Фатин Фёдор - Волки

Берта была на сносях. Третьим, последним теперь уже, наверное, ребёнком. Событие в немецкой семье радостное, благочестивое. И она, и муж Филипп, оба были веры евангелической. Глубоко верующие, трудолюбивые, сильные работой и семьёй.
В то утро было какое-то тягостное предчувствие. Ещё ночью Берте приснился дом из детства. Во сне была бабушка Лидия, по отцу, дородная такая, пышная немка. Она сидела на веранде, прямо на входе и сложив руки на белоснежном подоле, смотрела на Берту, что развешивала бельё на провисших верёвках. Рядом вертелся вездесущий «подхалимажный» и добрый пёс Рекс.
Лидия вдруг хлопнула в ладоши и, не вставая со стула, крикнула Берте:
- Бог дал, Бог взял!
На этом сон и оборвался, внеся неприятное ощущение в это морозное заснеженное январское утро.
Проводив в сенях мужа на лесозаготовки, Берта начала прибирать по дому.
Филипп работал далеко, в тайге, работа была тяжёлая. Валить лес приходилось почти вручную. Обед ему прямо на просеку Берта возила на санях вместе с детьми. Оставлять их одних дома никогда не решалась. И Хельмут, и Ирма были детьми подвижными, любопытными и не сильно послушными. Хельмуту было почти четыре, а дочке Ирмочке уже скоро два, и она довольно-таки прилично бегала уже и разговаривала раздельно и много.
Сон до обеда успел выветриться. Берта вытащила из печи горшок с картошкой, обернула его старательно тряпкой, отрезала ломоть хлеба и положила к нему несколько шайб сала с красивыми мясными прожилками.
- Хелли, Ирма, «цу мир»!
Сорванцы прискакали сразу. Стояли, улыбаясь, тут как тут. Будто сто лет тут были, ожидая команды одеваться.
Ездить с матерью в тайгу они просто обожали. Несмотря на малый возраст, катание на санях вызывало у них одни восторги и смех.
- Одевайтесь, одевайтесь!
Берта чуть заметно улыбнулась.
- Вижу, что заждались! Едем к папке! Давайте быстрее! Хельмут, варежки не забудь. Сестру я сама одену.
Все собраны. Осталось только запрячь Феникса.

В дороге к Филиппу было весело. Дорога была довольно-таки широкой. Солнце бежало за санями, мелькая где-то вверху меж сосен. Хельмут поминутно баловался, вытаскивая руку и стараясь задеть ей сугроб, снег пухло разлетаясь, серебристой пылью накрывал всех троих. В санях было весело.
Берта шутливо бранилась на сына, но сама была рада близости и шутливому веселью малышни. Ирма жалась к маме. Берте нравилось это ощущение. Она чувствовала себя единственным существом, кто может полностью защитить дочь.
Феникс легко бежал, важно помахивая хвостом.

Филипп выглядел уставшим, но детям улыбнулся, поднял на руки Ирму, поцеловал. Потом с аппетитом поел, почти не разговаривая.
Берта с нежностью и жалостью смотрела на мужа. Работа у него была тяжёлой, опасной. Вон, третьего месяца, мужичка с соседней улицы деревом прибило зараз. Душа, говорят, мгновенно отлетела. Даже не мучился.
В деревне и русских много жило, и немцев. Какая-то русско-немецкая деревня была здесь. Но жили дружно и в чистоте.

Наскоро попрощались. День в тайге короток, раньше выедешь, быстрее дома будешь.
Филипп помахал отъезжающим саням, развернулся к семье спиной и заспешил к товарищам, что уже лениво махали топорами.
Берта уселась поудобнее. Дорога была знакомой и ровной.

Волки появились внезапно. Шестеро крупных, сильных хищников.
Они потихоньку, будто разминаясь, побежали за санями.
Берта, пока ещё спокойная Берта, хлестнула по крупу Феникса.
Волки, будто с цепи сорвались.
Погоня. А скорее охота волков за лёгкой добычей, что в санях. Слабая женщина и двое малолетних детей.
Вожак легко прыгнул в сторону и побежал с левой стороны, сокращая расстояние с Фениксом.
Испуганный мерин спешно перешёл на рысь.

