Ковалев Константин - Аромат сирени. Рассказ

Аромат сирени. Полесский полонез
Посвящается самым лучшим женщинам в мире — женщинам-матерям…

Белая. Белая она, светлая, как Беларусь, — прекрасная.
Белая рубашка, белые кроссовки, даже носки белые были на нем. Такой
уж у него образ и стиль жизни, что воспитала столица. Каждый день был в
новых рубашке и носках.
Уснов снял крышку с контейнера с творогом, таким же белым, и
попробовал споймать рассыпчатые белесые кусочки маленькой вилкой,
которую купил еще год назад в столице. Насадить. Такая вилка десертная. Но
есть до конца не стал.
Откусил, немного пошевелил, прижал к нёбу языком. Отпало. Наложил
на зубы, надавил ими, мягко так — и почувствовал, как легко дробятся
капельки творога. Они налипли на зубы, как клей, и оставались там.
Уснов сидел на берегу реки, но был так утомлен за неделю, что сразу
даже не обратил внимания на окружающую красоту. Он еле доехал сюда. И
замечал лишь голоса детей, плюхающихся неподалеку в реке.
— Мама, мама! — кричали они, бултыхаясь, — мы купаемся, смотри на
нас!
— Хорошо, только осторожно мне, — приговаривала встревоженная
мать-полешучка.
Был конец недели, пятница. Уснов приехал на берег реки немного
отдохнуть от кабинета, побыть ближе к природе. Он много времени проводил
за компьютером. И собирался привести мысли в порядок.
Река Вулейка, или, как он любил ее называть еще, Амазония,
переливалась синеватым оттенком небес. Но все же не такого цвета, как ее
глаза. Немного темнее была сейчас. Она же давно стала воплощением всего
самого светлого, трепетного.
Солнце уже потихоньку садилось, и это вызывало умиление. Вулейка
никуда не спешила, ее течение было таким легким, а где-то далеко мягко гудел
самосвал. По трассе на Словечно. И было в этом гуле что-то такое родное,
знакомое с детства.
Он мечтал — и одно из его мечтаний сбылось. Полесье. Великореченск.
Амазонка. И главное — она. Здесь встретил ее и влюбился. И, хоть любовь
оказалась безответной, всё равно был счастлив. Потому что мог видеть ее.
Самую лучшую в мире девушку.
Уснов ощутил запах сенокоса. А до этого какой-то шмель прилетал.
Видимо, привлекла рубашка белая. И такой настырный. Что-то все выведывал.
— Блин, так тепло, — сказал кто-то из шпаны, шагающей по тропинке
мимо Уснова.
— Не прыгай! — где-то вдалеке кричала чья-то мать.
Приближался вечер. Уснов встал и подошел к обрыву. Потянулся и
посмотрел на реку. Красивая, как настоящая Амазонка. Такая же глубокая и
тонкая. Своеобразная, непохожая на других. Джулия.
Вписывается в этот пейзаж мягким и замедленным своим ходом. Тихим
течением.
Похолодало. Стал поддувать ветерок. Вдали кто-то взболтал воду в
реке — плюх-плюх-плюх, — нагоняя волны.
До него доносились детские голоса:
— Я боюсь!
— Скажи, она теплая!
— Холодная! А-а-а-а! Вау!
Уснов еще не оправился от сегодняшнего, но понимал: день удался.
Однако счастья не ощущал. Оно забилось куда-то в темный угол. Так как
болело все тело. Что-то слегка поднывало. Ему никак не удавалось
расслабиться.
Пел соловей. Он так щебетал здесь! Уснов сидел в своей белой рубашке,
вытянув одну ногу вперед, а другую подобрав под себя. Хотел написать ей
сообщение в соцсети, но передумал.
Пусть побудет один на один со своими делами. С сыночком дома. Ей
тоже нужен покой. Она же именно поэтому и оборвала прошлые отношения.
Такая девичья душа. Может, если бы полюбила, то ни на минуту не смогла бы
оторваться. И они бы почаще проводили время вместе.
Получается, что он, наверное, был героем не ее сериала или романа.
С берега Амазонки снова неслись писклявые детские голоса. Дети играли. Брызги от водных танцев долетали даже до обрыва, около которого
сидел Уснов. Он посмотрел вверх, на зеленый куст. Немного правее было
видно, как в реке утопает солнце. Садится. Комары, вслед за шмелем, который
до сих пор здесь летал, словно проводя контрольную проверку, начали свое
танго. Вечернее танго. Или вечерний полесский полонез.
