Когда подступаешь к воротам рая, мобилу – в карман штанов.
Так бомбу в карман галифе совал лихой комиссар Жухрай.
На вахте тебя тормознут и спросят: «Эй, паря, ты кто таков?»
А ты в амбразуру швырнёшь мобильник – и сразу ворвёшься в рай.
Какое их, в сущности, дело собачье – кто ты и зачем идёшь?
Когда все сюда, только ты – отсюда, по рваному льду скользя,
Где против законов природы рая хреначит и снег, и дождь.
А в эти врата можно только войти, а выйти уже нельзя.
Проскочил – и до кучи привет!
Хорошо, что попутчиков нет.
Хорошо, что ни с кем не делить,
Не молчать третий тост.
Райский плац – для разбитых сапог,
Для того, кто теперь одинок.
По краям подорожник в пыли
Да бурьян в полный рост.
Когда оторвёшься, Мухтару в зубы полпачки отдав махры,
Когда отобьёшься на ржавой шконке за сорок шальных секунд,
Матрос из «Курска» придёт и сбреет седые твои вихры,
Ворча тихонько: «Ещё салага, а разблатовался тут».
И будет тебе не море сниться, не сказочный Херсонес.
Туманный колокол тоже будет звонить не по снам твоим.
Приснится старый вагон-теплушка и мимо летящий лес,
И рядом с тобою – в платке девчушка, и вам хорошо двоим.
А в оставленной жизни не так:
На окоп надвигается танк.
И не выдержав, ты побежишь
По сожжённой стерне.
Эх, таких вот зелёных салаг
Объезжал в Гиндукуше Саланг,
Но они поднимались – и шиш
Вам гашиш на броне!
Наутро с подъёма в раю поверка, оправка и марш-бросок,
И вспышка слева, и маршал справа на белом коне своём,
Политбеседа и бой неравный, и в каску свинца кусок.
И вновь с мобилой в кармане к раю, и снова с утра подъём.
Но когда-нибудь грянет звонок
Для того, кто всегда одинок.
И «приём» удивлённо нажав
Перед шагом за край,
Ты услышишь: «Я жду, приходи.
Всё в порядке, война позади».
И отпустит тебя ни на шаг
Не покинутый рай.