Бочарова Юлия - Третий глаз Ивана Петровича

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Бочарова
Имя
Юлия
Страна
Россия
Город
Москва
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2022 - XII интернет-конкурс
Тур
2

Иван Петрович Чугунков был обычным пенсионером. Среднее для его возраста здоровье (как он говорил, проснулся - и слава богу), однокомнатная квартира в хрущёвке на краю города, за плечами 40 лет стажа научным сотрудником в НИИ физики и 12 лет пенсии, умеренные политические взгляды, а в настоящем - полная свобода, бессонница и одиночество. Не то чтобы он был совсем одинок, но дети - сын и дочь - жили своими семьями и навещали старика лишь изредка, будучи погружёнными в свои ежедневные заботы. Жена Ивана Петровича умерла год назад. Первое время дочь Маша звала его жить с ними: и ему веселее, и квартиру можно сдавать, получая дополнительный к пенсии доход. Старик отказался от предложения дочери, чем, кажется, обидел её - и продолжил «коптить небо» в тех местах, к которым прикипел сердцем и которые любила его жена.
Наступила весна. Тротуары были залиты ручьями от таявших сугробов, плитка на дорожках в парке поднялась и раздвинулась от взбухшей под ней земли, на подсохших проталинах зажелтели первые цветы мать-и-мачехи.
Иван Петрович ходил с утра в поликлинику: уже несколько дней у него болела голова, причину не удавалось найти, - а на обратом пути пошёл через парк. Ему хотелось после долгой зимы подышать наконец свежим воздухом и погреться на солнце, которое щедро светило и обещало обновление жизни. Чугунков расстегнул верхнюю часть молнии на куртке и развязал шарф - и вдруг почувствовал новый приступ. Лоб распирало изнутри. Иван Петрович достал таблетку от давления и проглотил.
- Вам плохо? - спросила его молодая мама с коляской.
- Всё хорошо, спасибо, - ответил старик, вздохнул и пошёл домой.

Весь день старика что-то тревожило - он не мог понять, что именно. Казалось, он стоял на пороге чего-то важного, что полностью изменит жизнь. Иван Петрович позвонил дочери, узнал её новости: внук получил «5» по рисованию, летом они поедут в Карелию, всё отлично, как всегда. Сына Чугунков не стал беспокоить: тот отсыпался после ночной смены в «Метрострое». Написать бы ему в ватсап, чтобы перезвонил - но старик не дружил с техникой и предпочитал разговоры по-старинке.
Ночью Иван Петрович, как обычно, не спал. Он лежал в кровати и думал о жизни, о том, зачем он существует на свете, и почему окружающие его люди кажутся несчастными. Дочь всегда уверяет, что у неё всё отлично - а у самой глаза грустные. Приходит к нему, убирается, а потом засыпает на диванчике, словно у себя дома ей некогда отдохнуть. На разговоры не остаётся времени. Иван Петрович убирался сам, чтобы освободить дочь от хлопот - но та ругалась, что он делает не так - и переделывала. Сын Слава работал сутки через двое, в выходные дни спал, пил и смотрел сериалы, а в перерывах гонял на мотоцикле по весенним улицам. Он был почти в разводе, но продолжал жить в одной квартире с семьёй, пока они не нашли хороший вариант разъезда. Что с ним не так? Хороший парень, подавал надежды в точных науках, всегда помогал родителям. Вроде, не злой и не глупый. Почему его жизнь не сложилась?
Иван Петрович задремал под утро, а проснулся от яркого солнечного света. Он забыл с вечера зашторить окно. Старик встал и, не открывая глаз, побрёл в ванную умываться и чистить зубы. Чугунков включил воду в кране и провёл ладонью по щеке, решив, что седую щетину надо бы сбрить, пока лицо не загорело наполовину, только сверху. Иван Петрович открыл глаза, посмотрел в зеркало - и отшатнулся. Вода из крана попала на кафель, старик поскользнулся и упал.
- Не может быть, - сказал он сам себе. - Это спросонья.
Он поднялся, потирая ушибленный локоть, и снова посмотрел в зеркало. На его лбу красовался новый глаз, который двигался синхронно с двумя его обычными глазами, но недоуменно хлопал, разглядывая старика.
- Чёрт те что.
Чугунков потрогал глаз - стало больно, и глаз зажмурился.