За то время, что Уснов находился здесь, комары еще не успели надоесть.
Они кружили тут и там. Звенели около ушей. Так тонюсенько. И приходилось
постоянно хлопать по лицу, хорошо хлопать, чтобы не мешали мечтать.
Лезли даже в брови. Вот правда — не в одну бровь, так в другую.
Их становилось слишком много. Проникали в нос, глаза, рот,
бакенбарды. Как и муравьи, что ползали по его вещам. А чуть левее, ближе к
Амазонии, летала стрекоза. Он хотел сфотографировать ее и отправить в
соцсети Джулии.
Но почему же она именно вечером прилетела?
Он стал вспоминать сегодняшний день. Где-то вдалеке куковала
кукушка. Уснову не хотелось мысленно возвращаться к прошлому и думать,
сколько кому предначертано.
— Все будет хорошо, — сказала она напоследок, когда Уснов запирал
дверь и собирался домой.
Она тоже тогда собирала свою маленькую сумочку.
Уснов был оптимистом, поэтому не хотел думать ничего дурного. Но
понимал: так говорят, когда не знают, что сказать, чтобы успокоить человека.
Соловьи пели все громче. Комары снова заплясали над его ухом, и один
примостился-таки около брови. Вот негодник, нашел место…
Ужас! Лупанул по нему Уснов и не оставил никаких шансов. Растер то,
что осталось, — по пальцу. А соловьиные трели не прекращались, летели со
всех сторон. Казалось, что здесь уже собрался целый ансамбль певцов. И кому
это они так напевают?
«Вот бы Джулия сейчас была здесь», — подумал Уснов. Она же любит
природу и была бы очень довольна. Но с ним ли она бы хотела этого…
Наверное, нет…
С Джулией они встретились еще около входа. Чуть не столкнулись
лбами. Уснов скорее сделал шаг в сторону, чтобы не наскочить на нее. Боялся.
Стеснялся. Ибо не привык.
— Привет.
Потом он задержался в коридоре — и снова так случилось, что уже на
проходной они оказались рядом. Проходная была без автоматики,
приходилось записываться лично. Самообслуживание.
И тут их взгляды снова встретились. Вот как бывает. День начинался с
Джулии. Разумеется, настроение поднялось. Такой легкий день. Полесский. И
рядом стояло его самое нежное и ласковое счастье. Смысл жизни.
— Теперь распишемся… — сказал он шутя и тут же уточнил: — В
журнале прибытия.
Вдвоем подошли к канцелярскому столу и по очереди поставили
подписи под своими фамилиями. Так необычно получилось. Она расписалась
ручкой и, слегка улыбаясь, вышла.
Уснову на своем стуле не сиделось, и он решил снова подойти к Джулии. Вчера он признался ей, что, когда они вместе, он словно лечится,
что она будто бальзам для его души. Хорошо, что девушка поняла и разрешила
заходить в гости. Уснов присел на стул рядом с ней. Сама же Джулия сидела в
мягком кресле спиной к окну.
Ее золотистые волосы походили на водопад. Такие нежные. Она могла
заложить их за ушко, закрутить в узел или попробовать какую-нибудь еще
неизвестную ему прическу. Но что бы Джулия ни творила со своими волосами,
Уснову нравилось.
Благодаря этой полесской красавице он был на седьмом небе от счастья.
Их взгляды встретились. Они сидели близко. Так близко, что у Уснова
стало что-то разгораться внутри. Словно кто-то чиркнул спичкой и долго
держал ее. Огонек был маленький. Однако единственный во мраке. Вспышка!
Интересно, а что думала она?
Ее глаза. Большие, голубые, бесконечные и чистые, пытливые и немного
порочные (в хорошем смысле), подкорректированные жизнью. Однако это не
смогло склонить ее на темную сторону. Наоборот, Джулия смогла удержаться
и пережить всё. Хотя очень обижена.
Уснов спросил какую-то мелочь. Он искал темы для разговора и поэтому скакал с одной на другую. Решил, что следует вернуться к их вчерашнему разговору. Найти там, где потерял.
— Как тебе сегодня спалось?
— Хорошо, спасибо.
— Ты же легла в два часа?
— Однако я хорошо спала. Обычно мне снятся плохие сны, о том, как
мы с ним ругаемся, но на этот раз я чуть не проспала. Не хотелось открывать
глаза. В половине восьмого проснулась — и ну быстренько собираться. Ведь
нужно было успеть.
