Жуков Алексей - Глаза зверя

Вера оглянулась. Улица была пустынна: лишь ветер гонял вдоль брошенных машин обрывки старых газет. Фасады зданий щерились торчащими в окнах осколками, но темнота за кривыми стеклянными "клыками" оставалась по-прежнему неподвижной. Даже вездесущий запах гари, прибитый недавним дождем, почти не ощущался.
Но зверь шел следом. Она знала это, как бы тщательно тот ни скрывался и ни держал дистанцию. Теперь он тоже был осторожен. С того самого дня, когда подобрался настолько близко, что Вере пришлось потратить последний патрон. И, хотя пуля ушла мимо, с тех пор вид даже пустого револьвера надежно держал его на расстоянии.
Вера нашла глазами покосившуюся табличку с названием улицы, потом скинула рюкзак и достала карту. После полуминутного изучения, она отыскала ее в паутине прочих переулков, но радости это не прибавило.
Небо на востоке уже подернулось сумерками, предвестниками скоротечного осеннего вечера. А это означало, что сегодня Вере уже никак не удастся покинуть город или хотя бы достичь его границы.
Еще раз сверившись с картой, Вера запихнула ее обратно и быстро зашагала вперед. И метров через пятьсот она действительно нашла отмеченный на потертом глянце магазин.
Хрустя стеклянной крошкой, Вера аккуратно переступила через разбитую витрину и огляделась. Магазин уже давно был разграблен, и на поломанных и покосившихся полках валялись лишь пустые банки да ошметки упаковок. Единственное, чем можно было поживиться, это целехонький кассовый аппарат, из которого торчали, словно насмешка, никому уже не нужные купюры.
Но Вера и не рассчитывала найти здесь что-либо ценное. Пройдя за прилавок, она достала фонарик и юркнула вслед за его лучом в служебное помещение.
Неуверенный свет уткнулся в облако всколыхнувшейся пыли, за которой проступали опрокинутая мебель и разбросанный хлам. Но вот в желтом круге тускло блеснула дверь холодильной камеры, и она тут же направилась к ней.
Холод ушел отсюда вместе с электричеством. Тогда же, наверное, растащили и мясо, висевшее когда-то на потемневших крюках. Оно и хорошо, а то запах бы сейчас стоял такой, что пришлось бы срочно делать ноги. Самое же главное, что дверь исправно закрывалась, а с помощью длинного куска трубы ее можно было вполне надежно заблокировать изнутри.
Если днем зараженных еще как-то отпугивало присутствие зверя, то с наступлением ночи этих тварей вылезало столько, что даже он не мог с ними конкурировать.
На улице уже заметно смеркалось, и Вера не стала мешкать. Еще раз оглядев местность вокруг магазина, и убрав следы своего проникновения, она заперлась в убежище.
После нехитрого ужина из тушенки и галет, Вера расстелила походный коврик и улеглась, поджав ноги и накинув сверху куртку.
Какое-то время она бездумно смотрела в темноту, одновременно прислушиваясь к звукам извне. Толстая стальная дверь старательно берегла тишину, но иногда отдельные шорохи и шумы все же проникали. Мертвый город оживал: пускай и той извращенной вирусом жизнью, которой он был еще интересен.
Сегодня ей опять не удалось выбраться из его каменных объятий. А значит, завтра придется начинать все сначала.
Она не успела даже огорчиться. Усталость свинцом надавила на веки, и Вера стала проваливаться в сон. Но уже сквозь дрему она успела услышать тихий скреб и скулеж, доносившиеся из-за двери.
Зверь был рядом. И, похоже, даже ему ночью становилось не по себе.

