Щербакова Лидия - Матрёшка

Матрёшка
В нарядном платье и сережках
С блестящей живописной брошкой
Лежала битая Матрёшка,
С прилавка брошена на склад.
Хоть в магазинах сувениров
Была известна раньше миру,
Как образ радостный и милый,
Теперь же как источник зла.

Звезду элитных магазинов
И потребительской корзины,
Недавно снятую с витрины,
Теперь готовили в костёр.
Она же гордо и надменно
Сносила эту перемену,
Храня в утробе драгоценность:
Пять затаившихся сестер.

Какой-то казус, не иначе!
Сменил её не секси мачо,
А жалкий писающий мальчик,
Не знающий, что значит стыд.
Решил, что он теперь главнее –
Защитник нациков и геев,
А пред Матрёшкою робеет
И потому всё время ссыт.

А злыдни, сколько б не потели,
Как рьяно брёвна б не вертели,
Костер дымился еле-еле,
То затухал, то замирал.
Матрёшка так и не сгорела,
Страдания выдержала смело,
А стойкий дух её и тело
Достойны кисти и пера.

И так случиться может с каждым,
Кто поперек Матрёшке скажет,
Матрёшка-фобия однажды
Им отольётся всё равно.
А если он не с теми дружит,
То может быть еще и хуже -
Окажется в глубокой луже
От этой своры писунов.

***
Их привозили каждый раз из разных точек,
Работал внутренний приказ: чтоб только ночью.
Машины тихо едут, сбрасывая скорость,
Нельзя тревожить шумом спящий город.
В приемном часто волонтёрит тётка Рая,
Встречает раненых, стирает, убирает.
У тётки Раи три своих и два приёмных.
Свои от разных: кто заезжий, кто законный.

Она одна осталась в опустевшем доме,
Там непривычно тишина по стенам стонет.
Она идёт туда с оскоминой горчащей,
Трясясь от страха: что таит почтовый ящик?
Ботинки стоптанные сбросила у входа,
Не раздеваясь по прямой идёт к комоду.
Чтоб хлеб сменить на рюмке водки у портрета,
Там свой – второй в гражданке в диско баре где-то.

А первый свой успел в Стамбул сбежать с девчонкой,
Но быстро вылетел в трубу на хате съёмной.
Да и пахать теперь приходится изрядно,
Но не скулит и не торопится обратно.
А третий – баловень судьбы, привыкший с детства
Не по законам строить жизнь, и не по средствам.
Он – добровольцем, чтоб не потерять свободу,
И нет известий никаких уже полгода.

Приёмный старший – поперёк не скажет слова,
Был в первый месяц сразу же мобилизован,
Он – самый преданный и пишет маме Рае,
Но пункт конкретный, где сейчас, не называет.
А самый младший, затаив на всех обиду,
Переметнулся на ту сторону открыто;
Уехал, постит в сети всякую заразу,
Ему на Родину уж точно путь заказан.

Как много тёток вот таких по всей России,
Что всем сынам отдать готовы кровь и силы.
Надеясь в тайне, что её сыночкам тоже,
На той и этой стороне кто чем поможет.
Любовь у матери не знает философий, –
В её мирке не до глобальных катастроф ей.
А лишь бы знать, что сыновья на свете где-то,
Живут, заботой чьей-то и теплом согреты.

Белые журавли (Посвящение Расулу Гамзатову к 100-летию со дня рождения)

Осень наступила, снова стаей
В небе пролетают журавли.
Видно, их неправильно считают,
Цифры о погибших не сошлись.
Белых журавлей не наберётся,
Сколько гибнет на войне солдат.
Косяки с земли стремятся к солнцу,
Не вместит всех воинов их ряд.

Непосильной стала эта ноша,
С каждым годом горче и трудней,
Даже белых журавлей тревожит,
Сколько погибает на войне.
Видя журавлей, под сердцем ноет,
В белом проступает чернота.
Стерхи возвращаются с весною,
А солдаты остаются там.

Я молю, чтоб видя этих стерхов,
В небе, на земле и на воде,
Мы бы вспоминали не о смерти,
А о чистоте и красоте.
Пусть живыми мирно спят солдаты,
Пусть на страже Родины стоят,
Ну, а журавли – глава пернатых,
Радуют и восхищают взгляд.