Грушихина Екатерина - Тициан

- Тицианушка, любимый, вставай! - ласково щебетала Мила Йововна своему обленившемуся мужу, шутливо стягивая с него шелковое аляпистое одеяло.
Зимнее солнце слепящим белым светом залило комнату, пробежалось по портьерам, погладило косматую седеющую морду терьера Тузика и расплескалось по паркету, словно подсолнечное маслице, пролитое незадачливой Аннушкой.
Тициан Подкорытов был художником. Непризнанным художником.
Уставшая от извечных творческих страданий и мытарств своего супруга, Мила Йововна, будучи женщиной деятельной, открыла крошечный бизнес по наращиванию ногтей. В конце концов, не помирать же с голоду, пока Тициан лихорадочно рисует очередную Сикстинскую Мадонну.
Тициан Подкорытов относился к когорте художников-универсалов, претендующих и на сакральность работ Босха, и на мистичность полотен Рафаэля и даже на зашкаливающую пейзажность Шишкина. Для него было обычным делом изобразить нежный лик юной аристократки, а на заднем плане распластать по стене шкуру гималайского медведя. В своих художественных откровениях смелости Тициану было не занимать. Всем он был хорош, но, увы и ах, его картины не продавались.
Заламывая верхние конечности в очередном приступе творческой импотенции, Тициан решился на звонок модному галеристу Жабичу.
- Марк Ильич, дорогой Вы мой человек, выручайте, выручайте! - в сердцах затараторил в трубку Тициан. - Мне срочно нужна выставка и не просто выставка, а феерия, волшебство, мистификация и.…, - Тициан стыдливо умолк, дабы перевести дух.
Жабич кашлянул. Галерист был примечателен не только тем, что мог преподнести фекалии как конфету в блестящей обёртке, но и своей патологической слабостью к прекрасному, а прекрасным он считал любое маломальское искусство, свободно конвертируемое в валюту. За что, собственно, и получил говорящее прозвище «денежная лягушка».
- Тициан, друг мой, не волнуйся ты так. Всё исполним в лучшем виде, будет тебе и галерея, и признание, и бомонд. Передавай привет Пятому элементу, - шутливо заключил Марк Ильич и положил трубку.
Тициан облегченно выдохнул, подошел к мольберту и резко сбросил с него льняное покрывало. С холста на художника смотрели глаза. Эти глаза смотрели на него уже много лет, но любая попытка закончить образ их обладательницы, оборачивалась крахом.
Тициан взял в руки кисть и начал судорожно смешивать краски.
В коридоре послышался подозрительный шорох.
- Милочка, ты пришла? - отчужденно процедил художник. Ответа не последовало, Тициан продолжал с остервенением искать нужный оттенок.
- Вечер в хату, - раздался басистый мужской голос где-то за спиной.
Художник остолбенел. Не поворачивая головы, он вытянулся в струнку возле мольберта как гипсовая фигура. О всяком слыхивал Тициан, но о том, что посреди бела дня воинствующие коллекторы проникают в квартиры должников ради расправы, нет, такого он не слышал.
- Что рисуем? - не унимался басок, переходящий в бархатный баритон.
Тициан повернулся к незваным гостям не только торсом, но и обнаженной душой ваятеля и, заикаясь, промычал: «М-м-м-м-м».
- Да Маргариту он рисует, кого ж еще - заливисто и манерно загоготал второй коллектор, с опаской поглядывая на захлебывающегося от лая Тузика.
Тициан вытаращил глаза на двух фриков, чьи одежды, по всей видимости, были приобретены на блошином рынке.
- Денег у меня нет - чистосердечно признался Тициан, разводя руки в стороны. Фрики покатились со смеху, держась за животы.
— Значит, говоришь, что ты художник? - давясь хохотом, вопрошал басок в клетчатых штанах и такой же клетчатой кепи. - А рисовать-то ты хоть умеешь?
- Умею, - опустив глаза и как бы оправдываясь, пробормотал Тициан. - Только деньги мне за мои работы не платят.
— Значит плохо ты рисуешь, - безапелляционно заявил котоподобный гость в черном фраке, просверлив несчастного Тициана глазами-буравчиками.
Клетчатый затеял прогулку по комнате, с ехидной улыбочкой подмигивая фотографии Милы Йововны в золоченой рамке. Далее, отодвинув портьеру, с минуту стоял у окна, вглядываясь в бесконечную снежную даль. Наконец, клетчатый подошел к мольберту.
- Ну и? - вопросительно обратился он к Тициану, кивая на полупустой холст, -Где, собственно, Маргарита?
- Я ее не вижу, пытаюсь разглядеть, но не вижу. Ее образ постоянно ускользает,
- посетовал художник.
- Жалкие людишки - промямлил котообразный и закинул ногу на ногу, демонстративно подпиливая коготки пилочкой из маникюрного набора Милы Йововны.
- Чему там ускользать? - искренне удивился клетчатый, — Вот же она, здесь! - и протянул Тициану фотографию в золочёной рамочке.
- Мила?!- почти прокричал Тициан и выронил кисть из рук.
- Подкорытов, что ты орешь как потерпевший? Я уже тридцать лет как Мила, - прострекотала Мила Йововна, влетев в комнату полупрозрачной стрекозой! - А представляешь, представляешь..., - она начала бесперебойно делиться с мужем историческими подробностями из жизни клиенток маникюрного салона.
— Это что, я? - изумленно спросила госпожа Подкорытова, вглядываясь в изображение на холсте, - А почему волосы черные, я же блондинка?
- Наверное, ты - неуверенно ответил Тициан и рухнул на диван, чтобы следующие двенадцать часов проспать мертвецким сном.
А Марк Ильич Жабич, все-таки, гениальный галерист. Через пару недель, триумфально, в лучших галереях города, прошла выставка работ молодого талантливого художника Тициана Подкорытова под названием "Пятый элемент".
Как стало известно из закрытых источников, полотно с изображением супруги художника Милы Йововны, за баснословные деньги приобрел престранный господин в черном фраке, с мяукающей тональностью в голосе и глазами-буравчиками.
Говорят, что он долго торговался с Марком Ильичем и даже пригласил его на дружескую прогулку, где они оба, таинственным образом, растворились в предзакатной январской мгле в одной из петляющих московских улочек.