***

Каждую ночь она видела один и тот же сон. Мятый и рваный, как старая видеозапись, он, тем не менее, обладал яркостью и реалистичностью, от которых поутру непременно захватывало дух. И Вера понимала, что это неспроста. Сон был осколком ее прежней жизни, кусочком памяти, которая бросила ее на произвол судьбы в погибшем городе. И каждый раз она тщетно пыталась разглядеть в этом осколке еще неувиденные грани прошлого.
В комнате светло. В высокие окна бьет солнечный свет, и каждый уголок словно пропитывается его теплом. Нехитрая обстановка совершенно не смущает, а дешевая мебель кажется даже какой-то родной. Как и затылок с каштановой шевелюрой, возвышающийся над спинкой дивана.
Вера аккуратно снимает балетки и мягко ступает по светлому линолеуму. Он ее не слышит, хотя его плечи и напряжены. Она понимает, что его внимание приковано к старому телевизору, с выпуклого экрана которого вещает о чем-то седой военный с крупными звездами на плечах. Звук включен негромко, потому лишь обрывки фраз долетают до ее уха: "не допустим", "риск минимален", "государственная необходимость"... Да Вера и не прислушивается, больше внимая его тихому дыханию.
Подкравшись, она кладет руку ему на плечо. Он вздрагивает, но, обернувшись, расплывается в улыбке и нежно опускает свою ладонь на ее пальцы. Вера видит его лицо... и не видит одновременно – то странное ощущение, доступное только во сне. И чем сильнее она пытается разглядеть его черты, тем более плотная пелена их накрывает.
– Здравствуй, милый, – говорит Вера. Затем нагибается и целует его в губы. По лицу и шее прокатывается сладкая волна. – Что смотришь?
– Привет, солнышко. Да новости, – он кивает на телевизор. – Вояки решили производство в городе запустить. Какую-то химию варить будут. Вот люди и возмущаются.
Словно в подтверждение его слов, на экране сменяется картинка, и появляется размахивающая транспарантами толпа.
– Ну не станут же они мутить что-то опасное? – вздыхает Вера. – Не деревня же. Да и населения за миллион.
– Вот и вояки так говорят. Я тоже думаю, что ничего страшного, – он махает рукой и, встает, притягивая ее к себе за кончики пальцев. – Пойдем-ка лучше. У меня есть для тебя сюрприз...

***

Вера не сразу поняла, что проснулась. Только когда ветер плеснул в лицо прохладной моросью, сознание наконец вернулось к серой реальности.
Оглядевшись, она скинула рюкзак и швырнула его на тротуар. За прошедшие сутки его порядочно замело опавшими листьями, и деревья вдоль улицы оголились еще больше. Но домишки, богатые и скромные, затерявшиеся в глубине огороженных участков, стояли все такими же немыми памятниками ушедшей отсюда жизни. Особенно этот, с облупившимся голубым фасадом, что глядел прямо на нее темными прямоугольниками окон, из-за белой обводки казавшимися самой тьмой.
Вера оказывалась здесь каждое утро. Как именно – она не знала и не понимала. Должно быть, какая-то изощренная форма лунатизма, нападавшая, едва забрезжит рассвет. Не ночью же, когда город кишмя кишит зараженными, и сделать два шага – уже великое достижение.
Она снова посмотрела на дом. Странный он был – отталкивающий и манящий одновременно, отчего пугал еще больше. Иногда ей казалось, что во мраке окон мелькает какая-то тень, словно неведомый мистический узник, для которого деревянные стены стали настоящей тюрьмой. Умом она понимала, что это – бред, потому как даже зараженные сюда не наведывались, но ощущение оказалось достаточно стойким. Но каждый раз, когда она уже готова была подойти к белой двери и дернуть за ручку, страх, липкий и острый, тут же гнал ее прочь, подальше от этих облупившихся стен.
Вот и сейчас ей почудилось, что тьма в одном из окон на мгновение встрепыхнулась. Вера даже успела сделать два шага к засыпанному листьями порогу, как вдруг с неба послышался нарастающий рокот.
Вертолет пролетел так низко, что с деревьев смело последнюю листву, а оголенные ветви затрясло в дикой пляске. Мелькнув пятнисто-зеленым брюхом, машина пронеслась над улицей и устремилась куда-то к центру города. Вера осталась незамеченной, но это не было поводом для огорчения. Военные редко брали попутчиков, а чаще вовсе принимали беженцев за зараженных и открывали огонь.
Выждав, пока рокот не стал еле слышным, Вера собрала свою поклажу и снова двинулась в путь. Сегодня она намеревалась выбраться на городские окраины другим путем: более коротким, но и более опасным. Если прежде ей удавалось избегать больших проспектов, то теперь дорога лежала как раз через один из таких. Во время Исхода многие пытались прорваться через основные дороги... чтобы остаться там навсегда. Потому впоследствии они и превратились в настоящую вотчину зараженных, не гнушавшихся там полакомиться падалью даже при свете дня.
Пока Вера шла, сзади время от времени шуршали листья. Но стоило обернуться, как над дорогой вновь опускалась тишина. Ветер уже порядком поутих, да и не мог он шуметь с таким же ритмом, с каким обычно переступают четыре мускулистые лапы.
Зверь не отставал.

