Заявки - литература

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Елизаров
Имя
Владимир
Страна
Россия
Город
Краснодар
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Гад

Неуёмный прогресс, ну и гад же ты,
Потребителя заворожил,
Изобрёл всевозможные гаджеты,
Не жалея финансовых жил.

Человечество грезит айфонами,
Игнорируя Яблочный Спас,
Но маркетинг делами смартфонными
Нас от тупости так и не спас.

Пресловутая умная техника,
Контролируя пульс и шаги,
Из любого взрастит неврастеника,
Вымогая шаги за гиги.

Нейросеть аппетитами матрицы
завлекает в искусственный мир,
Мы серьёзно рискуем состариться
Имитацией свежих чернил.

Ностальгируя фотополотнами,
Я наполненно опустошён,
Ведь когда-то нас делал свободными
Типовой проводной телефон.

Несерьёзно о несуразном

Как поэт, я сегодня умер,
Чтобы завтра родиться вновь
И разбавить густую кровь
Тишиной в суетливом шуме.

Обнажая больные рёбра,
Разгулялся в груди сквозняк.
Мне бы вверх, но запал иссяк,
А талант в лоскуты изорван.

Может, вовсе и не рождался?
Может, всё это шутовство,
И по сути давно мертво,
Что доносит собой катарсис?

Несерьёзно о несуразном -
Я могу быть предельно строг,
Лить иронию между строк
И буквально дышать сарказмом.

От хандры тяжелеют веки,
Чувство такта орёт навзрыд,
Оголтелый испанский стыд
Мой надёжный партнёр. Навеки.

Кто виноват?

Мой лиричный герой обнаглело застенчив,
Рефлекторно наивен, но всё же неглуп,
Педантичный приверженец грамотной речи,
Ну, а в точных науках фактический труп.

На досуге довольствуясь чистым экспромтом,
Инкрустируя рифмой свой внутренний мир,
Он по шею увяз в подсознании стёртом,
Без возможности выйти в легальный эфир.

Не питая каких-то особых иллюзий,
Оказавшись под натиском душных надежд,
Персонаж в самоедстве настолько искусен,
Что, того и гляди, сам себе надоест.

Одиночество гадость - ну с кем не бывало?
Парадоксом приправь и отвратно вдвойне -
Омерзительно в самый разгар карнавала
Обнаружить себя одиноким в толпе.

Словно оттиском букв на обложке романа,
Промелькнуло в сознании - кто виноват?
Кто своим разгильдяйством вредит постоянно,
Не гнушаясь салютом дешёвых бравад?

Тихий внутренний смех ядовит и раскатист,
Как бревном оглушенный, я вмиг осознал,
Что виновник постигших меня неурядиц
Притаился за гладью настенных зеркал.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Еременко
Имя
Татьяна
Отчество
Ивановна
Страна
Россия
Город
Сочи
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Порой нужны покой и тишина,
Чтоб просто разобраться в этом мире.
В душе приливом набежит волна
И вынесет на берег, что забыла.

Что не пыталась в памяти держать,
Что в прошлом столько боли приносило.
И время оборачивает вспять
Все чувства, мысли, будто с новой силой.

Пусть пережито много. "Я сильней!" -
Кричу себе и смахиваю слёзы.
Но незаметно вдруг приходит день,
И понимаешь - кончились морозы.

Зачем воспоминанья ворошить?
Зачем реанимировать обиды?
Я выбираю жить! Счастливой быть!
Любить и утром снова солнце видеть!

Навстречу дню! Навстречу новым снам!
Себе навстречу, позабыв бессилье.

Когда твой мир летит ко всем чертям,
Ты просто вспомни: у тебя есть крылья!

***

Рыжий котенок у рыженькой кошки-
Кроха размером с большую ладошку -
Прыгает шустро, на хвост нападая:
-Видишь, я страшный!?Словлю, покусаю!

Кошка, зажмурившись, муркнула звонко.
Что же поделаешь с этим ребенком?
Пусть рядом с мамой он ловкий и смелый.
Жизни учиться - великое дело!

Маленький мальчик, увидев котёнка,
За руку маму и голосом тонким:
-Мам, ну давай заберём! Он ничейный.
Я его буду катать на качелях.

Буду с ним кашу есть, спать, чистить зубы.
С ним никому не позволю быть грубым.
Мам, я тебе помогать буду. Честно!
Знаешь, с котёнком мне как интересно?!

Мальчику мама согласно кивнула.
Кошка с тревогой на это взглянула.
А сорванец прижимает котёнка-
Рыже-пушистого солнце-ребёнка.

Вырвался он к своей солнечной маме:
-Мне там сказали, он будет "хозяин".
Я побегу! Он такой же весёлый.
Руки его пахнут вкусным и новым.

Муркнула кошка, лизнула сынишку.
-Да погоди убегать. Я все слышу.
Дай на прощанье обнять тебя, кроха.
Как же теперь без тебя будет плохо.

Мамина радость, любимый пушистик.
Тёплый родной мой комочек когтистый!
Смотрит в отчаянье рыжая кошка:
Новый хозяин унёс её крошку.

Хочется, чтоб жизнь к добру лишь менялась.
Только вот кошка без сына осталась.
Глупый котенок невольно обидел.
Маму тогда он в последний раз видел.

***

И, вроде бы, всё нормально.
И, вроде бы, всё легко.
Но кошки скребутся где-то
Под рёбрами глубоко.

Во взгляде твоём усталость.
Во взгляде твоём вина.
И в сердце сникает радость
От встречи, что так нужна.

Да брось эти все рассказы!
И новости подождут.
"Вокруг-да-окольны" фразы
Мешают в глаза взглянуть.

Встряхнуть бы тебя:
-Ну, хватит! Ты в душу мою смотри!
Была она синей гладью,
Да буря сейчас внутри.

Снимаем все маски вместе!
Здесь двое: лишь ты да я!
Пусть в этом красивом месте
Сорвём, что носили зря!

Не бойся, что станешь дальше.
Мы это уже прошли.
Нам хватит красивой фальши!
Я правды хочу. Скажи!

Бесстрашны слова пусть будут,
Как будто в последний раз.
Пусть режут, ломают, рубят,
Пусть стену крушат сейчас!

Пусть истина голой станет.
Я стойко её приму.
Присяду, вздохну устало
И дальше, как жить, пойму.

Я тоже ведь небезгрешна.
Мне тоже есть, что сказать,
Что прятала безутешно,
Что даже не знает мать.

Есть право у нас и выбор
Сегодня принять, сейчас
Друг друга, ошибки, ибо
"Мы" есть или нету "нас"!

Пусть род за спиною строем!
Поможет нам Бог, простит!
Мы души свои откроем
Во имя святой Любви.

И лились признанья долго:
Весь день и весь вечер, ночь.
И птицы совсем умолкли.
Мы сон прогоняли прочь.

А утром, за руки взявшись,
Мы встретили наш рассвет.
Друг друга, как есть, принявши,
Сказали: "Ну, что? Привет?".

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Ермоченко
Имя
Александр
Отчество
Александрович
Страна
Россия
Город
Новозыбков
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Жизнь моя глупая сказка,
Или же вещая быль?
Льётся небесная краска
Синью на смятый ковыль.
Лучик на каждом растенье,
Радужка в каждой из рос.
Жизнь моя - переплетенье
Чёрных и белых полос.

*****

Мой талант не пенится как пиво.
И стихи мои не нарасхват.
Я поэтик местного разлива,
Для столичных устриц кисловат.
Критика - стеклянная посуда
Часто в мою сторону летит.
Только ведь душа моя не блюдо,
Чтобы вызывала аппетит...

*****

Я Маяковский?!
Нет,
Я выше.
(Ни его,
Ни его стихов.)

Их
Кто дробить молотками вышел
В щебень узоры слов.

Эхо
Столетних четверостиший -
Градус прямых углов.

Я Маяковский?!
Нет,
Я тише.
(Ни его,
Ни его шагов.)

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Ерофеевская
Имя
Марина
Отчество
Викторовна
Страна
Россия
Город
Коряжма
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

***

Я уловила двадцать пятый кадр, –
В нём солнце устремляется за МКАД,
Рисуя лишь грейпфрутовый закат,
Как маки на фарфоровом сервизе.
И щурит глаз обманчиво гало́,
Дворовый куст пострижен наголо,
Из всех его не рубленых голов,
Болит одна. Он метеозависим.

А за ночь много снега намело,
Свистит снегирь в надежде на тепло,
В его груди ещё не спелый плод,
Уже почти сгорающий снаружи.
Но слышу я, как у него внутри,
Поёт Господь, играет попурри.
На небе солнце делится на три.
А значит скоро снова будет стужа.

И будут сёла, словно пустыри,
И кочегарка медленно курить,
Дворовый куст пострижен и побрит,
И до весны почти неузнаваем.
Мы будем снова жить до декабря.
Так каждый год, и проще говоря,
Мы – лишь грейпфрут в груди у снегиря.
Десятки зим созреть не успеваем.

