Грушихина Екатерина - "Перевожу с языка Вселенной"

*Фонарщик Шалва*

Золотом расшитый Тифлис,
Страждущих пиитов приют,
Жизни обретается смысл
В этом благодатном краю.

Только лишь небесный овал
Стянет предзакатная мгла, -
Старенький фонарщик Шалва
Приступает к важным делам.

За́ день, умерев от тоски,-
Облачась в штаны и жилет,
Утлые надев башмаки,
Мотыльком взмывает на свет.

Родственников нет у Шалвы
Одинок на свете, как перст,
Он уже как будто привык
Волочить предсмертия крест.

Но когда нисходит закат,
Улочки топя в темноте,-
В сердце у Шалвы виноград,
Золота волхвов золотей.

Нет его светлей и мудрей-
Бедного того старика,
Сотни фитильков - фонарей
Оживают в добрых руках.

Ночью возвратившись в альков,
Где его и кров, и душа.
_
Юную узрит Сулико,
И Земли завертится шар.

*Поэт на войне*

Всходило солнце: не то, не так-
Лампадкою в страшном сне.
И враг злорадствовал: "О, ништяк,
Русак убит на войне."

По аттестату- технарь, но вот
По стрункам души - поэт.
Жена утверждала, что он- того,
И денег в карманах нет.

Что он не от мира сего чудак,
Не то, что соседки муж.
В его тетрадках- белиберда,
От нечего делать чушь.

Поэт писал и его перо
Приравнивалось к штыку,
Его слова, разодрав нутро,
Выстраивались в строку́.

Стихами сползающая лоза
Была тяжелей камней.
На плечи закинул поэт рюкзак
И о́тдал себя войне.

Он был особенным, нет не так,
Был многих других смелей,
И чем подлее сражался враг,
Тем он становился злей.

В одном бою, на правах отца,
Под речитатив ракет,
Он телом своим заслонил бойца,
Которому двадцать лет.

Всходило солнце: не то, не так-
Лампадкою в страшном сне,
И враг злорадствовал: "О, ништяк,
Русак убит на войне."

Стекает поэзы его живой
В людские сердца еле́й,
Покоится гвардии рядовой
Поэт во сырой земле.

Пылают строчки его стихов
Сложившись в нательный крест.
-
Господь же заладил: "Любовь,
любовь", -
И, сам умерев, воскрес.

"Любовь, я уезжаю, до свиданья"

Любовь, я уезжаю, до свиданья.
Моих иллюзий жухлая листва,
В муку перемололась в жерновах,
На мельнице, где звуки и слова
Просеялись сквозь сито мирозданья.

Отчаливаю, город крепко спит.
Окаменели сомкнутые веки,
Скамейки скверов, фонари, аптеки
Скорбят, и закрутились человеки,
В Санса́ре искупительных планид.

Мой чемодан сегодня без колес.
И опоздал на ярд веков возничий,-
Безбожно стар, угрюм и безъязычен
Он мчит без разделительных полос,
Исполнясь неотвратности величьем,
Как инфернален лик его античный.
О, Хронос! О незыблемый колосс!

А в голове пустотности провал,
Как будто бы Господь поцеловал
В уста синюшные, и затянул на шее
Оттикавшего времени петлю.
-
И вот вишу в петле, не разумея -
Я умираю или же люблю?