В поликлинике, куда Чугунков немедленно побежал без записи, его осмотрел офтальмолог. Потом позвали хирурга, ортопеда, невролога, медсестёр. В конце концов сбежалась вся поликлиника - поглазеть на диковинку. Никто не пытался помочь старику. Его фотографировали на телефоны, просили похлопать глазом, посмотреть туда и сюда, напирали толпой, тыкали в глаз пальцами, желая убедиться, что тот настоящий. Иван Петрович отпросился в туалет и сбежал. Ему не хотелось ощущать себя, как в цирке уродцев.
Придя домой, пенсионер обвязал голову бинтом и стал думать, что же с ним случилось. Само по себе появление третьего глаза было удивительным, но ещё больше старика поразило то, что именно этот глаз видел. На его сетчатке запечатлевалась вся правда о людях. Потаённые желания, страхи, пороки и достоинства - всё, что окружающие скрывали от других, стало для Ивана Петровича кристально ясным. Новая способность испугала старика: слишком уж многое он увидел в толпе врачей.
Пенсионер отправился на кухню и стал готовить яичницу: ему хотелось отвлечься. Да и позавтракать он забыл - не до того было утром - так что желудок уже громко заявлял о своих правах недовольным урчанием.
Яичница шкворчала на сковородке. Третий глаз чесался под повязкой, и старик её снял. Глаз с любопытством оглядывал всё вокруг. Иван Петрович вдруг увидел, куда они с женой ещё в 90-х спрятали заначку, забыв о ней - и нашёл пачку не деноминированных рублей. На кухне он увидел, что хранится в коробках, лежащих на верхних ящиках.
- А может, и ничего, - сказал старик; он привык разговаривать сам с собой. - Жить можно.

Поскольку Чугунков был человеком науки, любопытство пересилило его скепсис, и он отправился на улицу - изучать новый дар. С собой пенсионер взял блокнот для записей. Лоб он прикрыл капюшоном куртки, чтобы не вызывать нездоровый ажиотаж среди граждан.
Во дворе было пусто - лишь один подросток гулял с собакой. Парень был задумчив и ни на что не реагировал, глядя в одну точку. Может, у него проблемы? Чугунков посмотрел на мальчика третьим глазом и увидел, что тот ни о чём не думает и не беспокоится, а слушает в наушниках песню группы «Крематорий».

Иван Петрович отправился дальше - ему надо было зайти на рынок, давно хотелось свежих бакинских помидоров.
- Вот эти, пожалуйста, - сказал он продавщице в белой шапочке.
- Для вас - как всегда, самые лучшие, - улыбнулась она и положила на весы выбранные покупателем краснощёкие томаты. Пенсионер приподнял капюшон и взглянул на женщину. У неё всё было хорошо: спокойно, ровно, безоблачно. Она чувствовала себя уверенной и никуда не спешила.
- Триста пятьдесят, - сказала она и сняла пакет с весов, кокетливо улыбаясь.
В этот момент Иван Петрович увидел, что она его обманывает.
- Вы ошиблись, - сказал Чугунков, всё ещё надеясь, что третий глаз с непривычки его подводит.
- С чего это вы взяли? - притворно удивилась она. - Начинается.
Пенсионер стоял против света, и продавщице не было видно, что у него на лбу. Третий глаз отчётливо видел её раздражение, скрываемое за слащавой улыбкой. К прилавку подошли двое покупателей, пощупали разложенные огурцы и редис.
- Давайте, не задерживайте очередь.
- Может, проверим ещё раз? - попросил старик.
- Совсем уже офигели! Я вас обманывала когда-нибудь?!
Иван Петрович опустил капюшон на лоб и ушёл, не взяв помидоры. Продавщица не ошиблась. Она врала и знала это. От расстройства пенсионер забыл написать в блокнот результат наблюдений.