***

Говорит черепаха богу в своей мольбе:
«Я подставлю другую щёку, захочешь - бей!
Созидатель и разрушитель в одном лице,
Вездесущ, и живёшь ты в каждом моём яйце.
Я не камень лежачий – живая твоя душа,
В колыбели-скорлупке нянчу черепашат.
Расскажи мне, насколько сладок, каков на вкус
Черепаший суп, надёжен китовый ус?
Ты во истину так хорош, справедлив, умён?
Я была здесь ещё до начала твоих времён.
Я висела средь звёзд – ни креста, ни гвоздей, ни пут.
Это мною проделан сияющий млечный путь.
Сотни тысяч галактик не жаль - забирай, владей.
Не жалеешь чужих – своих пожалей детей.
Красноухих и краснощёких, таких, как ты.
Им аквариум мал, их лишают живой воды,
Запечатывают в брелоки, цена им – грош,
За какие грехи так с ними себя ведёшь?
Но однажды с небес на землю придёшь ко мне,
Я тебя прокачу на крепкой своей спине.
И попросишь - чего до этого не просил,
Скажешь – Верую! Матушка, милая, дай мне сил!
И планету я сдвину к исходному рубежу.
Мир упал мне на спину, и я до сих пор держу».

***

Ложился снег на талый наст,
Как птичья стая,
И мой бесформенный каркас
Со снегом таял.
Стоял ты с розою ветров -
Промокший, слабый.
К несчастью ли – с пустым ведром
Ты встретил бабу?
Глядел февраль, как хитрый лис,
На наши лица.
С тобой ветвями мы сплелись -
Не расцепиться.
Но понеслись наперебой
Синичьи трели,
Все молодели. Мы с тобой
Увы, старели.
В глаза, подобные углю,
Я всё глядела,
И повторяли мы: «Люблю!
Душой и телом!».
Но наступил дождливый март,
А дальше лето,
И крови требовал комар,
А нас уж нету...
Но был когда-то снег и наст.
В тот вечер хмурый
Снеговики лепили нас
С натуры.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Ерух
Имя
Виктория
Отчество
Львовна
Страна
Россия
Город
Краснодар
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

1. Часть души, что незрима (Маме)

Протянула к тебе — свои нити желаний,
Проложила незримые, тонкие тропы.
И теперь, в полутьме наваждения тайны,
Ты читаешь послания через пустоты.

В них и боль, и тоска, и безумные муки,
И мечты, что в сердечке живут бесконечно.
Пусть к тебе не могу протянуть нежно руки
Чтоб обнять, но в душе ты осталась навечно.

И теперь, по привычке, я снова и снова
В пустоту направляю своё подсознанье,
В этот мир — без начала, без края — без слова,
Всё пытаясь найти где-то там пониманье.

А вокруг — бесконечность: от боли — до счастья.
"Я не брошу тебя" — в детстве мне говорила.
Но коснувшись моих тонких, бледных запястий
Ты ушла, взяв с собой часть души, что незрима.

2. На пыльных полках снов

Там, неглиже, на пыльных полках снов,
Забытые шедевры и заплаты:
Разбитый шкаф, хранивший «сотни слов»,
Картина в паутине – «боль утраты»,
Застывшая над пропастью времён,
С её весьма разительным контрастом:
Где каждый был заботой окружён,
Но чувствовал порой себя балластом.

Там так легко по воздуху плывут
И облака, и птицы, и деревья,
А вдалеке дорога, лес и пруд.
Мне кажется, что детство – лишь мгновенье.
Невольно взгляд скользит туда, назад,
Года бегут, о прошлом вспоминая
Проходит жизнь, и как-то невпопад,
Меня влечёт «живая кладовая».

На стенке – потускневшие рога,
Шкатулки, три сервиза, статуэтки,
Покрытая налётом курага,
Книжонки возле старенькой кушетки.
И, как в бреду, забытая молва,
Подобно той из прошлого, из детства,
Времён, когда ещё была жива
Моя семья. Осталось лишь наследство.

Но сердце будоражит этот хлам!
В кладовке аромат, как в доме ветхом,
Вокруг царит чудовищный бедлам,
Обломки посыпает время пеплом.
Залезу в эту щель, как в щель в полу,
Раскрою много тайн, чужих секретов,
А в дальнем, юго-западном углу
Немало для себя найду ответов.

Там в тишине, в янтарном огоньке,
Как призрак, находящийся на грани,
Мелькает тень в своей ночной тоске,
Но не находит выхода в тумане.
Я – как читатель на страницах книг
Истории, писавшейся веками.
Листаю в мыслях памяти дневник,
И вижу вновь родных перед глазами.

3. Катарсис

Солнце идёт к закату,
Шлейф оставляя в небе.
Ближе к окошку сяду,
Сброшу с сердечка цепи.
Вытру свой грим салфеткой,
Сделаю десять вдохов.
Где-то поют "Ранетки",
Но не в моей эпохе.

Где-то гитары звуки,
Запах ватрушек свежих,
Мамы и папы руки,
А во дворе — орешник.
Где-то костёр на даче,
Сердце открыто, цело...
Там я смеюсь и плачу
Искренне, как умела.

Путь мой сейчас банален,
Краски смешались в кляксу,
Роршаха тест провален,
Кто-то внутри напрягся.
Внутренний мой ребёнок
В шоке от этой жизни...
Где ему взять силёнок
Не очерстветь до тризны?

Люди, как шелкопряды:
Всюду плетут интриги,
Редко плюются ядом,
Часто меняют лики.
Ткут из своих понятий,
Чьих-то шаблонов ветхих
Личность мою, и кстати,
В цель попадают редко.

Снова внутри зажимы
Их бы убрать оттуда...
Я не хочу быть мнимой,
Штампами жизнь окутать.
В общем устала малость
В душной коробке блочной...
Где-то на полке "самость",
В Богом забытых строчках.

Тексты мои — лекарства
Лечат от всех страданий.
"Здравствуй, мой друг, катарсис —
Клинер душевных зданий".
Вымыл ты вновь до блеска
Мысли мои и чувства.
Тяжесть и боль исчезла,
Вылилось всё в искусство.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Есина
Имя
Лариса
Отчество
Есина
Творческий псевдоним
-
Страна
Россия
Город
Краснодар
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
Самаркандский Государственный университет им.Алишера Навои
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Еще не сочиненное сегодня...

Страницей книги распахну окно -
Как новую главу в душе и в мыслях.
Осенний ветерок веретеном
Кружит, в клубок сворачивая листья.

Луна чадит лучиной... Посмотри -
Едва видна сквозь серой тучи ветошь.
А осень вяжет пышные ковры
Из хрупкой пряжи солнечного лета.

Меланж листвы оттенками богат -
Не.отвести восторженного взгляда.
На плечи бросит старый добрый сад
Ажурную косынку листопада.

Не дочитала несколько страниц
Остросюжетный очерк межсезонья.
А дальше? Дальше белоснежный лист
Еще не сочиненного сегодня...

Ловлю послание луча

Мой город в плен взяла зима...
Деревья в ледяных доспехах
Спят постовыми... С гулким эхом
Напрасно спорит тишина.

Беззвучно высажен десант -
Летят снежинок парашюты.
К утру - белым-бело повсюду
Лишь окна розовым горят.

А я, скучая по теплу,
Ушла в глубокое подполье
И посыпаю наледь солью -
Как будто диверсант в тылу.

Ловлю послание луча:
Разбив морозный щит на окнах,
Разбавил душный сумрак комнат,
Коснулся ласково плеча...

На стеклах иней побеждён
И, отступая, тихо тает...
Всё хорошо, я точно знаю,
Коль теплится в душе огонь...

По разные стороны баррикад

Мы - по разные стороны баррикад:
Ты теперь иностранец и русофоб
И забыл, как лет ***надцать тому назад
Выбирал только русских себе зазноб.

Наш роман был заранее обречён -
Но любовь в самом деле бывает зла.
Потому и горело так горячо,
И на память осталась одна зола.

Не хочу вспоминать... Но былое мне
Не забыть и не вычеркнуть из судьбы -
Как урок, как прелюдию к "не-войне",
Что ведут против "рашки" твои тылы.

Мы - по разные стороны баррикад:
Раз предавший - предаст много раз потом.
В наши дни, как столетья тому назад,
Разгорается битва Добра со Злом.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Есина
Имя
Лариса
Отчество
Анатольевна
Творческий псевдоним
-
Страна
Россия
Город
Краснодар
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
Самаркандский Государственный университет им.Алишера Навои
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Новый год «Последнего пути»

Фельетон

Морозное ноябрьское утро не предвещало никаких неожиданностей. Народ привычно спешил на работу или по делам. Мелкий дождь, временами переходящий в снег, красноречиво намекает, что скоро зима, а значит, и Новый год не за горами. Праздник этот Сан Саныч, владелец магазина ритуальных товаров «Последний путь» не любил. Не повод идти на кладбище. Разве преставится кто неожиданно или день памяти кого-нибудь случится. Зайдут за венком, букетом или лампадкой со свечами. Было почти девять, он катастрофически не успевал открыть лавку в обозначенное на вывеске время, но не спешил торопиться. В отличие от других торговых точек, в ритуальных лавках столпотворения не наблюдалось. В ожидании нечастых посетителей он коротал рабочие будни, разгадывая кроссворды и ребусы, и мог бы обыграть всех знатоков и любителей этих интеллектуальных игр, если бы такие проводились. Тренировал смекалку и даже не догадывался, что судьба уже приготовила для него необычное испытание на сообразительность.

Свернув в переулочек, где находась его лавка, он увидел молодого человека с прозрачной папкой в руках. Решив, что это покупатель, Сан Саныч прибавил шаг.

— Здравствуйте. Чем могу помочь? Умер-то кто- мужчина, женщина? Сколько лет? Или просто день памяти? — привычно поинтересовался он, открывая ролл-ставни, за которыми обнаружилась деревянная дверь.

Молодой человек поежился и тряхнул головой, как будто стряхивая плевок в его сторону:

— К счастью, все живы-здоровы.