***

Она уже подходила к проспекту, когда со стороны вновь послышался знакомый рокот. Со стороны центра приближался давешний вертолет, только на сей раз с ним было что-то не так. От хищных плоскостей тянулся длинный смолянистый шлейф, а сама машина постоянно клевала носом, словно держась из последних сил.
Вертолет пролетел над головой, пересек проспект, и из нового нырка уже не вышел. Под жуткий грохот, молотя обрубками лопастей по кирпичным фасадам, он рухнул на примыкающей к проспекту улочке и затих в ее глубине. Но взрыва, которого вот-вот ожидала Вера, так и не последовало.
Не понимая зачем, она быстро достигла проспекта и, почти не глядя по сторонам, перебежала его. Улочку она нашла тоже без проблем – столб дыма, рвущийся в пасмурное небо, оказался хорошим ориентиром.
Измятый вертолет лежал на боку, задрав полуотломанный хвост. Падая, машина снесла часть стены ближайшего дома, и длинный кусок арматуры пригвоздил одного из пилотов к сидению. Второй же, выпав из покореженной кабины, суетливо отползал, волоча по раскрошившемуся стеклу окровавленную ногу.
Тут ее наконец одернул голос разума, возопивший о таком глупом безрассудстве. Она даже сделала шаг назад, но пилот вдруг увидел ее и протянул руку:
– Помоги...
Совсем молодой парень, двадцать с небольшим. Светлое лицо, без ожогов и болезненных оспин, разве что расчерченное свежей ссадиной. А самое главное, чистые незамутненные выживанием глаза, привыкшие видеть мертвый город только с высоты. Даже кобура, болтавшаяся на поясе комбинезона, казалась чем-то смешным и неуместным.
Здравый смысл кричал: "Брось и беги!", но ноги сами поднесли ее к пилоту. Вера прекрасно понимала, что сейчас сюда сползутся все ближайшие зараженные, особенно с проспекта. Но эти мысли пролетали в голове, пока она помогала бедолаге подняться и подставляла ему плечо.
Искать укрытие было некогда, и они поспешили к ближайшему двухэтажному зданию. Спешить, конечно, с такой "поклажей" было трудно. Но парень старательно перебирал ногами, хоть и давалось ему это крайне нелегко. Было видно, что он то и дело сдерживает крик.
Здание оказалось каким-то фитнес-клубом. Первый этаж с высокими окнами и свисающими на петлях дверьми не годился совершенно. Стоило немалых трудов проковылять вдвоем по узкой лестнице, но зато на втором этаже их ждала удача. Первая же дверь в затхлом темном коридоре вела в относительно просторный спортивный зал.
Судя по обилию сдутых мячей и толстой сетке, натянутой вдоль окон, раньше здесь гоняли в баскетбол и волейбол. Но самое главное, путь в зал лежал через небольшой гардероб и, соответственно, две двери, каждая из которых запиралась на оставленный в скважине ключ. Вера опасалась, что механизм мог уже проржаветь или прийти в негодность. Но нет: звонко щелкнув, замки отгородили их двойной преградой от коридора и внешнего враждебного мира.
Вовремя: едва Вера провернула второй ключ, с той стороны послышались приглушенные шаги. Семенящие, сбивающиеся иногда на старческое шарканье, они время от времени затихали, чтобы смениться тяжелым, с частыми громкими выдохами сопением.
Зараженные. Потеряли след и теперь обнюхивали коридор.
Вера приложила палец к губам – пилот кивнул. Он сполз с ее плеча, и держась за стену, уселся на пол. В его руках появилась желтая коробочка аптечки.
Она вопросительно подняла брови, показав глазами на рану. Парень смущенно улыбнулся, но покачал головой и принялся копаться в аптечке.
Вера пожала плечами, и присела у стены чуть поодаль. Сам – так сам. Теперь, когда страх немного отступил, он явно опасался подхватить от нее какую-нибудь городскую заразу.
Обработав рану и вколов какую-то ампулу, пилот откинул голову и прикрыл глаза. Вера же, вполглаза наблюдая за ним, продолжала прислушиваться к шорохам снаружи.
Где-то через час, когда те поутихли, она шепотом спросила:
– Как нога?
– Терпимо, – прошептал тот. – Кость вроде не задета. Но медицинская помощь... Помощь... – он неожиданно спохватился, засуетился и вытащил из нагрудного кармана рацию. – Надо вызвать помощь.
Но уже после пяти минут тыканья в тангенту, он обессиленно опустил руки:
– Аккумулятор... Чертова батарея села!
– Не кричи. Запасной, что ли, нет? – жестоко сыронизировала Вера, но парень вдруг оживился:
– Есть. Есть! Должна быть в сумке. Но...
– Что – но?
– Сумка в вертолете...
Вера вспомнила столб дыма над машиной и усомнилась:
– А он не взорвался?
– А ты слышала взрыв?
Действительно. Взрыва не было.
– К тому же, топлива почти не оставалось. Нам бак пробили. Твари... Нарвались на мародеров...
– Давай без историй, – перебила его Вера и, подумав, продолжила:
– Раньше завтрашнего утра можешь забыть про свою батарейку. Пока друзья не угомонятся.
– Какие... А, инфицированные.
– Именно. Так что вколи себе лучше что-нибудь для спокойствия и спи. Лучше времени не придумаешь.
Когда уже смерклось, и Вера, укутавшись в куртку, клевала носом, со стороны пилота послышался шепот:
– Спасибо...
– Что? – встрепенулась она.
– Спасибо. Что спасла.
– Спи, вояка. Не факт, что завтра будет лучше.
Пауза, и парень добавил:
– Меня Слава зовут.

