то незнакомая подъехала. Думаю, кто там такой? Так, а чего вы тут-то сидите? Старик, ты чего гостя в дом не ведешь? Пойдемте в избу.
Дядя Толя махнул рукой и поморщился:
— Да подь ты! Кого там делать-то в избе твоей? Не видишь, сидим воздухом дышим?
— Ну ладно, дышите, только не шибко долго. Ветер-то ещё холодный тянет, простынете.
Тетя Лена взяла во дворе какие-то тряпки, висевшие на веревке, и ушла с ними обратно в дом.
Посидели ещё немного, поболтали о том, о сем, как дела, какие новости. В голове у Ивана всё время крутилась мысль, как же аккуратнее подобраться собственно к тому, ради чего он приехал? Наконец, усмехнувшись, он сказал:
— Слушай, дядь Толь, мне тут штука одна вспомнилась на днях, не поверишь... Всю жизнь не помнил, сорок лет назад уже было, а тут на тебе! И стыдно потом стало, прям, не знаю как...
— Стыдно? А чего такое? — глянул на племянника дядька.
— Да вы ещё в старом доме своем жили. Помнишь, Серёге мопед покупали, «Верховину»?
Дядька пожал плечами.
— Помню, вроде...Только не очень. А чего там случилось?
И Иван слово за слово рассказал дяде Толе всё, от чего не мог спать последние дни. Старался говорить с юморком, со смешками, как о ерунде какой-то, но потом всё же глянул на дядьку виновато:
— И ты понимаешь, так совестно стало перед тобой, что аж сон потерял. Вот же ж, думаю, как я поступил-то по-свински...
Дядя Толя посмотрел на него:
— Так ты за-ради этого и приехал, что ли? Извиняться?
— Да нет, почему... — смутился племянник. — Это так, к слову сейчас пришлось. Попроведать решил, вот и приехал. Соскучился...
— Ну-ну... — протянул дядька, снова глянув на Ивана.
Чуть помолчав, он крякнул и сказал:
— Беги за бутылкой сейчас. Так просто не получится.
Иван немного растерялся.
— В смысле — не получится? Что? Встречу обмыть, что ли? Так сейчас, сбегаю, не вопрос...
— Да при чем тут встреча... Ты думал, извинился так вот и всё? Думал, я забыл про тот случай? Ага, щас... Это ты через сорок лет только вспомнил, а я... — он снова крякнул. — Только тут одними словами сейчас не отделаешься... Так что, за бутылкой беги.
«Вот так на... — ошарашено подумал Иван. — Неужели и вправду дядька обиду тогда затаил и всё это время помнил? Вот дела... А я-то, дурак, ещё гнал от себя эти мысли, забыть снова хотел. Хорошо, что всё-таки приехал. Лучше уж, как говорится, поздно, чем никогда». Он поднялся с лавки.
— Ну, так я это... сбегаю, что ли?
Дядька поднял на него глаза:
— Я думал, ты уже убежал. Давай, беги, да лучше думай, как извиняться будешь. Честно скажу тебе, обидел ты меня тогда крепко, Ванька. Хоть и пацан ты был, да я же видел, с какими глазами ты бросил меня там одного с мотоциклом, а сам усвистал на мопеде этом. Эх, племяш, племяш... Ладно, хоть сейчас вспомнил. А то, я уж думал, так и помру с этим... — дядя Толя нахмурился, кряхтя встал и, отвернувшись, высморкался под забор.
— Ну ладно, пошел я тогда... — промямлил Иван.
— Так сгоняй на машине, быстрее будет, — посоветовал дядька. — Чего ноги топтать...
— Да ну... Лучше прогуляюсь. Посмотрю, что тут у вас новенького. Да и насиделся, пока к вам сюда ехал, - и племянник зашагал в сторону центра села, где находились все магазины.
Войдя в ближайший продуктовый, он стал разглядывать витрину с алкоголем. «Водки взять? Да как-то слишком уж дешево получится, несерьезно. Ведь, выходит, и вправду виноват я перед дядькой, раз он до сих пор помнит. Коньяк, может, тогда?» — озадаченно думал он, глядя на полки. В конце концов, он остановил свой выбор на довольно дорогой пыльной (видно, долго стояла) бутылке коньяка с пятью золотыми звездами на тисненой этикетке, взял ещё каких-то пряников, коробку мармелада и булку хлеба на всякий случай.
Когда Иван вернулся, на улице никого не было. Он зашел в дом. Дядя Толя сидел перед телевизором, смотрел какую-то передачу, тетя Лена хлопотала на кухне, готовя обед.