Во взгляде Сан Саныча читался немой вопрос «какого черта тогда спозаранку сюда припёрся?», но он не успел его озвучить. Гость ответил на него, не дожидаясь, пока собеседник его задаст:

— Вам письмо из городской администрации. Адрес электронной почты вы не потрудились предоставить в мэрию, вот и пришлось доставлять его лично. Распоряжение украсить витрину торговой точки и фасад к Новому году, — пояснил курьер, доставая из папки листы формата А4, скрепленные степлером, и протягивая их адресату.

Удивление во взгляде Сан Саныча сменилось недоумением:

— Интересно, как вы себе это представляете? В мой магазин люди приходят не веселиться…

— Ну, вот вы их и развеселите…

— Может, еще карнавальные наряды для почивших прикупить? Для тех, кого в новогодние праздники хоронить будут… — съязвил владелец ритуальной лавки.

— Вам лучше знать. К распоряжению мэра прилагается инструкция с рекомендациями. Только учтите, украсить лавку нужно до завтра. Иначе штраф за невыполнение требование администрации города, — строго подчеркнул нежданный гость и, пожелав застывшему в прострации хозяину лавки удачи, покинул обитель скорби и печали.

Оставшись один, Сан Саныч принялся изучать инструкцию, которая гласила, что украшения витрин, вывесок и фасадов должны быть исключительно в золотых, серебристых, красных и синих тонах. Допускалось мастерить новогодние инсталляции, используя гирлянды, большие декоративные игрушки, надувные фигуры сказочных персонажей. Сан Саныч тяжело вздохнул, закрыл лавку и отправился в располагавшийся неподалеку супермаркет за новогодними украшениями.

Выбор был более чем богат — обвитые светящимися проводами огромные елочные шары, фигуры животных, надувные снеговики… Всё это украсило бы любую торговую точку, но никак не подходило для его ритуальной лавки. Он представил широко улыбающегося Санту с мешком подарков за плечами, как бы влезающего в окно витрины его «Последнего пути» меж образцами надгробных плит…

«Аха, Санта Зомби… Бррр… Это не Новый год, это Хеллоуин какой-то получается…», — отчаялся Сан Саныч.

— Вам помочь выбрать покупку? — заметив замешательство покупателя и понимая, что этот обязательно что-нибудь купит, к нему подошла девушка-консультант.

— Буду признателен, — выдохнул Сан Саныч.

— Окей. Выбираете украшение для дома, для сада?

— Витрину нужно украсить… — пояснил владелец ритуальной лавки и поспешил добавить, — украшения должны быть обязательно серебристого цвета, красные и синие.

Продавщица уже несла ему огромные часы с застывшими стрелками на цифрах 11 и 55:

— Думаю, это то, что вам нужно. Они как раз серебристые. И украшение, и фотозона. Уверяю вас, покупатели около них в очередь выстраиваться будут, чтобы сфотографироваться.

— Аха… На фоне венков с обещаниями «помнить вечно» — намек, мол, недолго вам осталось… — скептически пробубнил Сан Саныч, — Идея хорошая, конечно, но моих покупателей она, скорее, возмутит, нежели обрадует.

— Ну, хорошо. А что бы вы сами хотели?

— Что-нибудь нейтральное, неброское…

Девушка взглядом указала на светящихся оленей из проволоки, но странный покупатель отверг и это предложение:

— Аха, намек на реинкарнацию… Нет, нет, не подходит. Что-нибудь менее броское, почти незаметное.

Сан Саныч остановил свой выбор на обычных елочных гирляндах и игрушках указанных в инструкции цветов. Итак, первый ребус решён. Но оказалось, самое сложное ещё впереди.

Согласно инструкции, обязательно должна быть украшена вывеска. Пластиковую чёрную доску над витринами можно было украсить только гирляндой. Цеплять шары было не к чему. Справившись с задачей, Сан Саныч спустился с лестницы, чтобы внимательнее рассмотреть результат своих творческих изысканий. Некогда мрачная черно-серая вывеска с большими белыми буквами «ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ» и поменьше чуть ниже «магазин ритуальных товаров» радостно переливалась всеми цветами радуги. Художник сплюнул и полез снимать неуместную неземную красоту.

Решил натянуть гирлянды по периметру витрин, и вскоре они засияли порталами в потусторонний мир, бросая тусклый свет маленьких лампочек на весьма специфические товары. Разозлившись, Сан Саныч вынужден был вернуть витринам прежний скорбный вид.

Однако фасад нужно было обязательно украсить. Иначе штрафа не избежать. А дела под Новый год итак всегда идут ни шатко ни валко. Сан Саныч присел на ступеньки крыльца, практически опустив руки и не зная, как решить дилемму с украшением ритуальной лавки.

— Мама, смотри — ёлки! — радостно сообщила родительнице проходившая мимо магазина девочка, — Давай купим!

Маму передёрнуло.

— Это уже украшенные ёлки. Значит, их уже кто-то купил и украсил. А мы же с тобой сами хотели елку нарядить, да? Пошли, — женщина привычно выкрутилась из неловкого положения и поспешила поскорее увести от этих «ёлок» принявшуюся недовольно хныкать дочку.

«Точно! И как я сам не догадался! Воистину, устами младенца глаголет истина…» — подумал Сан Саныч. Решение дилеммы пришло неожиданно, как бы само собой.

Вскоре у фасада ритуальной лавки с траурной вывеской «Последний путь» стояли похоронные венки, увитые не только лентами с обещаниями «помнить вечно» и украшенные не только соцветиями гвоздик и роз. По еловым веткам шустро бегали разноцветные огоньки электрических гирлянд, а сдержанное однообразие соцветий разбавили яркие ёлочные шары…

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Жилинская
Имя
Татьяна
Отчество
Геннадьевна
Творческий псевдоним
СонаТа
Страна
Беларусь
Город
г. Минск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
БГПУ им. М.Танка
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Не в свои сани
«Не садись в эти сани, девочка, не твои» –
Убеждали врачи после теста на фэстриол.
Это горе, поверь, не делится на двоих,
Да сегодня не страшно – всего лишь один укол.

А мужчины бегут, увы, от таких проблем.
Твой – не хуже, не лучше, нормален и без затей.
Глупо, ранние вы. Подумай, рискуешь всем!
Нарожаешь попозже здоровых для вас детей.

Улыбалась блаженно, хмурила резко бровь.
Восемнадцать всего, чем тут веру убьешь в любовь…

«Не мои были сани, Господи, ну зачем
На красивые сказочки юности поведясь…»
Начинается утро жестко, без лишних сцен.
Ведь за стенкой мычит двадцать лет человек дождя.

Это в фильмах он мил, спокоен, в болезни – крут.
И пешком – пол страны, и не надо ему коня.
А в реале – жесткий, бессильный, бессонный труд,
Чтобы завтра, возможно, он мамой назвал меня…

Размышляла устало. Просила себя – держись.
Тридцать восемь – не возраст, а мука длиною в жизнь.

Залезай в эти сани, деточка, и садись
Рядом с мамой. И пусть возмущенно потом галдят!
Небо звездами – в пояс, ветер, мятежность искр.
Мы поищем любовь, хорошо, человек дождя?

Да, сегодня не страшно – нужен один укол.
И весь мир – разноцветный, в нём мальчик умом берёт
На уроках! Позже – он будет гонять в футбол…
Залезай в эти сани, хороший мой, и – вперед…

Не поймут, осудят. Не надо, себе – не лги.
Хрупок лёд в полынье и круги по воде.
Круги…

Монолог Одиллии
Солнышко милый мой, с трепетом думаю: ты пропал.
В этих мелодиях осени хочется быть – людимым.
Нужно сезон закрывать и давать королевский бал!
Верь мне, пожалуйста – будет он лебединый.

С белой обманщицей начат напрасно порочный круг
К разным утехам, где тайное станет явью.
Солнышко, милый, прости, но из этих красивых рук
Все уходили в траву с неземной печалью.

Солнышко милый мой, веришь – прощались, прощали всё!
Каждое слово, всем сердцем приняв на веру.
Что она может, холодная, словно снега Басё?
Странная помесь наивности и гетеры.

С нею не станет желанной и страстной твоя постель,
Будет по кругу водить – вызывая жалость.
Солнышко милый, посмотришь – шумит за окном апрель
А у любви придыхание задержалось.

Солнышко милый мой, ей, ты – всегда будешь только принц!
Нет – не любовник, не муж. Идеал, икона…
Может быть, все же увидишь, что возле твоих границ
Черная лебедь ломает судьбы законы.

Страстная, знойная, вечно живая что в кровь, что в плоть!
Верой и правдой готовая быть рабыней!
Солнышко, милый, позволь же тебе приколоть
Черное перышко лебеди без гордыни…

Солнышко милый мой, выберешь, знаю, иной ответ.
Снова столкнутся миры в боевом безделье.
Черный… такого природе не знают, не терпят, … нет
Белый… что и через вечность разит похмельем…

Поздно потом будет плакать, стрелять, умолять, страдать…
Разочарованным, примешь своё сиротство…
Солнышко, милый… ты – выбрал, я – вижу: «пропал»… «пропасть»…
Хочешь, кричи здесь, а хочешь опять юродствуй…

Солнышко милый мой… милый мой… что ты? Ну как же так?
Пал мой отец … помутнело на небе солнце…
Слышу как рифмы и ритмы, пуантом вбивая в такт,
Белая лебедь надменно теперь смеется…

***
В сезонное «сейчас» пришла зима без снега.
Як культавае “чэ” у вычварны матыў.
И ровно пять секунд от травли до побега
Отчетливым смешком – наградой за стихи.