Чугунков отправился в собес: его уже три недели гоняли за дополнительными «бумажками» для оформления бесплатной путёвки в Минеральные Воды. Взглянув на сотрудницу в окошке третьим глазом, пенсионер ахнул. Он вдруг увидел, что без этих «бумажек» можно обойтись - просто сотрудница ленива и некомпетентна, зря гоняет его, не желая читать новые нормативные документы и спрашивать руководство. Иван Петрович сказал ей это - и тут же нарвался на хамство.
- Мы для вас! А они ходят жалуются! Забесплатно им дают, нет бы…
Сотрудница хотела продолжить гневную речь, но увидела глаз на лбу пенсионера - и упала в обморок.
- Что случилось? - спросил кто-то из очереди.
- Старик вздорный, женщину ударил! Я видел! - ответили ему.
Кто-то позвонил в полицию. Иван Петрович ушёл, пока его не задержали.

Что же делать? Чугунков вспомнил про Машу и решил посоветоваться с ней. Дочь хоть и любила руководить, и не всегда слышала отца, но была на его стороне.
Прибыв к Маше, он застал её в домашних хлопотах. На плите кипел суп, угрожая залить плиту, младший сын Вова закатывал истерику из-за упражнения по русскому языку, которое уже третий раз приходилось переписывать, а старшая дочь Ира заперлась в ванной. Маша боялась, что та с собой что-то сделает.
- Па, привет. Разувайся, куртку сюда, - привычно распорядилась Маша, не замечая, что командует.
Иван Петрович сделал, как велено, и прошёл в квартиру. Первым делом он убавил суп, а затем пошёл к Вове, который стал рвать свою тетрадь. Старик посмотрел третьим глазом и увидел, что у внука дислексия - сложности с восприятием и написанием букв. Значки словно плясали в глазах у Вовы.
- Ничего себе, пляшут! - сказал Иван Петрович, подняв разодранные листы с ошибками в словах.
Внук посмотрел на деда удивлённо.
- Я говорю, буквы - как будто на вечеринке.
- Да, - подтвердил Вова.
- Опять разодрал! Да что ты будешь… Держи себя в руках! Как ты жить собираешься с такими истериками?! - закричала Маша, войдя в комнату.
- Не ори, - сказал Иван Петрович. - Я на тебя не орал, поди, в детстве.
- Со мной и хлопот таких не было, - парировала Маша. - Лентяй! Кому говорю, хватит рыдать! Сядь ровно и делай.
Иван Петрович рассказал дочери о том, что увидел.
- Если ты устала, давай я его к врачу свожу, - сказал он.
- Я сама успею. Всё в порядке. Пойду чайник поставлю.
Маша «надела» привычную улыбку, а отец смотрел на неё третьим глазом и видел, что та на грани нервного срыва. Дочь взваливает на себя непомерную ношу и не хочет этого видеть. В детстве он учил её самостоятельности - но похоже, Маша перегнула палку. Старик не закрывал лоб, но дочь не замечала новый глаз, будучи полностью погружённой в свои проблемы.
- Маш, я с тобой поговорить хотел. У меня такое дело…
- Слушай, а с Иркой поговори, пожалуйста! Она с утра бунтует: «В школу не хочу!»
- Ира! - мама постучалась в дверь ванной. - Дедушка пришёл. Заканчивай свои выкрутасы! Открывай немедленно.
Иван Петрович увидел через дверь, что девочку травили в новой школе, и поэтому она не хотела туда идти. Ира прогуливала учёбу, пока классный руководитель не позвонил её маме - и тогда конфликт перешёл в открытую фазу.
- Они дураки, - сказал дед в щель у двери ванной, - и завидуют, что ты умнее них. А травят - так они мстят, что всему классу двойки поставили за невыученный урок, а ты встала и ответила на «пять».
- А ты откуда знаешь?! - удивилась девочка.
- Выходи, Ириш. Давай чайку попьём. А с матерью я поговорю, чтобы перевела тебя в другой класс.
- Сейчас, умоюсь только.
Ира включила воду - и в этот момент пришёл с работы муж Маши. Старик сразу увидел, что он изменяет жене, устав от её командного тона и вечного недовольства. А Маша знала это, но закрывала глаза, боясь потерять мужа. Пытаясь заглушить правду, которая всё-таки пробивалась через психзащиты, Маша лишь сильнее психовала и «закручивала гайки» - а состояние её ухудшалось.
Когда Маша пошла провожать отца (так и не заметив третьего глаза), он аккуратно рассказал ей правду. Дочь вспыхнула, обозвала его и чуть ли не силой вытолкала за дверь. Она подумала, что такова плата за её старания быть сильной и скрывать проблемы - никому её не жалко. Вот и отец не боится ударить, добавив к её душевному грузу небылицы про мужа.

