Филиппова Анастасия - Золотая ниточка

Моё тело стало старым, постепенно ссыпающимся в кучку трухи пнём, в стволе которого поселились вечно копошащиеся, кусачие мысли, и, хотя внешняя моя сторона являлась вполне приличной персоной, я чувствовал войну своих внутренностей во имя оставшихся не тронутыми этим термитником кусочков меня. Я совсем не роптал и никому не плакался, поэтому считал, что имею полное право не приравнивать свою личность к нытикам, к которым испытывал сильное отвращение. Шёл, привычно вперившись в асфальт. Сутулое моё туловище склонялось к нему, как ветви ивы, тянущиеся к реке, а в центре висел какой-то камень: наверное, именно в этом месте стоял увесистый трон термитной царицы.
Спокойствие и апатия стали моими вечными спутниками после смерти отца. Пока старшина в армии учил нас правильной респирации при прицеливании автоматом Калашникова, папа учился правильной респирации под аппаратом ИВЛ. Я воевал с вымышленным противником, а мой отец – с самым настоящим, с которым все мы столкнёмся лицом к лицу в конце пути. Я выпросил отпуск – попрощаться, но не успел. Он скончался.
В армию вернулся в мрачном настроении: хотя наши отношения и не являлись верхом совершенства, не существовало человека, которого я считал приятелем лучше.
После армии всё совсем покатилось к чертям. Не получилось окончить училище, в котором я потратил пять лет, пытаясь получить специальность повара: натянутые нервы привели к истощению всех моральных сил, и я, поторопившись, покинул его стены. Потом не получилось устроиться в нормальное место, а пахать сутками, получая копейки, не очень вписывалось в мои планы.
Мать начала пить, и квартира потонула в неоплаченных счетах. В ней стали появляться неопрятные персоны неопределённого пола – пили вместе. Естественно, меня это не устраивало совершенно: я стал препятствовать этим встречам, но сильная вспыльчивость, характерная мне, увеличила количество неприятностей ещё втрое. Выставляя этих сомнительных элементов прочь, я перестарался с воспитательными нравоучениями, и поломал человеку челюсть. Тот пошёл искать помощи у полиции, поэтому я почти отправился в не слишком приветливые помещения российской тюрьмы, но, к счастью, этот товарищ наплутал в сведениях в попытке отвоевать у меня сумму в качестве моральной компенсации, так что я остался на воле с условным сроком. Но о хорошей профессии оставалось теперь только мечтать.
Это привело меня в совершенное уныние. Я шёл по улице мимо реки и нешуточно помышлял о своём кратковременном полёте. С моста. Но в тот вечер решил ещё чуть-чуть повременить: всё-таки человек – существо, верящее в перемены к лучшему. Я решил вернуться в квартиру.
Улочки хлестало осенним ливнем. По пути мне встретилось маленькое чёрное существо с окоченевшими от ветра и слякоти лапками – собака. Тихонечко поскуливая от усталости, она пыталась стащить остаток сосиски из мусорного бака, но никак не дотягивалась. Это меня расстроило и рассмешило одновременно. В самом слове "собака" скрывалось что-то необычно звонкое, чего давно не было в моей жизни. Захотелось отдать ей все сосиски в мире, и после недолгих колебаний я забрал её домой.
Она стала моим личным кусочком ласкового солнца: никого, кроме меня, не признавала и не подпускала на километр, гоняла всех соседских собак, даже если те были в три раза больше неё, приносила мне пойманных голубей – в её небольшом тельце скрывалась душа истинного охотника и бродяги, но, завидев меня, этот хищник вилял хвостом и сменял оскал на добродушную улыбку, гонялся за моей рукой, играя. Я долго придумывал ей имя, но она так и не пожелала отзываться ни на какое, кроме как на слово "собака". Так я её и назвал – Собака.