Джулия вставала рано. Ибо она сама была как утро. Утро не могло
проспать само себя… Она была словно начало дня, общее начало чистой и
светлой, необъятной и бесконечной жизни.
Доброго утра, пробуждающего хорошее в каждом из нас!
Утра, которое возникает с первым лучом солнца, лесными птицами и
перетекает в день. Прекрасный день! Рядом с Джулией ощущалась такая
легкость, что Уснову казалось: он мог бы провести с ней всю оставшуюся
жизнь. И ничего бы не потерял.
Потому что с другими женщинами он уже многое потерял, найдя что-то
непостижимое.
Интересно, что она часто думает о нем, своем бывшем. Когда они
ссорились, прожив почти пять лет вместе (и ребенок же был), гудел весь
поселок. Это был скандал десятилетия. Случилась измена. Бывацкий, ее
бывший муж, разгулялся не на шутку. С какой-то особой, дочерью
бизнесмена — одного из богатейших людей не только в Великореченске, но и
в Беларуси. Девица Бывацкому приглянулась, даже очень. Однажды они
остались наедине, пили вино…
А потом расстелили на полу одеяло.
Ну и кобель же он всё-таки, этот Бывацкий. В собственном доме на такое
осмелиться! В доме, который вместе строили. Вкладывали столько сил.
Джулия лично выбирала дизайн, материалы. Хоть бы отвез свою любовницу в
гостиницу или агроусадьбу. Или еще куда.
Как говорится, без тормозов. Есть мужики тормознутые. А этот
наоборот. Псих, или это вино так в голову ударило. Вино без вины. Ибо сейчас,
спустя столько лет, он себя виноватым не считал, стал уже за ней приударять.
Это были нападки не только на саму Джулию, но и на ее отца.
Она снова вернулась к предыдущему разговору:
— Вот так все вышло. Сказать, что у меня какие-то чувства, — нет.
Просто все дело, Уснов, в общем ребенке.
— Вы встречались?
— Да. Но я не планировала ребенка. Я была на третьем курсе. Как только
я сказала, что еду в Германию, на стажировку в отделение казначейства, —
все. Просто он был такой: опухоль — и все.
— А как ты здесь оказалась? Ты же в банке была…
— Я в банке по своей специальности не работала ни дня.
— Ты после универа сюда?
— После универа, на четвертом курсе. У меня уже появился сын.
— Короче, бандит.
— Ну, нехороший человек, совсем, — и она заулыбалась.
В голову Уснова закралась мысль, что Джулия продолжала любить
бывшего. Она говорила о нем гадости, но в ее голосе не было никакой
ненависти.
Только сейчас Уснов это почувствовал. А раньше, слушая, не обращал
внимания. Ну было и было, должно пройти. А если учитывать, что этот
скандал, эта измена случилась не так давно, все еще могло возобновиться.
Одно из двух: либо она хочет вернуться к нему и просто ждет удобного
момента, либо у нее просто такой голос — даже о дурных людях она не может
со злостью.
Уснов не собирался задавать Джулии много вопросов, так как очень
хотел осуществить задуманное. И ему было все равно, что она потом сделает,
каких действий ждать от нее. Так как любил безответно. И понимал: нужно
приготовиться к тому, что девушка будет способна на все.
Ай! Пусть хоть исцарапает ногтями, побьет по лицу, только бы глаза не
выколола. Иначе как тогда он будет любоваться ее красотой и творить? На
ощупь вряд ли получится. А может, наоборот лучше, ведь тогда придется
касаться. Обвивать руками ее изящный стан, гладить плечи, шею. Чтобы не
потерять в потоке жизни.
Но сейчас Уснов хорошо ее видел, словно охотник птицу. Только что-то
растерялся. Стеснялся смотреть проникающим взглядом, как делал обычно.
Так теряется стрелок, держа на мушке свою жертву. В глазах стало мутнеть.
Вот если бы она ответила взаимностью…
Уснов поцеловал Джулию в щеку. Впервые. Быстро-быстро. Но она не
ответила. Когда он подошел ближе — немного отпрянула в сторону. Молча.
Но позволила ему дотронуться губами до своей щеки — и то хорошо. Не
упиралась ладонями. Не махала руками. Хотя могла бы. А может, она просто
растерялась, потому что никто еще так ее не любил.
Именно, она привыкла, скорее, к жестокости. Ну, не к такой любви уж
точно. Ведь ее чувство, наверное, утонуло в быту, во всяких мелочах.