А дзесці снег ідзе… ўсё наканавана
И имя и судьба, и муха в янтаре.
Паслухай, я спяю пракураным сапрана
О том, что мелкий дождь наивен в декабре.

І зажуруся зноў, як быццам – вінавата,
У тым што снег ідзе не зараз і ў прасак…
В том, что мою строфу, за грешное – расплату,
На разных языках заставят написать.

Потребую счета, сочту себя капризной,
Зайдуся ад сумы, ўздыхну ад дуракоў…
И выйду вместе с той, раздвоенной отчизной,
Где ты всегда чужой, в любом из языков…

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Жилкина
Имя
Алёна
Отчество
Владимировна
Творческий псевдоним
ALOne
Страна
Россия
Город
Зеленодольск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Вдали от суеты
(сонет)

Вдали от праздной суеты
Я отыскал уединенье
В бору меж сосен, под их сенью,
Где тишина ткала холсты

Из птичьих трелей и листвы,
Едва от ветра шелестящей,
Вплетая аромат пьянящий
Созревшей в чаще сон-травы.

В круженье запахов лесных
И редком скрипе крон высоких
Я много образов глубоких
И мудрых истин здесь постиг.

Благодарю лесной приют
За то, что полон мой сосуд!
***

Ночная идиллия

Покрытое лунной эмалью,
Спит зеркало глади речной,
И дымкой туман воспаряет,
Вокруг навевая покой.

Умолк до утра птичий клёкот,
Лишь лодки привязанной хлюп
В тиши, и русалочий шёпот,
Зовущий в бездонную глубь.

А над головою созвездья
Ярки, и манит Млечный путь...
Собрать бы пыльцу их соцветий -
На память о прожитом лете...
В осеннем туманном рассвете
Не утонуть!
***

Ночная прогулка

Повеял лес ночной прохладой,
В нём сумрак полон тишины.
В прогалинах вершин косматых
Мне звёзды яркие видны.

А сосны дремлют неподвижно –
Как строг их вид во мгле немой!
Ни скрипа здесь, и еле слышен
Собачий лай в дали ночной.

Среди корней змеится морок,
Струится медленно в овраг,
И я взбираюсь на пригорок,
Невольно ускоряя шаг.

По небу бродит тусклый месяц
И жалок свет его, и хил,
Так близко он, но кроны леса
Едва собою озарил.

В блаженной неге дремлют сосны –
Здесь время встало на покой
Перед ним, безмолвствующим грозно,
Весь шум стихает городской.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Жилкина
Имя
Алёна
Отчество
Владимировна
Творческий псевдоним
ALOne
Страна
Россия
Город
Зеленодольск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Двадцать пятого мая 1913 года день выдался солнечный и ветреный, с небольшой облачностью. Облака быстро проплывали, меняли форму и исчезали в бездонной лазури неба. Озорной ветер пускал волну по густой траве, покрывшей все холмы и пригорки. В воздухе царила атмосфера праздника.
На Вязовую гору высыпал народ. У развёрнутой палатки гудели на все лады людские голоса, царила толчея. И не мудрено, ведь там подавали горячий чай из пузатых медных самоваров, а к чаю можно было прикупить ещё тёплые калачи да свежие пряники. Толпился народ и на другом берегу: все готовились стать свидетелями открытия долгожданного железнодорожного моста через Волгу. Этот мост назвали Романовским - в честь трёхсотлетия правящей царской династии.
Журналист из «Поволжской были» Филимон Загорайко затесался в толпу, стараясь не упустить ничего интересного. Его светло-голубые глаза постоянно бегали туда-сюда, выискивая что-нибудь полезное для будущей заметки, а уши, торчащие из-под жиденьких рыжеватых волос, смешно шевелились. Из кармана удлинённого твидового пиджака он достал блокнот, похожий на небольшую книжицу в потёртом кожаном переплёте. Блокнот был прошит грубой льняной нитью и закрывался на два ремешка с округлыми медными пряжками - они блестели на солнце, привлекая внимание к потёртой коже и потрепанным краям бумаги. Следом за блокнотом писака извлёк остро заточенный огрызок карандаша немецкой фирмы «Staedtler», на котором блестела четвертинка луны. Дело оставалось за малым – добыть материал!
Сперва внимание журналиста привлекла разновозрастная кучка местных мальчишек. Те сильно шумели. Прибившись к ним, он услышал, как ребята спорили: рухнет ли мост, когда по нему поедет поезд, или выдержит. Долговязый парнишка, верховодивший всей этой компанией, предложил сделать ставки и стал собирать гроши со спорщиков, явно намереваясь поживиться на этом деле.
Ушлого пройдоху звали Даня. Загорайко поинтересовался у него: «А сам-то что думаешь, рухнет мост али нет?» Парень в ответ пожал плечами и прогудел с хрипотцой, будто заправский священник: «На всё воля Божья!»
Покинув галдящих пацанят, ловкий писака очутился возле толпы мужиков. Их вид и разговоры выдавали журналисту торговцев из зажиточного крестьянского сословия. Мужики были пузатые, краснощёкие, бородатые, в косоворотках, подпоясанных расшитыми кушаками. Головы их покрывали картузы. Они радовались, что «таперича господа уже не будут иметь таких барышей, какия они лупили с народа за провоз на пароме», и что не придётся, как в прошлые годы, терять груз в ледостав.
Говоря о «господах», торгаши имели в виду акционеров Московско-Казанской железной дороги. Надо заметить, что владельцы «железки» в то время получали солидный куш за перевозку людей и груза по реке. Её стоимость бралась дополнительно к проездному билету по железной дороге. В монаршей канцелярии регулярно обнаруживались жалобы купцов на дороговизну перевозки, порчу не переправленных вовремя товаров и убытки. И хотя хозяева железной дороги регулярно распространяли обещания о скором строительстве моста, тем не менее, им было куда выгоднее содержать небольшой флот, чем затевать большую стройку и терять дополнительный доход с реки.
Отойдя от мужиков, газетчик пытливым взглядом зацепился за молодую крестьянку, понуро стоявшую на берегу реки в окружении пяти маленьких ребятишек. На голове у бабы был повязан чёрный вдовий платок. Она с тоской смотрела на реку, тихо шептала молитву и крестила мост. Двое ребятишек постарше, сложив руки на груди, молились вместе с матерью, а малыши испуганно жались к подолу её широкой юбки.
Подойдя к вдовице, Загорайко выяснил, что та звалась Глафирой. Разговорив опечаленную крестьянку, он узнал, что полтора года назад её муж Степан подался на заработки. Ему удалось устроиться разнорабочим на строительство моста. Но радость продлилась недолго: холодным ноябрьским днём в дом пришла страшная весть о гибели главы семейства… Накануне открытия моста покойный явился во сне к супруге и попросил прийти на берег, чтобы помолиться за упокой его души. Послушная воле мужа, Глафира привела детей на берег помянуть отца. А мост она крестила затем, «штобы не рухнул, батюшка, и ныне, и присно, и во веки веков!»
Филимон внимательно выслушал рассказ Глафиры, сочувственно вздохнул, глядя на пятерых сирот, но записывать её слова не стал. Нет, ему не жаль было окончательно исписать карандаш, но он прекрасно осознавал, что даже если запишет эту историю в свой блокнот, то строгий редактор не даст ей ходу.
«А сколько таких вдов льют тут слёзы?» – с горечью подумал журналист, вспоминая о давней трагедии, писать о которой никому не позволяли, дабы не портить репутацию строителей и владельцев железной дороги. А ведь 22 ноября 1911 года случилось страшное: пять опор моста рухнули в одночасье. Люди, работавшие на берегу вспоминали, что первый ледостав случился на реке в начале ноября, а середины месяца пришла оттепель. 22 ноября река вскрылась и возведённые «быки» обрушились под напором начавшегося ледохода. Рабочие, трудившиеся на строительных мостках, попадали в реку и уже не смогли выбраться: кого унесло сильным течением, кого придавило частями мостовых опор. Газетам разрешили сообщить о пяти погибших, тогда как счёт шёл на десятки людских душ, многие из которых были поденщиками. Их строительная контора умышленно не учитывала, а стало быть, и не считала нужным упоминать в хронике происшествий...
Воспоминания о трагедии и необходимость молчать о ней тяготили Филимона Загорайко. Однако уже через мгновенье его невесёлые думы развеял оглушительный гул первого поезда, въезжавшего на Романовский мост. Совсем скоро к грохоту колёс, отбивавших ритм по новеньким шпалам, добавились свист гудка и оглушительные крики «Ура!» с обоих берегов Волги.
Жизнь продолжалась.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Жилкина
Имя
Алёна
Отчество
Владимировна
Творческий псевдоним
ALOne
Страна
Россия
Город
Зеленодольск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Старожилы рассказывают, будто случилась в начале прошлого века одна история. Леса вокруг Паратского затона* были знатные, рядом неспешно протекала Волга, по которой туда-сюда скользили суетливые судёнышки рыбаков, ползали громоздкие баржи и важно ходили величественные корабли речного судоходства.
Всё для делового человека под рукой, вот и положили французские коммерсанты глаз на паратские земли, решив тут два завода построить. Место им показалось очень выгодным: речной путь развит, работают частные мастерские, суда на ремонт заходят постоянно, а на холме, поросшем лесом, можно обжиться и посёлок заложить.
Однако в те поры законы не позволяли иностранцам царские земли скупать, потому хитрые французы создали с нашими купцами Волго-Вишерское акционерное общество, и через него выкупили у царя восемьдесят десятин земли. Внизу стали заводы строить, а на горе – возводить одноэтажные кирпичные постройки, наподобие бараков, которые в народе скоро прозвали «Французским кварталом». На чёрную работу брали из местных жителей, а инженеров, чтобы стройку контролировать, из Парижа привезли.
Был среди иностранцев молодой проектировщик по имени Жан. Видимо, недавно институт закончил да приехал опыта набираться. Кучерявый такой, кареглазый, на русском прилично изъяснялся, только картавил сильно. Работа над постройкой заводов кипела, и большую часть времени французы на объектах проводили, а обедать и ужинать ходили в паратский трактир.
Однажды этот Жан возвращался с обеда на стройку, да уж больно пить захотел. Подошёл к колодцу, а там местные девушки, что по воду пришли, кружком стоят и о своем, о девичьем беседуют. Вот он на картавом русском и просит: мол, воды мне подайте! Девушки засмущались, кто отвернулся, кто лицо платком закрыл, а одна не побоялась – поднесла ему воды в черпаке. Утолил француз жажду и спрашивает: как зовут тебя, красавица? Та не ответила, только глазами грозно сверкнула и пошла прочь от колодца.
Но, видно, крепко она пареньку в душу запала! Как ни гонит он прочь от себя её образ, а тот всё перед глазами стоит. А глаза-то у красавицы – чёрные, как бездонное ночное небо. Нырнул в них Жан, да вынырнуть не смог. Вот и стал он каждый день из трактира мимо колодца ходить, чтобы милую увидеть да её имя разузнать.
Немного времени прошло. Девушки, что у колодца воду набирали, уже привыкли к французу: лиц своих не скрывают, кто улыбается, кто хихикает, между собой перешёптываются. И только одна девица хмурится, молчит и своего имени не называет, да ещё и подругам запрещает с французом говорить. А у Жана сердце так и горит огнём!
Но недолго продлились его страдания. Как-то на стройку прибежал деревенский мальчишка и стал Жана спрашивать. Был этот мальчишка сиротой, с малолетства сам себе пропитание добывал. Заметил он, что француз возле колодца частенько задерживается да у одной сельчанки имя спрашивает, вот и решил подзаработать. Когда привели его к французу, тот удивился: «Тебе, мальчик, чего?» А пацан глазёнки прищурил и выпалил: «Дашь монетку, и я тебе скажу, как её зовут!» «Кого?» – недоуменно протянул француз. «Ну, девушку, что своё имя скрывает», – улыбнулся мальчишка. Сердце юноши ёкнуло, он быстро достал монетку и протянул её мальчишке. Тот схватил денежку, и подмигнув французу, радостно крикнул: «Её зовут – Нур!» «Нур », – улыбнувшись, повторил Жан.
На другой день наш герой, по обыкновению, шёл с обеда на стройку и увидел, как его красавица уже уходит от колодца с полными вёдрами. «Нур!» – окликнул он её. Девушка остановилась и оглянулась, чтобы узнать, кто её зовёт. Очень удивилась, что заезжий француз позвал её по имени, строго посмотрела на него и спрашивает: «Откуда узнал, как меня зовут?» Жан простодушно ответил, что ему сказал деревенский мальчик, и предложил девушке донести вёдра. «А ты настырный!» – вздохнула она и, отказавшись от помощи, пошла домой.
Француз огорчился отказу, но решил не отступаться и, каждый раз завидя свою Нур, продолжал звать её по имени и пытался завести разговор. С месяц, почитай, девушка избегала Жана, но настойчивость и обходительность молодого инженера заставили поверить в его искренность, и дрогнуло сердце гордой дочери Волги. Вот они уже и здороваются, вот она подаёт ему воды в черпаке, вот они и смеются, а затем и прогулки начались с беседами. Так постепенно и возникло у них глубокое чувство. Теперь уже Нур при виде Жана дарила ему свою улыбку, и глаза её светились любовью. И называла она его любовно, на свой манер: «Джан**», а он рассказывал ей про родную Францию и обещал показать Париж.
Да только кто ж даст им быть вместе? Нур росла в семье местного старосты, мусульманка по вере, а Жан – католик! Молва людская разнеслась быстро, а вера встала между ними непреодолимой, каменной стеною. Отец Нур как узнал, что француз на его дочь «виды имеет», тотчас просватал её вдовому купцу из Казани, своему дальнему родственнику. Жан, узнав, что любимую выдают замуж, попытался увидеть её и уговорить на побег. Да куда там! Нур заперли в доме, а дом постоянно охраняли её дяди и братья. Отец, угрожая проклятьем, вынудил дочь написать Жану прощальное письмо. Его французу передал тот самый, уже знакомый обоим влюбленным мальчик-сирота, которому не впервой было выполнять мелкие поручения старосты.
Прочитав письмо, несчастный Жан не находил себе места. Понимая, что не в силах спасти возлюбленную от навязанного ей брака, убитый горем юноша покинул волжские берега и уехал на родину. Узнав об этом, родные девушки обрадовались, посчитали, что ей теперь некуда деваться, и перестали запирать её в доме. Однако Нур не смирилась с потерей любимого и не захотела выходить замуж за старого вдовца. Незадолго до свадьбы ушла она тайком из дома и пришла на крутой берег Волги. Сбросив с себя кафтан и платок, раскинула Нур руки и с криком «Джан!» кинулась в волны реки.
С тех пор Нур никто не видел. Одежду нашли на берегу и сказали отцу, что его дочь утопилась... Только не спал в ту ночь один мальчишка, тот самый пронырливый деревенский сирота. Он рассказывал, что ходил тайком на берег реки – высматривать водяных, а вместо чудищ увидел, как Нур падает в реку. Мальчишка клялся, что девушка, едва коснувшись воды, превратилась в большую белую чайку и с горестным криком «Джан!» понеслась над гладью реки.
Правду сказал мальчишка или выдумал, кто знает, только в надрывном крике кружащих над Волгой чаек и впрямь можно расслышать: «Джан, джан, джан!»
___________________
* До 1897 г. Кабачищенский затон, после оф. Паратский затон – посёлок, возникший на левобережье Волги в 37 верстах на запад от Казани. Впоследствии был объединён с селом Гари в большой рабочий посёлок Зелёный Дол при одноимённой железнодорожной станции. С 1932 года оф. – город Зеленодольск.
** В пер. с тат. – душа.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Жирнякова
Имя
Анастасия
Отчество
Николаевна
Творческий псевдоним
АнаграммА
Страна
Россия
Город
Ростов-на-Дону
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