***

– Ну что, уже можно открывать? – веселится она, касаясь пальцами его ладони, которой он прикрывает ей глаза.
– Подожди, солнышко. Еще чуть-чуть... Аккуратно, не споткнись... Иначе какой же это будет сюрприз.
– Ну, милый. Ну, ... – Вера называет его по имени, но не слышит собственного голоса. Она напрягает слух до предела, но даже отзвуки его ныряют за невидимую ширму. И почему это имя, то самое имя, которое наполняет душу теплом и хочется произносить бесконечно, упорно ускользает из памяти? Такое ведь бывает только в бреду. Или во сне...
– Имей терпение, – лица его Вера не видит, но чувствует улыбку. Жесткие пальцы немного, но пахнут табаком. Опять тайком покуривал. Надо бы разозлиться, ведь обещал бросить, но почему-то не выходит.
– Вуаля, – с наигранной торжественностью восклицает он и убирает руки.
На полу стоит плетеная корзина с высокой, повязанной красным бантом ручкой. А из нее, высунув наружу смешную мордашку, озирает окрестности черный вислоухий щенок.
– Ну что? Как назовешь?
– Это мне?
– Ну а кому же? – усмехается он. – Или это на моем десктопе ризеншнауцеры сменяют друг друга, как почетный караул?
Щенок тем временем неуклюже наваливается на край, опрокидывает корзину и выпадает, окутанный старым пледом. За полминуты одолев последний, он победоносно фыркает и неуклюжей спотыкающейся походкой ковыляет к Вере.
Черные лапы мягко упираются в колготки, хвост ходит ходуном, и Вера заметить не успевает, как черное чудо уже устраивается у нее на руках.
– Так как назовешь?
Черные глаза, выделяясь на мордашке лишь узким краешком белков, вдруг уставляются куда-то ей за плечо. Тогда Вера тоже поворачивает голову и тут же получает по щеке смачную оплеуху слюнявым гладким языком.
– Ах ты, жулик! – смеется она и трепет малыша по холке. – Вот так тебя и назову!