Расстроенный, с тяжёлыми чувствами, Чугунков отправился к сыну Славе. Тот был с похмелья и, увидев глаз на лбу у отца, буркнул:
- Ща, бать, - и убежал в ванную.
Там Слава включил ледяную воду и долго фыркал, сбивая хмель. Он решил, что это белая горячка.
- Нет, сынок, всё правда, - успокоил его отец.
Хотя как «успокоил». Это было настолько странно, что Слава долго не верил. Старик рассказал всё как было.
- Знаешь, бать, я бы на твоём месте не светился с этой штукой.
- Думаешь?
- Стопудово. Начнут исследовать - хорошо если тебя на запчасти не разберут ради эксперимента.
- Что же делать?
- Ты говорил, что завязывал бинтом. Если надо будет выйти куда - обмотаешься. На работу тебе ходить не надо, подозрений не вызовет, что ты в этом постоянно. А так сиди дома, смотри телевизор - и выясняй, кто из них врёт и насколько. Интересно, кстати, через телек это работает?
Иван Петрович хлопал третьим глазом и пытался понять, что творится на душе у Славы. Но у того отчётливо виднелись лишь удивление и остатки хмельного звона в голове.

Тем временем, видеоролики с Иваном Петровичем и его третьим глазом, снятые зеваками в поликлинике, распространялись по сети со скоростью пожара. Очевидцы клялись, что это не фейк. Когда Чугунков вышел от сына, на него набросились прохожие, требуя сделать селфи и бесцеремонно щупая его. Слава выскочил во двор и отбил отца, увёл обратно к себе.
- Я на диване сплю, - сказал он, - а тебе на кровати свежее постелю. Заночуешь.
- А как же твои? - удивился старик.
- К её матери уехали, - неохотно отозвался Слава. - Погостить.
Слава зевнул, потянулся и стал напевать легкомысленную мелодию. Но старик увидел, что творится в его душе. Жена любила его, но подала на развод, не желая терпеть пьянство. А Слава пил, потому что потерял смысл жизни. Таланты растрачены, надежды не сбылись. Копошится под землёй, как червяк. Каждый день - как день сурка. У Ивана Петровича сжалось сердце. Он не мог дать сыну новый смысл - тот должен был найти его сам.
- Бать, а чё ты видишь про меня этим глазом? - поинтересовался Слава, доставая свежую простынь для отца.
- Что ты справишься, - соврал Чугунков.
Вернее, он не совсем соврал - это было его пожелание сыну. Слава улыбнулся и пошёл курить на балкон.

Всю ночь Иван Петрович вертелся в постели и мучился вопросом: зачем ему открылся этот дар? Или проклятье. Люди не хотят знать правду, которая делает им больно. Его самого открытие тайн лишь разочаровывает. Пять лет он ходил к одной и той же продавщице на рынке - и вот поди ж ты, всё время его обманывали. Дети глубоко несчастны, а не просто устали или временно хандрят. А как он им поможет? Какой толк от того, чтобы знать правду, но не иметь возможности ничего изменить?
Старик не спал до утра. С восходом солнца он встал, оделся и, оставив сыну записку, отправился домой - пока на улицах и в транспорте было пусто.