СОБАКА
На тропинке вблизи оврага,
Где недолго и до беды,
Окровавленная собака
Оставляла свои следы.

По морозу, да без обувки,
Псина молча чертила нить –
И следы превращались в буквы,
Не начавшие говорить.

Я ни разу не измеряла
Глубину пустоты в груди.
Сколько крови я потеряла,
Чтобы где-нибудь наследить?..

Я иду, и мой след невидим.
Все слова мои – лишь «Агу!».
Знай, собака: тебя не выдам
Ни предателю, ни врагу.

Что случилось с тобой, и с нами –
Что ты сделалась мне родной?..
Пусть приснятся тебе на память
Рай небесный и ад земной.

Нашей крови – не нам бояться!
Навидались сто раз подряд…
Но следы наши – нам простятся.
И однажды заговорят.

ТАЛЫЕ ГЛАЗА
Я помню... только талые глаза,
Но я забыл, какое было имя
Девчонки, до которой мне нельзя
Коснуться, ибо – суждено с иными;

Я помню, как сидели у воды:
Зрачки к зрачкам – и то едва касаясь…
В предчувствии невидимой беды,
Самим себе – на память (и на зависть)…

Я говорю. Меня нещадно врёт.
Она не верит. Ни одной надежде.
Я говорю. Я открываю рот,
Как рыба на песчаном побережье –
Которая без помощи умрёт.

Но как мне, не дотрагиваясь, КАК мне
Вдохнуть Её живого волшебства?..
Я ухожу – бросать слепые камни,
И забываю все свои слова.

Пустынную бессмысленность пейзажа.
Допитый чай. Погаснувший костёр.
Консервный нож. Размазанную сажу –
Всё это я в воспоминаньях стёр;

Я забываю место, год и дату –
Не в том ведь дело; знаете, не в том!..
Но те глаза, как вечный соглядатай,
За мной переезжают в каждый дом,

И мне теперь… не то, чтоб слишком плохо –
Но я живу, как будто не дыша:
Не сделав ни единственного вдоха,
Не отойдя оттуда ни на шаг.

Так и живу: не просыпаясь. Либо,
Глотая горький кофе на бегу,
Очнусь на миг: я – умершая рыба,
Оставшаяся там, на берегу…

РАЙСКОЕ ЯБЛОКО
Мы с тобою построим огромный дом:
Кто иначе построит его, не мы ли?..
Доживём в нём до старости, а потом
Мы умрём там, счастливые… и немые,

Ибо счастье – причина для тишины,
Настигающей нас, как волна прилива…
Ты придумал мир так, это всё не мы!
Потому я, наверное, так болтлива –

Я ведь верю: дотянутся провода!!!
Ты придёшь, ты найдёшь меня, ты услышишь…
Только Ты не любил меня никогда –
Ни курносым Алёшей, ни рыжим Мишей,

Ни красавцем Григорием, ни Петром…
Ни одним из всех тех, кто был мил и дорог.
Ну не личная жизнь, а сплошной погром!..
Мне вчера было тридцать. Мне завтра сорок.