***

Ночью был сильный дождь, и фасад дома облупился еще больше. Прорехи в голубой краске теперь походили на рваные раны, затянуться которым было уже не суждено. Остальные дома были не лучше, и вся улица, как и положено мертвецу, постепенно превращалась в тлен. Но этот дом она видела каждое утро, и он давно стал для нее этакими часами, подтверждающими реальность окружающей обстановки и протекания унылых дней.
Но почему именно он? Почему именно его память выбрала за ориентир? Ведь впервые она очутилась здесь только на следующий день после того, как очнулась возле догорающего автобуса. Того самого, чей черный остов будто ножом отсек ее прежнюю жизнь и стал началом нового странного пути.
Выбраться отсюда стало для нее единственной целью. Причем не столько из желания спастись, сколько из желания вспомнить. Она искренне верила, что город проклят, и, даже будучи мертвым, он мстительно делился этим проклятием с теми своими обитателями, что еще пытались сохранить человеческий облик.
В окне снова мелькнула тень, потревожив потрепанную штору. Вот теперь Вера была уверена на все сто: дом не пустовал. Однако ноги опять предательски потянули к белой двери, и стоило неимоверных усилий избавиться от липкого наваждения, чтобы уйти прочь.
Позже, когда дьявольский дом остался позади, вернулись и звериные шаги. Все так же, шорохами по закоулкам, ненавязчиво, еле слышно, но по-прежнему неотступно.
Странно, конечно, что зверь так и не переключился на ее раненого знакомца. Хотя у того тоже был пистолет, и, в отличие от Вериного "пугача", наверняка заряженный.
Сегодня она намеревалась пройти по вчерашнему маршруту. Заодно можно было проведать по пути незадачливого пилота. Если, конечно, тот попросту не приснился.
Но нет, покореженный вертолет был на месте. Только труп первого пилота бесследно пропал, и даже арматура, на которую он был насажен, оказалась тщательно вылизанной. Что ж, зараженные не любили оставаться без добычи.
После недолгих поисков в салоне, на глаза попалась похожая на спортивную сумка из камуфляжной ткани. Она оказалась довольно увесистой, но перехватив поудобнее нейлоновые ручки, Вере удалось-таки закинуть ее на плечо. После чего, пригибаясь под поклажей и думая, а надо ли оно ей, Вера поспешила к фитнес-клубу.
Уже поднявшись на второй этаж, она услышала выстрелы. Судя по хлесткому эху, доносились они как раз из спортзала.
Бросив сумку, Вера кинулась внутрь.
Двери были закрыты, но не на замок, хотя оба ключа по-прежнему торчали из замочных скважин.
Слава все так же сидел у стены, но от прежней расслабленности не осталось и следа. Он очумело вертел пистолетом, дрожащий ствол которого вдруг уставился на Веру. От неожиданности она даже подняла руки, но, разглядев ее, парень сразу опустил оружие.
– Инфицированный! – воскликнул пилот. – Только что был тут! И знаешь откуда?
Вера с тоской посмотрела на торчавшие из дверей ключи и уже приготовилась оправдываться, но парень продолжил:
– Разрезал окно – не разбил, понимаешь? Залез, падла, на второй этаж и разрезал гребанное стекло гребанным стеклорезом! Если б по нужде не проснулся, башку бы мою также отхреначил!
– Ты серьезно? – Вера уже насмотрелась на зараженных и знала, что они больше походили на диких зверей, чем существ в какой-либо степени разумных.
– А ты глянь! – Слава ткнул пальцем в окно, на стекле которого красовалось аккуратное круглое отверстие. Как раз, чтобы просочиться человеческой фигуре. – Еще и гостинец оставил. – Пилот пригляделся и невесело ухмыльнулся. – Ах, вот оно что...
