Малышева Анастасия - О времени и о нас

Глава 1. Красные ботинки
Красные ботинки. Если бы ты знала, как я терпеть не могу твои красные ботинки. Вот ты идешь рядом, отчаянно-восторженно цитируя Набокова. Я смотрю на твои острые скулы, брови вразлет, длинную шоколадную шею. Разве я мог мечтать о ком-то еще? Но вот ты садишься на корточки и начинаешь их зашнуровывать. Свои красные ботинки. Я выбрасывал их сотни раз. Сжигал. Отдавал в приют с остальным ненужным барахлом. А после просыпался. Ты поправляешь указательным пальцем челку и в голос смеешься, а я представляю себя всякое, будто мне пятнадцать. Как мы колесим по Европе, купаемся нагишом, кормим бездомных собак. Ты забегаешь в спальню в поисках ключей – обутая. Я представляю, что это туфли лодочки, босоножки. Я представляю тебя босой. Я пытаюсь сосредоточиться на твоем живописном теле. Однажды утром, сквозь сон, я вижу, как ты протягиваешь мне пакет. Ты просишь меня отнести их в ремонт. Твои красные ботинки. Я могу сделать с ними все, что пожелаю. Сбросить в реку, забыть в кофейне или общественном транспорте. Главное, чтобы все выглядело естественно. Я снова вспоминаю тебя. Я вспоминаю всю тебя. Представляю, как тяжело вам будет проститься. Ловлю себя на мысли, что целый день промотался с ними по городу, как полный идиот. С твоими красными ботинками. Темнеет. Мы договорились о встрече. Ты появляешься из-за угла. На тебе платье оттенка синей пыли и элегантные сапожки. Я прошу тебя сесть на лавку. Я снимаю твои сапожки и одеваю ботинки, красного цвета.
Глава 2. Город, который остался во мне
Я ворвался в город, расстегнутый на все пуговицы, соскучившийся по азиатскому акценту, традициям и устоям, пухлым автобусам и нескромным рынкам, душистому хлебу и шоколадным конфетам местной фабрики. Добравшись до легких родного городка – потрепанного и исхудавшего дома, я вдруг поник, сделался грустным, вспомнив дедушкины крепкие руки, проказы старшего брата, исцарапанные коленки, абрикосовый загар с давних пор чуждый мне, бледнолицему клерку с впавшими щеками и тусклым взглядом. Я услышал грузные бабушкины шаги. Ее обезумевшие от боли ноги всячески сопротивлялись движению. Она сделалась меньше в размерах, но с еще большей нежностью обняла меня.
Утром следующего дня мною было решено добраться до сердца города. Я шел по улицам, обросшим многоэтажными зданиями, кафетериями, магазинчиками с людским подобием за витринными стеклами. Уставший от внимания фонтан, строгая мечеть, старенькая школа в которой я, будучи юношей, получал уроки по музыкальной грамоте, несколько площадей с памятниками, отдыхающий пляж. Я оплакал опустевшие прилавки некогда известной на всю округу забегаловки, кормившей студентов и рабочих. Я жадно вглядывался в лица проходящих мимо людей, желая найти в них что-то знакомое, близкое. Я озяб, а время близилось к вечеру. Я направился к театру, в котором раньше частенько обитался. Лица некоторых актеров помялись под тяжестью времени, а на стенде с портретами появились новые персоны.
Спектакль выдался по истине славным. Сцена чуть поскрипывала под тучным мужчиной, главным героем постановки, испуганно метавшимся из стороны в сторону. В его лицо я вглядывался особо тщательно, узнав своего преподавателя по театральному мастерству. Зал хихикал и замирал. И так по кругу. А я бредил мыслью вновь почувствовать своей кожей холод закулисья. Природа рассказанной истории по сути своей была очень трогательной, и смеяться хотелось лишь от безысходности. Я наблюдал, как зал уходит на покой: удаляются семейные пары, компании молодых людей или тех, кто значительно старше. Впрочем, я тоже был со своей верной спутницей тоской. Она держала меня под руку, пока я прохаживался по театру, поправлял галстук перед громоздким зеркалом, стоял в очереди в гардеробную.
Я крайне устал, и мне необходимо было выпить немного свежего воздуха. Погоде вздумалось показать свой характер. Городу нездоровилось. И все же, с годами он похорошел. Я почувствовал, как наполняюсь обидой на родной город за то, что он обошелся без меня. Бездушный ветер бил по лицу. Люди, казалось, злобно улыбались из проезжавших мимо маршруток.
Я бросился прочь, глотая ледяные слезы. Я бежал по проспекту, несчастный, но преданный. Каменный поэт неспешно махал мне вслед своей каменной рукой, а из уст его лились строчки, знакомые мне со школьной скамьи. И я вспомнил. Школу с ее долгими коридорами и классами полными весеннего света, свою детскую музу, открытки по праздникам и уроки математики. Вспомнил рождение брата. Первое слово. Первый шаг. Родительский дом, переполненный вкусной едой и заботой. Свой первый новый велосипед. Свой последний вздох перед отъездом. Я вспомнил все. Я вспомнил себя. Откопал из груды квитанций и чеков, чашек с остывшим кофе, механически улыбающихся коллег. И на мгновение я сделался счастливым маленьким мальчиком с огромным горячим сердцем.

Глава 3. Обещаю
Наша жизнь состоит из сплошных "обещаю". Не рисовать ручкой на запястьях, не курить в постели, не спать до полудня, не прогуливать уроки математики. Я обещаю. Нет. Никогда. Не жалеть. Не плакать из-за разбитых коленок и грустных концовок книг. Не грызть ногти. Отказаться от булочек с корицей, вина и чувства вины. Бегать по вечерам. Начать все заново утром первого января. Не влюбляться. Алое пятно на белом холсте. Сладкий голос. Холодные руки. Можешь согреть их о мои воспоминания о тебе. Помнить о тебе - приятно и больно. Как в странном взрослом кино. Это - на любителя. Ты, как горячий яблочный пирог холодным воскресным утром. Революция, реклама духов, концерты Aerosmith, покер, гольф, танго, карамельный сироп, лампа на 300 ватт, гелиевый воздушный шар, запах грибов после дождя, горы, море за окном, первый снег. Ты прекрасна. Прекрасна как, цветные сны, победа любимой баскетбольной команды, солнечный зайчик, гитарное соло, полет на самолете, осадок на дне чашки с характерным рисунком, приоткрытый занавес в театре. Морковные волосы, легкая сутулость, томный взгляд. Не влюбляться. Наша жизнь состоит из сплошных "обещаю". И больше всего на свете мы любим нарушать эти дурацкие никому не нужные обещания.
Глава 4. Моя жизнь
Сегодня мой дом - больничная палата, а завтра я буду попивать иронию судьбы в каком-нибудь пресловутом баре. Какая же ты непредсказуемая, моя жизнь. Я пишу тебя с маленькой буквы и думаю, что поступаю очень неправильно. Итак, палата с окнами на заснеженный двор. Я наблюдаю за тем, как с утра до ночи снег танцует свое жаркое танго и мысленно строю мост. Мост от настоящего к будущему, не имея практического опыта, а значит представления о том, как лучше, подкрепляя свою неуверенность и незнание верой в то, что мост непременно будет стоять. И мост будет белым. Белый - цвет перемен: снег, стены этой палаты, подвенечное платье, обувь в последний путь. Я строю его в перерывах между тем, как иглы берут в плен мои вены. Совсем скоро я напишу тебя с большой буквы, моя жизнь.