Жилинская Татьяна - Тайное стане явью

Не в свои сани
«Не садись в эти сани, девочка, не твои» –
Убеждали врачи после теста на фэстриол.
Это горе, поверь, не делится на двоих,
Да сегодня не страшно – всего лишь один укол.

А мужчины бегут, увы, от таких проблем.
Твой – не хуже, не лучше, нормален и без затей.
Глупо, ранние вы. Подумай, рискуешь всем!
Нарожаешь попозже здоровых для вас детей.

Улыбалась блаженно, хмурила резко бровь.
Восемнадцать всего, чем тут веру убьешь в любовь…

«Не мои были сани, Господи, ну зачем
На красивые сказочки юности поведясь…»
Начинается утро жестко, без лишних сцен.
Ведь за стенкой мычит двадцать лет человек дождя.

Это в фильмах он мил, спокоен, в болезни – крут.
И пешком – пол страны, и не надо ему коня.
А в реале – жесткий, бессильный, бессонный труд,
Чтобы завтра, возможно, он мамой назвал меня…

Размышляла устало. Просила себя – держись.
Тридцать восемь – не возраст, а мука длиною в жизнь.

Залезай в эти сани, деточка, и садись
Рядом с мамой. И пусть возмущенно потом галдят!
Небо звездами – в пояс, ветер, мятежность искр.
Мы поищем любовь, хорошо, человек дождя?

Да, сегодня не страшно – нужен один укол.
И весь мир – разноцветный, в нём мальчик умом берёт
На уроках! Позже – он будет гонять в футбол…
Залезай в эти сани, хороший мой, и – вперед…

Не поймут, осудят. Не надо, себе – не лги.
Хрупок лёд в полынье и круги по воде.
Круги…

Монолог Одиллии
Солнышко милый мой, с трепетом думаю: ты пропал.
В этих мелодиях осени хочется быть – людимым.
Нужно сезон закрывать и давать королевский бал!
Верь мне, пожалуйста – будет он лебединый.

С белой обманщицей начат напрасно порочный круг
К разным утехам, где тайное станет явью.
Солнышко, милый, прости, но из этих красивых рук
Все уходили в траву с неземной печалью.

Солнышко милый мой, веришь – прощались, прощали всё!
Каждое слово, всем сердцем приняв на веру.
Что она может, холодная, словно снега Басё?
Странная помесь наивности и гетеры.

С нею не станет желанной и страстной твоя постель,
Будет по кругу водить – вызывая жалость.
Солнышко милый, посмотришь – шумит за окном апрель
А у любви придыхание задержалось.

Солнышко милый мой, ей, ты – всегда будешь только принц!
Нет – не любовник, не муж. Идеал, икона…
Может быть, все же увидишь, что возле твоих границ
Черная лебедь ломает судьбы законы.

Страстная, знойная, вечно живая что в кровь, что в плоть!
Верой и правдой готовая быть рабыней!
Солнышко, милый, позволь же тебе приколоть
Черное перышко лебеди без гордыни…

Солнышко милый мой, выберешь, знаю, иной ответ.
Снова столкнутся миры в боевом безделье.
Черный… такого природе не знают, не терпят, … нет
Белый… что и через вечность разит похмельем…

Поздно потом будет плакать, стрелять, умолять, страдать…
Разочарованным, примешь своё сиротство…
Солнышко, милый… ты – выбрал, я – вижу: «пропал»… «пропасть»…
Хочешь, кричи здесь, а хочешь опять юродствуй…

Солнышко милый мой… милый мой… что ты? Ну как же так?
Пал мой отец … помутнело на небе солнце…
Слышу как рифмы и ритмы, пуантом вбивая в такт,
Белая лебедь надменно теперь смеется…

***
В сезонное «сейчас» пришла зима без снега.
Як культавае “чэ” у вычварны матыў.
И ровно пять секунд от травли до побега
Отчетливым смешком – наградой за стихи.

А дзесці снег ідзе… ўсё наканавана
И имя и судьба, и муха в янтаре.
Паслухай, я спяю пракураным сапрана
О том, что мелкий дождь наивен в декабре.

І зажуруся зноў, як быццам – вінавата,
У тым што снег ідзе не зараз і ў прасак…
В том, что мою строфу, за грешное – расплату,
На разных языках заставят написать.

Потребую счета, сочту себя капризной,
Зайдуся ад сумы, ўздыхну ад дуракоў…
И выйду вместе с той, раздвоенной отчизной,
Где ты всегда чужой, в любом из языков…