– Что? – разозлилась Вера. – Да скажи ты толком!
– Да вон, – Слава ткнул пальцем в округлый шлем с защитным щитком, на боку которого белела полустертая аббревиатура: "С.О.Б.Р.". – Чел раньше спецом ментовским был.
-Чего?
– Спецназ полицейский. Вот навыки и проснулись. Нам в учебке рассказывали, что у инфицированных все равно остаются особенно сильные чувства и навыки. Даже в крайней степени мутации, - он глухо рассмеялся. – Вот как у него...
– Понятно. – Вера вышла в коридор, подхватила сумку и, вернувшись, кинула ее возле Славы. – Я тебе тоже гостинцев принесла.
Тот радостно подтянул сумку к себе, и расстегнув молнию, начал активно копаться в куче предметов, назначение которых для Веры было загадкой. Лишь одна вещица выглядела подозрительно знакомой: продолговатые светлые цилиндры, перемотанные проводами и венчавшиеся электронным циферблатом.
– А это что?
– Где? – Слава уже нашел аккумулятор и вставлял его в рацию, когда он наконец понял, что увидела Вера. Парень сразу как-то сник и замялся. – Видишь ли, я не имею права...
– Слава! Я тебе уже дважды помогла. Дважды! Кажется, я имею право знать.
– Прости...
– Ну и иди к черту.
Она отвернулась, и стала затягивать рюкзак. И так потратила слишком много времени.
Когда Вера была уже в дверях, сзади послышался сдавленный голос Славы:
– Не ловит...
– Чего? – она обернулась и смерила его презрительным взглядом.
– Рация не ловит, – жалобно повторил пилот. – Антенна повреждена, сигнал не пробивает. Стены...
– Ну так спустись на улицу. Может повезет.
– Нет, на улице шанс минимален. Мне надо на крышу.
– Так иди. Что я тебя, держу?
Тут он наконец уловил сарказм. Помявшись еще с полминуты, Слава произнес:
– Хорошо, я расскажу. Только обещай помочь.
Вера фыркнула.
– Ладно, – окончательно сдался тот. – Слушай. Я не совсем пилот. За штурвалом оказался постольку-поскольку. А так я – взрывотехник. И у меня было задание: заложить вот эту бомбу – да, это бомба! – в здании лаборатории. Там осталось слишком много секретных материалов, чтобы вывезти их за пределы города, и нельзя допустить, чтобы они попали в неправильные руки.
Вера засмеялась. Она хохотала долго и горько, а когда отсмеялась, сказала обалдевшему Славе:
– Это уже попало в свое время в неправильные руки. И теперь эти руки, похоже, хотят зачистить свои "пальчики". Нет уж.
Она подняла бомбу и отнесла ее в другой конец зала:
– Пускай полежит здесь. На крыше она тебе точно не понадобится. И давай, пошли уже.
На крыше дул прохладный ветер, гонявший взад-вперед капли начинающегося дождя. Но Слава этого не замечал: настроив нужную частоту, он, прижавшись губами к микрофону, что-то в него энергично втолковывал. Вера же просто смотрела на серые коробки зданий, уходящие вдаль кладбищем несостоявшейся жизни.
Наконец пилот закончил и радостно посмотрел на нее:
– Есть! Через полчаса за нами придет борт! Все будет хорошо!
– Отлично, – ответила она, не оборачиваясь.
– Ты же... Полетишь? Тоже? Не останешься же ты здесь?
– Да о чем ты? Кто меня возьмет?
– Я обо всем договорился! Позволь теперь и мне тебе помочь.
– Хорошо, – Вера криво улыбнулась. – К тому же, я давно подумываю о переезде.
Следующие минут двадцать они провели в тягостном молчании.
Первым не выдержал Слава. Он уже начал бормотать что-то ободряющее, как его слова вдруг прервал треск шифера, полетевшего с ближайшей кирпичной надстройки. А в следующее мгновение оттуда метнулась тень, за долю секунды перелетевшая пять метров и повалившая парня навзничь.