Ты, наверное, просто меня берёг.
Пререкаться с Тобою – наверно, глупо.
Только Ты не любил меня, милый Бог –
Через руки чужие (тем паче губы)…

В каждом теле я вижу Твои глаза.
Божья Воля мерцает мне в каждом теле.
На меня и не смотрят – меня нельзя!..
Аки райского яблока, в самом деле.

Мне наскучила эта твоя игра –
Ты всегда побеждаешь в ней, Боже милый.
Для горбатых – и то у Тебя гора,
Для таких же, как я – у Тебя могила!..

Ты всегда выбираешь любить не тех,
Кто об этом мучительно-долго просит…
Потому – бесполезно глядеть наверх:
Ты, наверно, не слушаешь нас. А впрочем,

Посылая мне пару презренных глаз,
Что глядят на меня, будто я – Всевышний…
Ты ошибся, о Боже. В который раз.
Ведь глаза эти молят – но мне… не слышно.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Заморина
Имя
Елена
Отчество
Геннадьевна
Творческий псевдоним
Елена Синицкая
Страна
Россия
Город
Санкт-Петербург
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Якоря

Простившись с берегом земным,
Я улечу без сожаленья,
Как улетает белый дым
И легкий пепел от сожженья

Страниц ненужных дневников.
В них - чья-то жизнь, любовь и слезы,
И бездна пройденных миров,
И быль, и наговор, и грезы...

В них сотни ржавых якорей,
Что держат лодку на приколе:
Событий, слов и лиц людей,
Что позабыть - не в нашей воле.

О, если б можно было мне,
Как стопку тоненьких тетрадей,
Спалить и память в том огне!
Зачем, скажите бога ради,

В ночной тиши приходят в дом
Герои прошлых драм и схваток?!
Сидят со мною за столом,
Перебирают виноватых,

И судят, что могло бы быть,
Когда б случилось все иначе...
Когда б смогла не полюбить,
Когда б давать умела сдачи,

Когда б не лезла на рожон,
Когда б не опускала руки...
Горит костер, дневник сожжен,
Но якоря - плохие слуги.

Не пустят на простор морской
Меня из гавани знакомой,
Но можно тихо над землей
Взлететь душою невесомой!

Несделанный шаг

Несделанный шаг - как несброшенный груз,
Как камушек мелкий в ботинке.
Куда-то бегу я, всегда тороплюсь,
Я в море житейском - песчинка.

Стремясь свою боль заглушить суетой,
Признаться себе не решаясь,
Что все же хотела бы жизни иной,
Я долей сегодняшней маюсь.

Несделанный шаг - как во рту карамель
С начинкой из горького яда, -
Сладка, словно ложь и коварна, как хмель,
И кажется, будто так надо.

За зоной комфорта не вижу ни зги,
Несут по накатанной ноги...
Стучат в тишине за спиною шаги -
Упущенных шансов упреки...

Правила

Я открыла блокнот.
Я пишу свои правила.
Я всю жизнь напролет
Их писала и правила

Своей кровью, макая
Перо заостренное
Прямо в сердце, не зная,
Что оно не каленое,

Не железное, не
Стало все еще каменным,
Что в горящем огне
Не обуглилось намертво.

И когда наконец
Я их вывела набело,
Без учета сердец,
Что страдать я оставила,

Без учета тепла,
Сантиментов и нежности,
Наконец все смогла
Подытожить прилежно я,

Мое сердце, зачем-то
Внезапно пошедшее,
Странной сменою темпа
Сигналит о бедствии.

Ну чего же ты лупишь
Так бешено, глупое?!
Разве все еще любишь?
Ведь ты уже грубое,

Заскорузлое, стертое,
В шрамах и трещинах.
Да и я далеко
Не наивная женщина.

Верить в сказки, в любовь
Разучилась, отмаялась.
На пере - моя кровь,
Жизнь написана наискось.

Что ж ты снова и снова
В груди моей бесишься?
Жизнь груба и сурова.
На что ты надеешься?

Неужели ты веришь,
Во что-то хорошее?
Что подвластно тебе лишь
Не помнить про прошлое,