Вечерами мы закутывались в одеяло и смотрели в окно, где капли дождя оставляли следы на слегка запотевших окнах. Ночью мне было тепло: она всегда ложилась рядом, забавно укрывалась одеялом и клала голову на подушку, подражая человеческим повадкам.
Мне нравилось гулять с ней. Свободолюбивая, она не терпела поводка, а намордник я не покупал, потому что Собака была слишком умна и, к тому же, мелка, чтобы навредить людям.
Так жили мы три года: я и моя любимая собака.
Как-то вечером мы шли по привычному маршруту, но из переулка внезапно вылетел мотоциклист. Пьяный, наверное, потому что он наехал на Собаку, и не то, что не остановился, а будто специально проехал несколько метров, протащив её по асфальту. Она вскочила, и, оглушённая неожиданностью, понеслась непонятно куда со всех ног. Мотоциклист, грохоча, скрылся. Я, в свою очередь, торчал посреди дороги, раскрыв рот, и не мог сдвинуться ни на миллиметр, поэтому остался один.
Постепенно я справился с шоком и понял, что мне не стоило стоять истуканом, потому что я потерял питомца. Я пошёл в ту сторону, в которую она умчалась, но нашёл там только пустоту. После отправился искать её по всем направлениям, какие только существовали: проверил все переулки и аллеи, посмотрел во все открытые ворота, калитки, светил фонариком в отверстия подпольных помещений и мешал спать кочующим кошкам, пара которых поцарапали меня.
Я понял, что потерял её совсем. Впервые мне стало настолько страшно, что пот потёк рекой. Страх рисовал внутри меня картину, как маленький скулящий комочек чёрной шерсти с переломанными ключицами просит пустоту о помощи, а я совсем не понимаю, как её найти. Мир померк. Я начал плакать и впервые – молиться.
Она не просто Собака: она – весь мир, воплощённый в живом существе. Она стала моей семьёй, потому что после смерти папы я остался почти совершенным отшельником. Если перестанет существовать Собака, со мной останется только мой личный кусачий термитник, и всё на этом. Я сел прямиком на асфальт.
И тут начали стучаться мысли – но не привычные, копошащиеся, а какие-то светлые, необычные. Я подумал, что Собака была мне подарком судьбы, и не зря я нашёл её тогда, в тот момент, когда собирался уже распрощаться с жизнью, что, может быть, это была золотая ниточка, брошенная кем-то добрым мне сверху, чтобы я не заблудился в том лабиринте, который проточили рабочие термиты внутри моей головы. Может быть, она послана мне, чтобы появилась жизнь, о которой я должен заботиться. Может быть, если бы не Собака, то на следующий день я не прошёл бы мимо реки. Я подумал обо всём этом, и сразу же появилась потребность искать свою любимицу дальше. Я вскочил и побежал, как полоумный. Несколько часов я бродил, пока совсем не стемнело, и только тогда разрешил себе вернуться домой.
Стемнели и мысли. "Тупица, – впился в меня противный шепоток, – решил, что кому-то не всё равно, мёртв ты или нет. Считаешь, что высшим силам интересно твоё существование? Умора". Я снова расплакался.
Но вдруг я услышал лай. Лай Собаки. Она была цела, как я выяснил на следующий день в ветеринарной клинике, если не считать одного ушиба. Моя любимица, видимо, выбралась из того укрытия, которое выбрала себе после удара, и ждала меня во дворе.
На несколько часов я выпустил из рук свою золотую ниточку, и этого могло бы хватить, чтобы навсегда погрязнуть во мраке, но есть всё-таки кто-то, кому очень хочется, чтобы я не забыл, что нужен ему, нужен судьбе, нужен Собаке, нужен, может быть, человечеству. Я могу всё исправить, улучшить. Я помогу окружающим и себе помогу.
Видимо, есть всё-таки кто-то, кому очень хочется, чтобы я не забыл. И я обещаю, тебе, слышишь? Что больше уже никогда не забуду.