Зараженный навис над ним, навалившись когтистыми руками на грудь. Уродливое лицо осклабилось кривыми заостренными зубами, с которых на переносицу жертвы потянулась желтая ниточка слюны.
Слава поднял пистолет, но инфицированный надавил коленом на раненую ногу. Парень дико взвыл, и оружие, выбитое из ослабевших пальцев взмахом когтей, отлетело в сторону.
Человеческое происхождение в зараженном проглядывалось лишь в общих чертах. Сизые пятна в прорехах истертой одежды покрывали кожу длинными тигровыми полосами, а шея уже давно превратилась в один большой ядовито-красный рубец. Слипшиеся волосы торчали на голове блестящей коростой, сползавшей на лишенное носа и губ лицо. И только желтые глаза, метавшиеся в глубоко запавших глазницах, не давали спутать урода с мертвецом.
Матерый, голодный и исполненный дурной силы монстр. У парня не было ни единого шанса.
– Эй! – Вера остановилась в десяти шагах. – Эй, ты! Тварь!
Зараженный повернулся в ее сторону и клацнул острыми зубами. Кожа вокруг зияющей на месте носа дырки отвратительно зашевелилась.
– Ну, чего принюхиваешься? Пасть прикрой, гаденыш!
Вряд ли он ее понимал. Но что-то все-таки щелкнуло в мерзкой голове, и урод, спрыгнув с пилота, стал надвигаться на Веру.
Зараженный приближался неспешно, будто смакуя. Когти с жутким скрежетом цеплялись за устилавший крышу металл, размазывая по оставляемым бороздам лужицы вязкой слюны. А прерывистое дыхание все чаще пробивалось сквозь трущиеся друг о друга клыки, выдавая нарастающее возбуждение.
Вера понимала, что скоро умрет, но почему-то оставалась абсолютно спокойна. И вместо того, чтобы бежать, она хладнокровно разглядывала повисшие на зараженном лохмотья. Сквозь грязь на них все же проглядывался камуфляжный рисунок, а на плече даже сохранился шеврон. Приглядевшись, она прочитала на нем давешнюю аббревиатуру и мысленно усмехнулась. Стоило догадаться еще в зале, что нацелившийся на добычу хищник так просто от нее не откажется.
Когда до нее оставалось шагов десять, зараженный остановился и присел, изготовившись к прыжку. Тогда Вера прикрыла глаза и глубоко выдохнула.
Инфицированный прыгнул. Но уже в прыжке на него налетело что-то черное, неожиданно выскочившее из чердачного люка.
Это был зверь.
Секунд десять Вера ошарашенно смотрела, как зараженный схватился с новым противником. Они кубарем катались по крыше, нанося друг другу удары и норовя пустить кровь. Урод извивался, пытаясь разжать вцепившиеся в глотку челюсти, но безуспешно. Однако доставалось и зверю: кривые когти беспрестанно лупили по его бокам, шерсть на которых уже поблескивала свежей влагой.
Наконец зараженному удалось вывернуться и скинуть с себя мохнатую тушу. Но только он изогнулся для броска, прогремел выстрел.
Из слипшейся "прически" брызнуло мерзкой жижей, и урод, удивленно обернувшись, рухнул навзничь.
Слава перевел дрожащий пистолет на зверя и снова взвел курок. Но вдруг, неожиданно для себя самой, Вера бросилась, закрывая того своим телом:
– Нет!
Грянуло, и плечо прожгла пронзительная боль. Куртка в том месте сразу набухла красным.
– Дура! Я же тебя чуть не убил.
Но Вера не слушала. Обернувшись, она смотрела в черные, слегка подкрашенные белизной белков, глаза зверя.
– Жулик... – только и смогла произнести Вера, когда память обрушилась на нее леденящей лавиной.

