Коридоров Эдуард - Отдушина

* * *
Ожила, отогрелась синица в руке.
Нету счастья и нету смиренья.
Выплывает, как Стенька по Волге-реке,
Самозваная песня сирени.

Это пьяный мотивчик, шальная струна
В стылом гимне, что миром владеет.
Так нарвите сирени, подайте вина -
Тело плачет, душа молодеет!

Продирается из ледяного нутра,
Колосочком пронзает бурьяны
Это дикое увеселенье Петра,
Это злое моленье Ивана.

Все, чего тебе мало, чего c тобой нет,
Вдруг случилось - и рядом как будто.
Это к бунту козацкому тянется след
От стрелецкого гиблого бунта.

Это к трупам опричнины тянется смрад
Петербургской болотины мертвой.
Где сирень, там наш рай,
Где сирень, там наш ад,
Кубок яда из доброго мёда.

Ты же русский, ты знаешь, налево пойдёшь -
Заплутаешь и голову сложишь,
А направо пойдёшь - ничего не найдёшь,
А найдёшь - отказаться не сможешь.

Ты же русский. Живи однова, не старей.
Все равно в дураках оставаться.
А под сладкую песню сирени стыдней
И бесстыднее жить самозванцем.

ОТДУШИНА

Свечка веры потушена,
Воздух выпит. И вот
Разевает отдушина
Ненасытный свой рот.

Зев, неправдой оплавленный,
Источающий смерть,
Словно набок поваленный,
Туго скрученный смерч.

Ты поверишь в спасение,
Ты приникнешь к нему -
Он утащит последние
Твои силы во тьму.

Втянет Родину, женщину,
Честь, как горстку монет,
Круговое движение
К жерлу вечного "нет".

Отшатнешься - останется
У тебя на устах
Привкус выжженной старости,
Обескровленный страх.

И придётся в блевотине,
Смраде, страхе, крови
Жить безродным на Родине
И любить без любви.

* * *
Тяжёл кленовый лист. Задумчивому ветру
Невмочь расшевелить многоэтажье крон.
Вышептываешь с ним орнаменты имён,
Выпутываешь их из паутины света.

Зелёный летний день, никто и звать никак,
В траве уснувший бомж, зовут его зовуткой,
Прикинется дождем, вороной, незабудкой
И кленами вразлет, и клёнами вразмах.

Ах, милый друг, по нам не плачут небеса,
Кукушка не молчит и не хлопочет ворон.
Июнь навеселе, июль забвенья полон,
И август не звонить просил и не писать.

Вот это, милый друг, и остаётся с нами:
Безвременье, покой и тихий шум листвы,
Как шум морской волны. Ни живы ни мертвы,
Трепещут имена, сплетаются в орнамент.