Домашние хлопоты. Словно она сама себе не принадлежала. И все, что сейчас
произошло, было необычно для нее а в таких обстоятельствах — впервые.
Для него — нет. И он знал, чем все закончится. Было несколько вариантов,
которые Уснов держал при себе.
Он сразу же, как только дотронулся до любимой, почувствовал тепло ее
щеки. И аромат. Такой «вкусный», стойкий аромат, напоминающий запах
хлеба. Уснова наполнила какая-то легкость. Такой яркий, колоритный аромат
он ощущал от сирени, что однажды заметил неподалеку от пекарни на улице
Заводской. Там пекли хлеб. Недавно проезжал рядом и принюхивался.
Каждый сантиметр ее тела, такого трепетного, под этим тонюсеньким
летним белым платьем, каждая капелька, к которой не прикоснулся, — один
из сотен маленьких цветков сирени, что цвел в мае в любимых местах Уснова.
А вся сирень — воплощение ее самой. Майское растение, что
неожиданно и сразу расцветает сотнями душистых, сочных брызг. Голубых. В
этом ансамбле одинаковых по голубизне, но различных по оттенку и форме
цветов он увидел такую же красоту. Красоту всей страны.
От небольшого кустика пахло так приятно (на всю окрестность), что это
благоухание дурманило. Нет, даже не дурманило. Оно тихонько окрыляло
Уснова. Никто не замечал этот кустик, никто хорошо не принюхивался и,
разумеется, не прислушивался, о чем он шепчет. Его разве что регулярно, с
определенной периодичностью подрезали. Держали, короче, в порядке и
чистоте. На то и были они службами коммунальными. Кстати, нужно
заметить, что работали безупречно и качественно. Великореченск являлся,
пожалуй, лучшим по красоте и ухоженности в области поселком. А сейчас для
Уснова — самым лучшим в мире.
Полонез Полесья как первый робкий поцелуй. Полонез, под который на
окраине леса возникли дома великореченцев и наблюдают за тем, как
подрастают капуста, морковка, укроп, лук, свекла и, конечно же, картошка.
Поднялись и пустились вверх. Разбудили своим свежим запахом ощущение
чего-то необычного.
Ах, этот сегодняшний ночной дождь! Побарабанил так, что наверстал
прошлые годы. Вместе со своими дождями-друзьями последних дней дал
новую жизнь этой земле. В огородах, на полях бескрайнего Полесья —
повсюду поднялось ввысь!
Раньше из-за жары происходила массовая гибель урожая. Особенно
страдали сельскохозяйственные животные и лесное хозяйство.
Полонез дождя! И дал же ты нашим увядшим огородным «жителям» как
следует выпрямиться! Спасибо тебе, полонез дождя! Уже хором поют во время
подготовки к сезону грибы и ягоды, что для полешуков были и будут много
веков, пожалуй, одним из основных средств к существованию.
Смотри, дождь, только не перестарайся. Не нужно все вокруг заливать
так, чтобы нельзя было выйти из дому. Чтобы те, кто хотел работать или
загорать на полесском солнце, хоть в огороде (ибо это особая работа, где
необходимо терпение), могли свои желания воплотить.
Полонез Полесья — как предчувствие чего-то нового, необычного, того,
что случится впервые и так много обещает. Полонез Полесья, ты наша надежда
и упование на лучшее. Лучшее в отношениях, выборе, времени, средствах
общения.
Полонез Полесья, ты как сладкий и несмелый поцелуй, безответный,
слегка ребяческий. Поцелуй, который потом не перерастет во что-то большее,
разрушительное, под чем склоняются ветки деревьев, падают на дорогу
стволы, не давая сделать даже шага вперед.
Полонез Полесья, ты — самый чистый и деликатный поцелуй —
вызываешь жажду жить. Возрождаешь все вокруг. Полонез Полесья, ты муза,
которой нужно гордиться с любовью. Ибо дороже нет ничего на свете.
Только ты и я. Ах, мой полонез! Ты такой настоящий. И пусть весь мир
очарован тобой. И пусть ты вскружил голову, светишь ярко всем. Ты музыка
души одной. Души святой, души моей. Души, что здесь и сейчас, а на самом
деле — постоянно с тобой.
Полонез дождя и Полесья — воплощение чего-то такого трепетного и
хрупкого, касаться чего нужно осторожно. До такой степени хрупкого, что
можно одним махом все это чудо полесское безвозвратно разрушить. Ах,
нежности успокоение…
Полонез Полесья и дождя — полесский дождь. Вся растительность
аплодирует тебе за вчерашнюю подготовку. И вот начинает уже танцевать.