***

– Почему мы не можем уехать вместе?
Она пытается поймать его взгляд. Он же смотрит на автобус, к дверям которого выстроилась пестреющая чемоданами и котомками очередь. Время от времени в ней слышатся плач, всхлипы и надрывные вздохи.
Обернувшись, он отвечает:
– Потому что этот транспорт только для женщин и детей.
– Тогда я остаюсь!
– Нет! – голос его вздрагивает, но остается непреклонен. – Нет, любимая. Ты должна ехать сейчас.
– Но...
– Послушай, – он мягко берет её руки в свои ладони. Такие теплые и родные. – Эвакуация только началась. Будет еще транспорт. Я тебя обязательно догоню.
Он смотрит вниз на высунувшего язык Жулика, и поправляется:
– Мы догоним. Иди. Все будет хорошо.
Потом они долго обнимаются, и вот она уже в автобусе. В салоне душно и жарко, но Вера этого почти не замечает. Прижавшись лбом к заднему стеклу, она сквозь слезы неотрывно смотрит на все больше отдаляющиеся фигуры, пока их очертания не растворяются на фоне свежевыкрашенного голубого фасада.

***

Вертолет завис над ними, гоняя по крыше мусор и перекрывая грохотом лопастей любые звуки. Поэтому они почти не разговаривали, лишь когда Слава закрепил наконец на себе ремни, он нагнулся к ней и прокричал:
– Ты – следующая! Готовься! Вот, – парень протянул ей свою рацию. – Все просто. Нажимаешь на кнопку и говоришь. Хорошо?
Она молча кивнула.
Слава показал вверх большой палец, и лебедка, дрогнув, потащила его наверх. Через пять минут он уже скрылся в недрах машины, а трос с ремнями спустился обратно.
– Иди сюда, малыш. Сидеть. – Дождавшись, пока Жулик, раздраженно поглядывая на вертолет, послушно усадит свой зад, она протянула вокруг него ремни. Убедившись в надежности креплений, она нажала тангенту:
– Готово! Поднимай!
Жулик заскулил.
– Так надо, малыш. Так надо.
Лебедка натянулась, и пса плавно потянуло наверх. Когда скрылся и он, сразу же зашипела рация:
– Что за фигня?!
– Ты же обещал помочь? Вот и помоги мне. Сохрани ему жизнь.
– Я же говорил! Машина старая, латали на коленке! Она не выдержит перевеса!
– А перевеса не будет. Я остаюсь.
– Да почему?! – заорал Слава. – Почему, объясни!
– Потому... – Вера коснулась шеи, которая в последнее время сильно зудела. И на которой, проходя мимо зеркала в гардеробе фитнес-клуба, она увидела пятнышки. Почти незаметные, но уже приобретшие характерный сизый оттенок в ядовито-красном обрамлении. – Потому что вне города мне уже нет места.
После долгой паузы, сквозь шум в рации едва пробился голос Славы – так он был тих:
– Хорошо. Я сделаю, как ты просишь. Прощай.
Когда вертолет улетел, Вера спустилась вниз. Отыскав бомбу, она аккуратно ее подняла и внимательно осмотрела. Но все оказалось просто: под циферблатом была лишь одна кнопка, прикрытая до поры прозрачным колпачком.
– И зачем тут взрывотехник. – Вера подцепила колпачок ногтем, и тот легко откинулся. – Любят у нас, конечно, лишние рабочие места...
Кнопка поддалась еще легче, и на циферблате засветились красные цифры, начавшие неспешный обратный отсчет.
Засунув бомбу в рюкзак, она вышла из фитнес-клуба и спокойно пошла туда, откуда начался ее сегодняшний день. Если верить таймеру, у нее оставалось два часа, а этого должно было хватить с избытком.
Вокруг сновали зараженные, но интереса к ней не проявляли. Вера тоже не смотрела по сторонам, углубившись в собственные мысли.
Как же все просто. Опыт и сильные чувства сохраняются даже у зараженных. Странно, что она этого до сих пор не поняла. Как, наверняка, не понимает и он, мечась по дому – их дому – в ее ожидании, куда Веру каждую ночь приводит уже давно подхваченная вирусом кровь.
– Ну ничего, – услышала она свой голос. – Подожди чуть-чуть. Помнишь, ты обещал, что все будет хорошо? Теперь обязательно будет.

***

Через два часа вертолет был уже на базе. Опираясь на костыль, Слава ковылял на дезинфекцию и осмотр. Заодно он намеревался показать медикам пса, хотя был более, чем уверен, что тот не заражен. Животных вирус цеплял неохотно, а собак на его памяти не трогал вообще.
Сквозь шум моторов и гомон повседневной суеты никто не услышал прогремевшего в запретной зоне взрыва. Но пес вдруг сел и с тоской посмотрел туда, где над макушками деревьев торчали вдалеке высотки мертвого города.
– Ты чего?
Жулик глянул на парня, и тяжело, даже как-то по-человечески вздохнул.
Слава не видел, да и не смог бы увидеть, как в черных глазах мелькнули, соединившись, две маленькие искорки. И уж точно ему было невдомек, что хозяева пса всегда жили и будут жить в этих темных озерах, где они никогда не расставались и не забывали любимых имен.