- Господи! Святая Мария! Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь помогите мне!
Берта закричала на всю тайгу. Ей так показалось. Крик утонул в ближайших соснах, с лап мягко начал падать снег, мгновенно исчезая в сугробах. Тайга её понимала, но безучастно наблюдала, не имея возможности помочь или просто что-то изменить. Всё происходящее шло по её законам.
Берта была одна. Одна против стаи сильных, хорошо организованных хищников, в глазах которых, даже из саней, когда Берта оглядывалась, было видно хладнокровное желание убивать.
Берте казалось, что и снег под их крепкими лапами хрустит, как режет:
- Рвать! Хрясть! Хря-ть! Хря-ть! Рва-ть! Рва-ть!
Берта больше не боялась. Её обуял ужас, её колотило и трясло. Она уже чувствовала всю бесполезность этого бегства. Страх сменился кошмаром, кошмаром явным, нескончаемым. Ужаснее картины и представить себе было нельзя.
Несмотря на сильную лошадь и почти порожние сани, волки явно догоняли.
Вожак бежал сбоку. Сильный волк с густой лоснящейся шерстью, упитанный, дородный, как немецкая овчарка, но со стеклянными глазами и недвижной, совсем неподвижной, чуть приоткрытой пастью.
Ни один из волков не смотрел на Берту. Они смотрели только вперёд, на круп Феникса. А конь, будто чувствовал, нет даже не чувствовал, знал, он, конечно, знал свою участь. Стоит только притормозить, споткнуться, стоит только оглянуться!
От этих зубов спасения нет. От этих беспощадных убийц не уйти никому!
Сани легко подпрыгнули на какой-то кочке. Но этого хватило, чтобы Хельмут нелепо подлетел в воздухе и с визгом кувыркнувшись через растопыренные руки Берты, полетел на дорогу.
- Не-е-е-е-е-т! А-а-а-а-а!
Берту заколотило ещё сильнее. Охрипший голос превращался в безудержный плач с проклятиями и молитвами вперемежку. Остановить же коня не было сил. Это было бы подобно смерти!
Она видела, как один из волков, увернувшись от летящего на него кричащего кулька в нелепой шубе, резко остановился и легко побежал назад. Она даже ещё видела эти два пятна у края дороги среди белоснежной девственности тайги. Волк склонился над неподвижным Хельмутом, но не трогал. Видимо нюхал, но не кусал, не рвал, не ставил на сына лапу.
Берта посмотрела на вожака. Он отставал. Волки бежали чуть медленнее. Берта сильно стеганула Феникса.
- Милый! Майн шатц, хильф мир! Ну же!
Феникса подгонять и не нужно было. Он спасал свою жизнь, он знал сколько стоили сейчас секунды.
Берта понимала это. Она думала о том, что или кого спасает она?
Как она ещё умудрялась думать?!
Хельмут лежал где-то там, позади, на обочине. Она даже не знала, - живой ли?
Маленькая Ирма тряслась от страха у её ног. Она даже не плакала, что удивляло Берту. На самом деле она всегда плакала, будь то каприз или неудачное падение. Сейчас же просто тряслась непрерывно.
Наверное, страх сковывал всё, что было в санях.
Краем глаза она увидела, что вожак не просто уже догнал их, он уже был чуть впереди. Ещё метра три-четыре, и он сможет броситься наперерез.
Феникс дёрнул сани влево, как бы отгоняя вожака от саней и себя. Волк ловко увернулся, но левым боком всё равно прошелся по сугробу и замедлился. Но спустя короткие мгновения снова набрал скорость.
Теперь он бежал осторожнее. Дыхание было ровным, глаза по-прежнему оставались безучастными, стеклянными. От его глаз веяло смертью.
Берта сжала губы. Слёзы текли ручьём, но ветер сбивал их со щёк, она не чувствовала ни пальцев рук, сжимавших поводья, ни мокрых от слёз волос, вылезших из-под платка.
Время перестало существовать. Берта стояла в санях, за ногу внизу её держала малолетняя дочь, её маленькие пальцы, казалось, мёртвой хваткой держали единственную ту, кто может её защитить на этом свете. Маму, мамочку!
Волки приближались. Берта слышала и дыхание уже уставшего, изнемогающего Феникса, и их, по-прежнему, ровное, мягкое, страшное дыхание.
Ирма вскрикнула. Берта коротко посмотрела вниз. Дочери трудно было уже держаться. Маленький ребёнок терял силы. В санях было почти уже пусто. Сквозь треснувшую доску на дне, Берта не видела, но чувствовала снег и пустоту. Пустоту исчезающего на глазах мира.
Ей вдруг показалось, какая-то сторонняя мысль пришла в голову, страшная и дикая, но пришла же, не обошла её стороной. Ну вот толкни она сейчас дочь, высвободи она ногу, и всё сразу разрешится. Волки отстанут, теперь точно отстанут.
Берта перехватила поводья правой рукой и левой провела по животу. Там, в глубине за жизнь сейчас сражался ещё один невольный участник этой трагедии.
«Мальчик или девочка?» Берта подумала, что, если она спасёт хотя бы его. Или её? Назовёт обязательно девочку Христой, а, коль мальчик будет, Кристианом.
Боже милостивый! Спаси и сохрани! Святая Мария! Спаси и убереги! Убереги от мыслей таких!
Она пошевелила ногой. Ирма внизу вцепилась ещё сильнее.
- Нет, нет, нет!
Она представила на секунду, что видит даже, как Ирма вылетает малюсеньким кулёчком из саней, как волки бросаются к ней. У Берты помутнело в голове.
- Н-е-н-н-е-е-е-е-т!
Вожак повёл от неожиданности ушами. Он слышал крик, не понимая ни его значения, ни раздумывая об адресате.
Сани были совсем рядом. Сейчас вожак прикидывал, рассчитывал силу прыжка. Нужно было не просто прыгнуть и увернуться от тяжёлой ноги коня, но ещё и вцепиться, сразу же, с первой попытки.
Берта качнула головой. Ноги немели, нужно было уже что-то предпринимать, сил оставалось на считанные секунды.
Нужно было решаться…