Танцевать ввысь, словно желая оторваться от земли. А коренье тянет свою
волынку — ниже, ниже. И вот вместе со всей этой зеленью зарождается и
продолжается жизнь. Великая и самая чистая, без корыстолюбия и ненависти.
Полонез Полесья и дождя. Поцелуй на твоей щеке. Душа исполняется
покоем и негой.
Ах, поцелуй твой хоть и безответный, но подобен полесскому утру.
Когда на танец под знакомый мотив только собираюся. Между высоких берез
и сосен, небольших елочек и сосенок, где низко растет брусника, только
набирается сил, зеленея, черника.
Где встречается барышня папороть. Которая может и пообещать, и
исполнить желания. Но способен ли ты любить? Чтобы разделить чувство с
другой или с другим…
А ритм жизни неспешно дышит тобой. Ах полуденное Полесье! Солнце
в самом зените. Лучами ласкает спину. Как мил мне твой поцелуй! Мелодия
души моей.
Ах полонез Полесья под солнцем! Воскресный. Сейчас начнется танец
быстрый. Поют вокруг со всех сторон. Лесные башни уж проснулись. На них
же — птицы-дудари. Переливают свои трели. Пооткрывало окна, двери,
порасстилало им ковры Полесье.
Зеленый цвет в тренде. Ему оттенок добавляет небо. Дождем и светом.
Свои услуги предлагает хвоя. Уж разостлала здесь ковры такие колкие.
Коричневые. Пару ниток сразу забирают муравьи. На общий дом свой рядом
с липой. Ковры умеют прясть и сами. Плести не хуже сосен или елок.
Молодцы!
Так быстро хвою собирают в танце, что можно с этих принцев — разве
диву даться. Силачи! А им со всех сторон несется: «Цив-тив-тив!»
Полуденным залито светом все, и тон его его меняет небо.
Кружит оса, все постигает осторожно. Кружится в завихрениях
цокотуха. Глядишь, и всех вокруг поубивает. И терпеливым даже надоела. А
комары, любители вечерних променадов, кровопийцы женских тел, воины с
саблями… Где они?
Попрятались куда-то. Ждут своего часа. Им солнце не по нраву. Близ
тропки длинноватой ансамблем выстроились елки. Еще малы, а уже знают, как
держаться. Все ярче палит солнце, вот поддаст им жару.
Где-то вдалеке загрохотал гром. Словно кто-то на чердаке начал
перебирать тарелки, сковородки, миски. Выбирал самую лучшую, выбирал
старательно.
Вот такая музыка заиграла в душе Уснова после поцелуя с Джулией.
Безответного поцелуя. Уснов словно проснулся после него. А Джулия не
готова была к такому повороту. Она не потянулась к Уснову, тем самым
обозначив: никаких отношений ей не нужно.
Уснов оставил девушку одну в задумчивости и вышел.
Ах Джулия, милая Джулия… Ты не ответила взаимностью, однако твое
имя уже навсегда вписано в одну книгу, а после их будут сотни. Их прочитают
и поймут, смогут разгадать знак бесконечности всего мира — твою красоту,
чтобы узнать, в чем смысл жизни.
Джулии нравилось ее имя. Как-то она даже сказала об этом. Нравилось
и Уснову. В ее честь главный солист группы «А-студио» Батыр Шукенов
написал песню, которую настиг успех, и она получила известность в Украине,
Казахстане, Туркменистане, Грузии и других странах СНГ.
Кстати, еще одна композиция — «Нелюбимая» — выделялась среди
остального репертуара. Хотелось бы подчеркнуть такую особенность для
поклонников творчества Батыра Шукенова. Хотя от любви до ненависти, как
известно, несколько шагов…
Телефон Уснова начал сдаваться. Батарея садилась. Больше не было
возможности слушать музыку и мечтать. Он засобирался домой. Хотелось еще
посидеть. Однако нужно идти. Скоро совсем стемнеет.
Уснов планировал еще покататься по Великореченску. Полюбоваться
местами детства — любимым лесом на окраине поселка, улицей, на которой
раньше стояло всего несколько домов, а теперь они повыскакивали как грибы
после дождя. Очень разросся Великореченск. И там уже бегают детки.
Он любил прогулки по местам детства. В наушниках как раз заиграла
песня Земфиры про крабли…