Выйдя из автобуса на своей остановке, Чугунков увидел полного мужчину, который спал на сиденье, развалившись и странно раскинув руки. Его лоб и волосы были мокрыми. Люди, ожидавшие автобуса, сторонились, считая толстяка бомжом или пьяным. Ивану Петровичу хватило одного взгляда, чтобы понять: человек умирает. Причину его состояния он понять не смог и стал тормошить толстяка, хлопая по щекам. Старик полез в его рюкзак, надеясь найти лекарство. Люди косились на него, а парень, который был посмелее, сказал:
- Не стыдно? Старый человек, а роетесь по сумкам.
Старик не стал объяснять. Парень схватил его за руки и в ответ на сопротивление повалил старика на землю. Из рюкзака выпала диабетическая книжка. Иван Петрович понял.
- Конфеты есть у кого? - закричал он. - Он умирает. Гипокликемия! Надо срочно что-то сладкое.
У одной девушки нашёлся «Сникерс», который она взяла в дорогу вместо завтрака. Парень позвонил в «Скорую». Про Чугункова все забыли, сгрудившись вокруг толстяка. Старик отряхнулся от пыли и ушёл.

По пути к дому пенсионер почувствовал сильную усталость. Он зашёл в круглосуточную аптеку и купил лидокаин. Хирургические нитки и игла были у него дома в аптечке - остались от жены, работавшей медсестрой.
Зайдя в свою квартиру, Иван Петрович сразу отправился в ванную. Он помыл руки, протёр веки третьего глаза лидокаином и антисептиком и стал зашивать их, осторожно стягивая кожу. Глаз заплакал. В дверь позвонили.
- Как не вовремя… - посетовал старик, наспех обмотал голову полотенцем и пошёл открывать дверь.
На пороге была дочь.
- Па, почему ты не сказал?! Мне сейчас Славка звонил…
- Я собирался.
- Прости. Я как всегда, замоталась, не вижу ничего дальше носа. Покажешь?
Она потянула за край полотенца. Отец придержал его, но дочь уже успела увидеть нитку и иглу.
- Ты что делаешь? Зачем?! - воскликнула Маша.
- Одно расстройство и вред от него.
- Ты не прав. То есть был прав, но вчера. Я боялась увидеть всё как есть. Но ведь так нельзя? Рано или поздно, если бодро шагаешь как слепой - попадёшь в катастрофу. А я не хочу. И для своих детей - тем более. Я почитала про дислексию - похоже, ты прав. А я Вовку мучила, думала, он не старается. А дочка… Почему она мне сразу не сказала?
- А что бы ты ей ответила? Что она должна быть сильной бороться с людьми, которые её терпеть не могут? А зачем? Это как сидеть в разъедающей кислоте, считая это борьбой за свои права. Иногда мудрее понять, что это не твоя среда.
- Ты прав. Надо же…
Они помолчали. Маша прикоснулась к коже на лбу отца, рядом с третьим глазом. Тот испуганно заморгал.
- Не зашивай, пожалуйста. Если это тебя не сильно нагружает. Я разучилась видеть всё как есть - теперь надо заново учиться, чтобы что-то решать. А пока ты мне будешь…
- Рубить правду-матку?
- Типа того, - улыбнулась Маша. - А там, глядишь, и мои глаза научатся. Славка - он тебе не сказал? - воодушевился и к жене поехал с утра. Говорит: «Не знаю, примет ли, но кажется, я нашёл смысл жизни. И он - в них». А ещё говорит: «Я дебил, как можно было это не видеть?»
Маша повела отца на ванную снимать шов.
- Я «Скорую» внизу увидела - боялась, что к тебе.
- Наверное, к мужику на остановке.
- Что случилось?
Иван Петрович рассказал об утреннем происшествии.
- А говоришь! - воскликнула Маша. - Ты человека спас. Да и нас со Славкой. Па… Я не знаю, как сказать…
Иван Петрович скосил освобождённый третий глаз на дочь и увидел, как сильно она его любит. Старик обнял её и заплакал. Такого тепла и доверчивости он не видел уже лет 30, с тех пор как Маша стала подростком.
«Пускай остаётся, - подумал он про третий глаз. - Значит, есть смысл. Значит, ещё поживём».

КОНЕЦ