— Ну вот... — Иван поставил полный пакет у стола. — Взял тут маленько...
— Да зачем? — взмахнула руками тетя Лена. — У нас же есть всё, я с утра уже в магазин сбегала.
— Ничего... Пусть лежит, съедим.
— Ой, ты кого тут взял-то? — тетя Лена достала бутылку коньяка. — Дорогущий, наверное?
Иван небрежно махнул рукой.
— Ничего, не дороже денег.
Вскоре сели к столу, который тетя Лена заставила угощеньями под завязку. Иван открыл бутылку, разлил по рюмкам, глянул на дядьку, спросил:
— Так, за что выпьем-то? За встречу сперва или за праздник?
— Ну, ежели ничего более важного нет, так и за это можно, — хмуро ответил тот.
Иван смутился, крякнул:
— Ну, это... Ладно, давай уж сперва тогда за то, что ли? Ты извини меня, дядь Толь, что я тогда так...
Тетя Лена ничего не понимала. Она посмотрела сперва на мужа, потом на племянника.
— Ты о чем это? Кого извинить-то?
Дядька молча глядел в пол.
— Да тут, — замялся Иван, — давно это было, тёть Лен... Меня тогда дядя Толя попросил помочь ему мотоцикл в гараж затолкать...
— Ну и чего?
— Ну, а я не помог ему. На мопеде покататься охота было, вот и уехал.
— Ничего не пойму, — она глянула на мужа. — Куда уехал? Какой мотоцикл?
— Так сорок лет уж прошло. Думал, дядя Толя позабыл уже, а оказывается — нет. Обидел я его тогда, да забыл сам. А сейчас вот вспомнил.
— Чего? — снова повернулась к мужу тетя Лена. — Старик, ты, что ли, обиделся? На Ивана? Сорок лет назад?
И дядька не выдержал, расхохотался. Захохотал так, что казалось, со стула сейчас скатится на пол. Схватился за живот, согнулся и хохотал во всё горло.
— Ты чего, дед, с катушек съехал? — тоже улыбнулась тетя Лена и пихнула его рукой в плечо. — Ты чего тут устроил?
Иван сидел, ничего не понимая. Он глупо улыбнулся и поставил рюмку на стол.
— Ой, не могу! Ну, племяш, рассмешил ты меня, — наконец выдавил из себя дядька, утирая с глаз слёзы. — Ну и балбес же ты, Ванька! Поверил, что я на него всю жизнь обиду держу за мотоцикл какой-то, — он снова захохотал.
— Так ты чего? — Иван тоже засмеялся. — Комедию мне разыграл, что ли? А я-то уж и вправду подумал: обидел дядьку на всю жизнь.
— Ты слушай его больше! — тетя Лена махнула рукой в сторону мужа. — Он тебе ещё не то наговорит...
— Ну, уморил, — дядя Толя наконец-то успокоился. — Да как ты только поверил, что я на тебя мог обиду затаить, да ещё и всю жизнь держать её? А, Ванька? Ты там сбрендил совсем, что ли?
— Да ну тебя, дядь Толь, — Иван снова взял рюмку. — А я почем знаю? Говорю ж тебе, меня совесть загрызла. А вдруг, думаю, и ты помнишь по сей день?
— Давай, — дядька поднял рюмку, — за встречу... Так ты и коньяк дорогущий купил, чтоб сподручней извиняться было? — он снова захохотал.
— Ну а как? — улыбнулся Иван. — Не водку же брать для этого... — у него было чувство, словно камень с души свалился.
Они выпили раз, другой. Потом тетя Лена убрала свою рюмку.
— Мне хватит. За встречу да за праздник, и всё. Да и ты бы дед не налегал шибко-то.
— Ничего... Когда я ишо такого коньяку выпью? — глаза у дяди Толи чуть-чуть заблестели. — Когда ишо племянник передо мной извиняться будет? Дай маленько-то покуражиться.
Дальше сидели и просто болтали. Вспомнили всю родню, тех, кого уж нет в живых, и тех, кто ещё остался. У Ивана на душе сделалось легко-легко. Он сидел, улыбался счастливой улыбкой и добрыми глазами смотрел на дядю Толю с тетей Леной.
— Балбес! — дядя Толя постучал Ивана пальцем по лбу. Он захмелел. — Ты же мне кровный! Мы же родня с тобой самая что ни есть близкая, как же я могу на тебя обиду держать за ерунду какую-то?