Тайга вздрогнула.
Тайгу разорвало выстрелом. Настолько неожиданным, что даже солнце, проглядывающее сквозь вечные ели, мигнуло и дёрнулось, убегая назад.
Сначала среагировал Феникс. Конь дёрнулся, сильно рванул, чуть не поломав оглобли и припустил чуть ли не зигзагом.
Тут же тормознули волки. Вожак поднял морду вверх и зарычал.
Берта прижала Ирму к ноге и сглотнула холодный воздух.
Впереди показались другие сани.
Какой-то мужик стоял впереди с ружьём, поднятым к небу. Ремень безвольно болтался. Лёгкий дымок поднимался в морозном воздухе.
Феникс сбавил скорость.
Берта безвольно упала на пол и обняла Ирму. В голове мешались звуки, снег, зловещая недавняя мысль. Она обняла дочь и заплакала.

Через час нашли Хельмута. Живого и невредимого. Никто до сих пор не понимает, почему его не тронули волки. Он шёл вдоль обочины в распахнутой шубке и ревел на всю тайгу. Увидев приближающие чьи-то сани, сел на дорогу и заревел еще пуще.

Берта была благодарной женщиной. Феникс с тех пор получал самые лучшие корма, чистила его она теперь всегда сама, что-то приговаривая коню на ухо. Феникс хитро фыркал и дёргал поминутно упругим ухом.
Ту мысль, ту страшную, постыдную, до всей глубины греховную мысль, Берта до сих пор гнала от себя.
Через четыре месяца она родила мальчика. Назвали его Кристианом.
Мысль та, её фантомный двойник, приходила к ней и напоминала о себе чаще всего полными лунными ночами.
В груди от этого кололо и ныло.
В такие ночи Берта долго стояла у окна, крестилась, шептала что-то себе под нос, потом тихо кланялась и снова ложилась спать.

Август, седьмое, 2022 года, Трир.