Не бояться вперед,
Не бояться все заново?!
...Я открыла блокнот.
Я пишу СВОИ правила.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Заморина
Имя
Елена
Отчество
Геннадьевна
Творческий псевдоним
Елена Синицкая
Страна
Россия
Город
Санкт-Петербург
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Двадцать восемь черных бусин, похожих на некрупные оливки, нанизаны на простую нитку. За всю жизнь только одна женщина спросила меня, что это за камень. Обычно люди, мельком взглянув на бусы, думают, что это дешëвенькая пластмасса и удивляются: как можно ЭТО надеть с выходным платьем? И только та самая женщина заметила таинственный бордовый свет, который исходит из глубины каждой бусины.
Всë дело в том, что это старинные китайские чëтки, сделанные из чëрного янтаря. Семейная реликвия. Сколько им лет, неизвестно, но к нам они попали после войны.
Моя бабушка приехала в Ленинград в 1929 году, будучи четырнадцатилетней девочкой. Поначалу жила у тëтки, потом работала няней с проживанием у хозяев. А позже поступила в фабзавуч и получила место в общежитии.
В начале тридцатых из деревни перебралась вся семья: родители, сестра и два брата. Отцу дали служебное жильë.
Так семейство Документовых оказалось в полуподвальной квартирке на Васильевском, которая стала нашим родовым гнездом почти на 40 лет.
Во время войны в том самом гнезде никого не осталось: кто на фронте, кто в эвакуации, а кто погиб в блокаду. В Ленинграде жилья катастрофически не хватало. Людей из разбомблëнных домов переселяли в опустевшие квартиры, а прежние хозяева, если им довелось вернуться домой, оказывались "уплотненными". " Уплотнили" и наших, отдельная квартира стала коммуналкой.
Впрочем, это обернулось для семьи наилучшим образом. Бабушка, потерявшая в войну мужа, по возвращению домой познакомилась с братом своей новой соседки, который служил на Ленинградском фронте и приходил к сестре в увольнения. Два года они были добрыми друзьями, а в конце 1946, когда закончилось разминирование акватории Ладожского озера, и Володя наконец демобилизовался, мои бабушка и дед поженились. Через год у них родилась дочка Наташа – моя мама.
И только один человек в парадной занимал отдельную квартиру. Новый жилец был каким-то таинственным, ни с кем не разговаривал, лишь едва заметно кланялся при встрече. Но не только это делало его объектом дворовых пересудов. И даже не то, как странно он одевался.
Загадочный жилец был настоящим китайцем! Как он оказался в блокадном Ленинграде, почему не был арестован за шпионаж и чем заслужил отдельную квартиру – так и осталось неизвестным. Поговаривали, что это китайский коммунист, большая величина в партии, бежавший от репрессий Чан Кайши и имевший высоких покровителей в НКВД. Последний факт заставлял соседей обходить китайца стороной.
Но бабушка, а точнее – молодая ещë женщина, сумела с ним подружиться. Сердце неприступного азиата растопил... кот! Бабушкин кот по кличке Мао Цзедун.
Ну не умел этот толстый ленивый неваляшка говорить "мяу"! Был у него густой бас, и чинное, солидное "мааао!" Когда, нагулявшись, котяра возвращался домой и вперевалку спускался по лестнице (да-да, именно спускался в родное подвальное жильë), соседи кричали:
– Лëлька, открывай дверь, твой Мао Цзедун идëт!
Как-то бабушка выглянула из квартиры и стала звать Мао, который разлëгся посреди лестницы. Видя что кот – ноль внимания, фунт презрения, она не выдержала, поднялась на несколько ступенек и попыталась взять эту жирную тушку на руки. Но не тут то было! Кот стал оказывать сопротивление, вяло махая лапками, извиваясь и вываливаясь из рук.
– Да что ж ты делаешь, сволочь китайская! – не выдержала бабушка.
– Ах, как ты его! – раздалось откуда-то сверху, а потом последовал тоненький смешок. Бабушка подняла голову: на лестнице стоял китаец. Поймала себя на мысли: "Надо же, он умеет разговаривать!"
С тех пор сосед стал здороваться, а вскоре при встрече не просто кивал: "Здравствуй, Лëлиска!", а спрашивал, как дела. Говорил сосед с акцентом, но русский язык знал хорошо. Так забавно произносил еë имя, так невесомо, словно хрустальные шарики во рту перекатывал, и они вызванивали сами по себе: "Лëлиска!"
Оказалось, что он помнит, как зовут всех членов семьи, кто где учится, чем занимается. Спрашивал, как сдала экзамен Ала, всех ли птиц продал на рынке Володя. Моя тëтушка Алевтина тогда училась в медучилище, а дед держал на развод щеглов и канареек.
Когда однажды сосед угостил мою маму, совсем ещë маленькую, яблоком, бабушка наконец-то решилась спросить:
– Скажите же, как ваше имя-отчество?
– Зови меня дядя Саша! – был ответ.
Так он и вошëл в наши семейные легенды под именем дядя Саша-китаец. Настоящего его имени так никто и не узнал.
Как-то бабушка пекла пироги. Большое семейство любило чаëвничать по субботам за общим столом: бабушка с дедушкой, три их дочери: моя мама и ее старшие сëстры, прабабушка Пелагея Степановна. Приходил бабушкин брат дядя Шура с женой и двумя детьми. Они жили в той же квартире, но в отдельной комнате, и "ходили в гости" друг к другу лишь по выходным и праздникам.
Пирожки пеклись всякие. Самыми любимыми были с капустой и с яблоками. А ребятишки обожали булочки "с амином" От слова "аминь", потому что лепили их, когда начинки больше не осталось.
Делались они из остатков теста, которое посыпалось крошкой из рубленого масла и сахара и скручивалось в рогульки разной весëлой формы. Я маленькая любила помогать бабушке печь такие булочки. Но больше всего любила есть сырое тесто со вкусной крошкой, когда бабушка отвернется.
И вот, достав из духовки последний румяный противень и сняв свой красивый фартук с вышитым цветком, бабушка сказала:
– Надо дядю Сашу угостить!
– Ой, Ленушка-матушка, неужто ты к нему пойдешь?! – неподдельно ужаснулась баба Поля.
Только она ласково называла свою дочку ЛенУшкой, остальные звали Лëлей. Бабуля всегда, когда вспоминала свою маму, вспоминала и эту "Ленушку-матушку». А потом называла так и меня, младшую внучку, получившую имя в честь бабушки.
– Ну а что? Не съест же он меня. Человек он вроде порядочный, не злой. И одинокий. Пойду отнесу ему пирожков.
И она пошла.
Дядя Саша встретил свою соседку с недоумением, но, как ей показалось, обрадовался.
– Входи, Лëлиска! Извини, не прибрано у меня.
Лëлечка огляделась по сторонам. Богатый, но запущенный вид квартиры вызывал интерес, хотелось подольше рассматривать диковинные предметы на стенах, необычные кресла с резными подлокотниками, загогулистый торшер с плетëным абажуром и ещë много-много чудных вещей.
Но тут она вздрогнула, поймав на себе взгляд дяди Саши. Китаец смотрел на неë пристально, и, казалось, чуть-чуть улыбался щëлками глаз. Лëля смутилась.
– Вот, дядя Саша! Это вам!
– Спасибо, спасибо! – сосед чуть поклонился, принимая из ее рук тарелку. – Только вот мне тебя угостить нечем. Разве что чаем. Попьëшь со мной чаю, Лëлиска?
– Ой, некогда мне, дядя Саша! Спасибо! Извините! Побегу, мои уж заждались наверное.
– А ты заходи ко мне, Лëлиска! Хоть сама, хоть с детьми заходи.
– Зайду как-нибудь. Всего хорошего, дядя Саша! Приятного аппетита!
Дом, семья, работа на фабрике, забот полон рот, голова забита сотней больших и малых дел – Лëля уже и забыла про приглашение странного соседа, как вдруг он встретился ей на лестнице.
– Здравствуй, Лëлиска! У меня твоя тарелка стоит. Зайди, вернуть надо!
– Ой, дядя Саша, я и запамятовала уже!
Зашли в квартиру к китайцу. Уныние одинокого жилища снова бросилось в глаза. В этот раз оно показалось Лëле особенно мрачным, быть может из-за пасмурной погоды за окном.
Надо же, у него такие большие окна, а света почти нет! О господи, какие же они пыльные! Вот не ценят люди своего счастья! Им бы такие щëлочки, как у нас в полуподвале – маленькие, под самым потолком и вечно грязные от того, что выходят на тротуар.
Сидишь бывало на кухне, пьëшь чай и смотришь, как у тебя над головой идут чьи-то ноги. Нет, конечно, за занавеской их не видно, но так хочется хоть чуточку побольше света, что иногда занавески отодвигаешь. А там – ноги... И грязь...
– Дядя Саша, сколько ж вы окна не мыли? – невольно вырвалось у Лëлечки.
– Жена в последний раз мыла. Давно.
Лëлечка осеклась. Жену соседа она ни разу не видела. До войны его в этом доме не было, а когда в сорок четвертом оставшиеся в живых Документовы начали возвращаться в Ленинград, китаец уже жил здесь.
– А хотите, я вам помою? Вот в воскресенье буду посвободнее и помою!
Она сама не знала, зачем это предложила. Что скажет мама? А вдруг это не понравится Володе? Но в конце концов жалко же человека. Совсем один мужик живëт, вон какое запустение у него, как неуютно!
– Вот, Лëлиска! Твоя тарелка. Спасибо!
И он протянул большую фаянсовую тарелку из-под пирожков, наполненную румяными, ароматными персиками.
– Ух ты! – не удержалась Лëлечка. – Зачем это? Спасибо, дядя Саша, не надо!
– Ну как это не надо? У вас дети. Ты заходи ещë, Лëлиска. В воскресенье заходи!
В воскресенье Лëлечка зашла. Пришла по-хозяйски, с тазиком, тряпками и бутылкой уксуса. Перво-наперво стала разгребать подоконник в гостиной.
– Дядя Саша, куда это положить? А вот это? Ой, да у вас и места нигде нет, хоть на пол всë складывай! Что это? Книжки... Бумаги какие-то... Нужные? Нет? А чего не выкинете?
А вот это кто?
С портрета размером с альбомный лист смотрела молодая привлекательная женщина в шляпке. Фото было сделано до войны, женщина мягко улыбалась, слегка наклонив голову.
– Кто это, дядя Саша? – крикнула Лëля и взрогнула: китаец стоял у неë за спиной. Она даже не заметила, как он приблизился.
Молча взял из ее рук фотографию, посмотрел на неë несколько секунд и тихо произнëс:
– Это моя жена.
"Надо же, русская!" – пронеслось в голове у Лëлечки. И, взглянув на китайца, она поняла, что больше ничего спрашивать не будет. Ясно, что жена его умерла.
Нужно было что-то сказать, чтоб сгладить неловкость ситуации, и Лëлечка бойко заворковала:
– Ой, дядя Саша, ну и бардак у вас, чëрт ногу сломит! Вы бы хоть домработницу наняли, раз сами прибираться не хотите!
– А знаешь, Лëлиска, я хотел тебя попросить. Ты не могла бы приходить ко мне раз-два в неделю и помогать по дому? Мне и правда одному не разобрать этот... бар-дак.
Так бабушка стала ходить к соседу прибираться. Дядя Саша платил ей за работу, что было не лишним при таком большом семействе. Она вначале сопротивлялась, вроде как неудобно, но потом согласилась, что любой труд должен быть оплачен, и вдвойне неудобно чувствовать себя должником.
Однажды Лëля вернулась от китайца позже обычного. Молча прошла на кухню, где баба Поля возилась с чайником, села за стол и обхватила голову руками. Смотрела на мать широко раскрытыми глазами, полными ужаса и молчала, молчала...
– Ленушка-матушка, да что это с тобой? Случилось чего?
Лëлечка обняла маму и заплакала.
– Ой, мамочка, я как представила... Как представила... Как вы тут... С Дусей, с папой...
– Да что ты, доченька, что ты?! Всë прошло. Всë позади. Дусю, царствие небесное, не вернëшь, и папу тоже. А мы живëм вот. Выжили мы...