— А то родные не обижаются друг на друга? — возражал племянник.
— Обижаются... Потому что дураки. А мы-то с тобой умными быть обязаны.
Ближе к вечеру пришел Серёга с женой; им позвонила тетя Лена и сказала, что в гости приехал Иван. Брат, отслужив в армии, вернулся в родную деревню, женился на бывшей своей однокласснице, и сейчас они жили здесь же, в этой деревне, через улицу. Принесли с собой тоже кое-чего отметить Первомай.
Дядя Толя, выпив ещё рюмку коньяка, от спиртного отказался и просто сидел за столом, хлебал чай и с улыбкой смотрел, как братовья, перебивая друг друга, чего-то рассказывали, вспоминали детство, смеялись.
— Слушай, Ванька, а давай споем с тобой, а? — предложил Сергей. — Но не эти вот дурацкие, которые сейчас поют, ерунду всякую, а что-нибудь старое, что наши деды да родители пели. А?
— Давай споем, — согласился тот. — Вот эту вот давай, «позабыт, позаброшен» которая.
— Давай...
— Да ну вас, — возразила Серёгина жена. — Шибко она грустная какая-то, да тоскливая. Лучше, другое что-нибудь спойте.
— А какая жисть была, такие и песни пели, — возразил в свою очередь Серёга. — Так что, слушай...
И братья, обнявшись, затянули:
Как в саду при доли-и-ине-е-е
Громко пе-е-ел со-оло-о-ове-е-ей.
А я мальчик на-а чу-ужби-ине-е
Позабы-ыт от лю-ю-юде-е-ей.
Когда они допели, в гости подтянулись соседи: муж с женой, годами чуть постарше Ивана с Сергеем, тоже не с пустыми руками. Мужик был уже слегка навеселе. Увидев у соседского дома чужую машину, он понял, что там гуляют, ну и решил не пропустить такое мероприятие. Жена же пошла с ним больше, чтоб проконтролировать мужа, дабы не перебрал по случаю праздника.
Мужики сидели за столом, громко болтали, обсуждали политику. Женщины послушали, послушали, да и ушли от них на кухню. Сергей с дяди Толиным соседом убеждали Ивана остаться ещё на пару деньков, но тот лишь упрямо мотал головой и тяжело вздыхал.
— Ваньша, оставайся, брательник, — говорил Сергей. — На рыбалку маханем, сейчас разлив, сетёшку бросим.
— Не, не, — отмахивался Иван, — мне на работу пятого числа надо, а ещё дома дел полно.
Спели все вместе ещё песню, на этот раз «У солдата выходной». Серёга кричал, что она у него самая любимая, перечить ему не стали, спели. Потом опять обсудили правительство, международное положение, вспомнили футбол с хоккеем, не без этого...
Наконец, часам к девяти все разошлись. Иван сидел, поставив локти на стол и положив голову на руки. Большого опьянения не было — так, приятный куражистый хмель, когда на душе тепло и покойно, когда всех вокруг любишь и хочется этих всех расцеловать.
— Эх, как же хорошо... — улыбнулся он и повернул голову к дядьке, который сидел тут же рядом, на диване. — Дурак я, что давно не приезжал к вам. Это уж сколько? Лет пятнадцать, однако, не был? А родина ведь здесь, как-никак... Ведь и вправду соскучился по всем по вам. Сейчас только понял, как сильно соскучился.
— Так, а выходит, племяш, что если б не вспомнил ты тот случай с мопедом этим, так и не приехал бы сегодня? — подмигнул ему дядька.
Иван тяжело вздохнул.
— А вот не знаю, дядь Толь, врать не буду. Может, и не приехал бы, — печально покачал он головой. — То одно, то другое, то работа, то хозяйство. Одним словом — суета сует... На рыбалку сходить, с удочкой на бережку посидеть — и то некогда.
— Ну что ж... Стало быть, не зря тебе память выдала из закромов своих, а? Чтоб приехал ты, да чтоб повидались хоть... А стыдно бы не стало, так и не вспомнил бы дядю Толю. Так ведь?
Племянник серьезно посмотрел на дядьку вдруг погрустневшими глазами:
— Слушай, дядь Толь, а мне вот сейчас уже и за это стыдно стало. Ну... за то, что не был давно. Вот, ёлки-палки... — он закрыл глаза и, повесив голову, помотал ею из стороны в сторону. — И вправду стыдно...
Наутро Иван позвонил жене и сказал, что останется у дядьки ещё на ночку, что домой приедет третьего.