Дуся, бабушкина младшая сестра, и ее отец умерли в блокадном Ленинграде. В сорок втором году, ещë снег лежал, Дусе удалось эвакуировать ослабевшую мать по Дороге Жизни. Лëля должна была встретить еë в Ярославской области, где сама была в эвакуации с детьми. Но не встретила. Потому что баба Поля не доехала.
Нечистая на руку соседка по вагону решила поживиться ее вещами, пока та ходила за водой на каком-то полустанке и столкнула несчастную женщину с поезда, когда она пыталась вернуться в вагон. Баба Поля была настолько слаба, что упала без чувств и осталась лежать на насыпи. Она замерзла бы насмерть, если бы еë, уже полностью занесенную снегом, не заметил путевой обходчик.
Дальше госпиталь, медленное восстановление сил, несколько месяцев бессонных ночей для дочерей, которые искали пропавшую мать через Красный Крест, и вот наконец баба Поля в безопасности, вместе со старшей дочерью и еë семьëй.
Вся эта история пронеслась в голове у Лëлечки, когда она слушала рассказ дяди Саши-китайца, сидя у него в комнате за чашкой чая. Рассказ был страшный, и в голове не укладывалось, что всë это правда.
Хоть Лëля и слышала от переживших блокаду знакомых, что в городе были людоеды, но воспринимала это скорее как страшные сказки, потому как никто никогда не приводил конкретных, лично ему известных примеров, а так, болтали только. Поверить, что кто-то и в самом деле решится на такое, было невозможно.
Дяди Сашину жену съели. Убили еë не голодные люди, а душегубы-преступники, для которых торговля человеческим мясом стала прибыльным делом.
Когда она ушла на рынок менять вещи на продукты и не вернулась, он пошëл еë искать. Медленно обследовал каждый уголок, говорил с каждым продавцом, с каждым человеком, который мог что-то знать. И выяснил, что его жену видели разговаривающей с одним подозрительным типом.
Тот тип крутился в компании других подозрительных типов, которые часто приносили на рынок продукты, а иногда даже мясо и фарш, что делало их ещë более подозрительными.
Упорный китаец вëл своë расследование, а когда у него не осталось сомнений, что ребят пора выводить на чистую воду, подключил свои связи в НКВД. Ему даже повезло присутствовать при задержании бандитов в той самой квартире, куда, по его данным, заходила его жена в день своего исчезновения.
Повезло ли? Лучше бы он там не присутствовал! То, что увидели сотрудники НКВД в злополучной квартире, не хочется даже описывать. Дело по торговле мясом у них было поставлено на поток.
Лëлечка не помнила, как дослушала откровения соседа. Как-то она допила чай, убрала со стола и пришла домой. Еë обуял такой ужас! Она вспомнила, как искала свою маму, которую уже записали в пропавшие без вести, и представила, что еë поиски привели бы к такому жуткому результату, к какому пришëл дядя Саша.
Лëлечка обнимала маму и плакала, не в силах ничего сказать.
А потом китаец уехал. В Китай. Не насовсем уехал, а так, погостить. Говорил, что хоть у него близких там и не осталось, всë же скучает по Родине.
Приехал обратно невесëлый. Долго ходил мрачнее тучи, был молчалив и задумчив. В воскресенье, когда Лëлечка пришла к нему делать уборку, дядя Саша заговорил.
– Знаешь, Лëлиска, там всë так изменилось! Я ехал на свою Родину, которую не видел много лет, а приехал в другую страну. Понимаешь, в другую!!! Не плохую и не хорошую, просто в чужую.
Дядя Саша очень любил пельмени. Было у китайских пельменей какое-то своë мудрëное название, которое Лëля никак не могла запомнить.
– Представляешь, Лëлиска, пришëл я в столовую, заказал сто штук пельменей. Сидел, предвкушал, как наконец поем еду моей Родины. Аж глаза закрыл! Принесли. Я взял в рот одну штучку и сразу выплюнул. Пельмени они теперь делают с травой!!! С травой, потому что мяса нет!
Конечно, дядя Саша пельмени с травой есть не стал. Но но выбрасывать же, там же их целое огромное блюдо! Хотел угостить персонал, а они отказались: не положено! Нельзя доедать за гостями, за это можно лишиться места.
Уходя из столовой, дядя Саша забыл на столе часы, которые снял для омовения рук. Вспомнил о них поздно, когда ушел уже далеко, и был уверен, что часы пропали навсегда. Но на всякий случай решил вернуться и поискать на месте.
Не успел он пройти и пару шагов, как увидел, что навстречу ему бежит мальчишка-официант. Запыхавшись, он протянул старику часы: "Вот, возьмите, господин, Вы забыли!" Дяда Саша сказал парню "Спасибо!" и, желая его отблагодарить, протянул денежную купюру. Мальчишка отпрянул, как будто его обожгли крапивой: "Нет, что Вы, господин! Мне нельзя! У меня мама болеет и две младших сестрëнки. Мне нужна эта работа, я не хочу, чтобы меня уволили!" С этими словами он поклонился в прощальном приветствии и убежал.
Сколько раз еще слышал дядя Саша это "Нельзя!", сколько раз видел испуганные глаза людей, которые боятся не то чтобы отступить от строгих правил хоть на полшага, а даже подумать о чем-то подобном, словно их прямо сейчас расстреляют за это. Страна, где человеку запрещено хотеть или не хотеть, запрещено мечтать, запрещено думать...
– Вот я и съездил на Родину последний раз, Лëлиска! – с грустью произнëс китаец, и Лëлечка чуть не заплакала.
Больше дядя Саша не вспоминал об этой поездке. Но с той поры стал он каким-то грустным, задумчивым. И без того не слишком разговорчивый, китаец совсем замкнулся в себе.
Однажды Лëля застала у соседа врача.
– Старею я, Лëлиска! – сказал дядя Саша, когда доктор ушëл. Он вроде бы улыбнулся, но в глазах мелькнула искорка грусти.
Сегодня в планах была кухня. Леля налила в таз горячей воды, бросила туда горсть тертого мыла и принялась намывать деревянный пенал.
– Лëлиска! – услышала она голос из комнаты, – Поди сюда!
Лёлечка бросила тряпку в таз, сполоснула руки и на ходу вытирая их фартуком, пошла в комнату.
– Поди сюда, Лёлиска! – повторил китаец.
Он сидел за столом и перебирал содержимое какой-то шкатулки. Бумаги, фотографии, каменная пирамидка и какие-то непонятные мелочи были разложены на столе. "Сокровища свои разбирает... – подумала Лëля. – Что-то не нравится мне его настроение, упал духом наш дядя Саша. В следующий раз блинчиков ему принесу".
– Поди сюда! – в третий раз повторил сосед. – Вот, Лëлиска, это тебе! Возьми от меня на память! – и он протянул длинную нитку продолговатых черных бус.
– Ой, что вы, дядя Саша! Зачем же! – растерялась Лëлечка. – Мне ничего не надо! Я и бусы-то не ношу...
– Послушай меня! – китаец взял ее за руку и усадил за стол. – Это не бусы. Это старинные чëтки из смолы китайской вишни. Им больше сотни лет, они принадлежали моему отцу, а ему достались от деда. В них живет память, и я хочу, чтобы она жила и дальше.
– Но зачем же вы хотите отдать их мне? Ведь я совершенно посторонний человек! Такая вещь должна храниться в семье! – Лëлечка не могла поверить в происходящее.
– Видишь ли, у меня нет семьи. Ни в России, ни в Китае никого не осталось в живых. Мне некому их передать. Ты добрая женщина, Лёлиска, возьми и вспоминай меня добрым словом. Пусть теперь они хранятся в вашей семье. Можешь сделать из них бусы, если тебе так больше нравится! – тут китаец неожиданно улыбнулся и вложил чëтки в Лëлину руку.
– Спасибо вам, дядя Саша! Дай вам Бог здоровья! – пробормотала Лёлечка и тут же прикусила губу: не следовало поминать Бога при посторонних, тем более при старом коммунисте. Она бережно взяла бусы, надела их на шею – ох и длинные! – и пошла домывать кухню.
Дома баба Поля долго ахала, разглядывая чëтки. Она подошла к окну, одёрнула занавеску и ловя слабый лучик света, любовалась удивительными красными огоньками, притаившимися в глубине черных бусин.
Прибежала откуда-то непоседливая Ала и стала собираться на танцы. Она не сводила глаз с обновки, и наконец решилась:
– А давай их разделим, мам! Смотри какие длинные!
– Не выдумывай, Алка! Что глупости болтаешь! – заворчала на неё баба Поля.
– И ничего не глупости! – не унималась Ала. – Ну сколько их тут? Раз, два, три... – быстро перебирая пальцами, девушка пересчитала крупные бусины. – Ровно сорок штук!
– Ну вот что! Отстань от бус! Собирайся быстрей и иди на свои танцы, а то опоздаешь! – Лëля забрала со стола бусы и убрала их в комод.
Ала надулась, и собравшись быстрее обычного, молча выскочила за дверь. Володя еще сутра уехал на рынок по своими птичьим делам, старшая дочь Люся ушла куда-то с подружками, Лëля и баба Поля остались вдвоëм.
Закончив с домашними делами, Лëля присела рядом с матерью.
– Зря я, мам, Алку обидела. Она молодая, хочет красиво наряжаться. Резать бусы не надо, конечно, но может дать ей поносить?
– Ах, Ленушка-матушка, добрая душа! Алка твоя молодая, да наглая. Тебе китаец важную вещь доверил, может, главную ценность свою вручил. А ты девчонке по ее прихоти отдать хочешь. Ничего, подуется и перестанет.
Лëлечка ничего не ответила, только вздохнула и пошла ставить чайник. Ей нужно было подумать.
Через неделю, когда семья собралась за ужином, Лëля открыла комод и вынула оттуда два маленьких свертка.
– Вот, это тебе, Ала. А это тебе, Люся.
Дочки, слегка удивившись сюрпризу, стали разворачивать бумажки. В свëртках лежали новые серьги – по паре черных продолговатых бусин, обрамленных серебряными завитушками.
Утром, собираясь на работу, Лëля надела черные бусы, ставшие чуть короче. С тех пор она носила их постоянно, снимая только дома. И в отпуск она тоже отправилась с черной ниткой на шее.
С Шурой они познакомились в санатории, куда обе приехали поправить здоровье. Та жила в деревне под Черниговом и давно звала Лёлю в гости. Солнце, река, фрукты и парное молоко – для вечно бледных, измученных сыростью ленинградцев такой отдых казался раем! Вдвоем с младшей дочкой Наташей они наконец выбрались в деревню.
Отпуск удался. Наташа легко нашла в деревне подружек и целыми днями носилась с ними на свежем воздухе. А Лелечка помогала подруге по хозяйству: готовила в летней кухне, работала в огороде – не в тягость, а в удовольствие, собирала ягоды.
В тот день она решила набрать шелковицы на варенье. Подставила к дереву длинную лестницу, подхватила на руку корзинку и полезла вверх. Раскидистые тонкие ветки были усыпаны темно-лиловыми ягодами. Лëлечка, ловко пристроив корзину в ветвях, щипала мягкую шелковицу ловкими пальцами, стараясь не раздавить её в руках.
Обобрав ягоды насколько доставала рука, она стала слезать вниз. Потянулась за корзинкой, спустилась на пару ступенек, и вдруг почувствовала, как нитка бус на шее натянулась и лопнула.
Лëлечка схватилась за них, но было поздно – тяжелые черные бусины веером полетели вниз и рассыпались в густой траве. Плача, она кинулась собирать их в подол, ползала на коленках, перебирала каждую травинку...
За этим занятием и застали её Шура с Наташей, вернувшиеся с фермы. Уже втроем они ползали под шелковицей, но смогли отыскать не всë.
Дома Шура нашла прочную нитку, – правда она оказалась розовой, – и бусы собрали заново. Теперь их было двадцать восемь.
Так они и достались мне от бабушки – на розовой нитке. Бусы эти Лёлечка берегла, как зеницу ока. Сколько ни просили их подарить и дочки, и старшая внучка Оля, она отвечала: это моя память. Вот не станет меня, тогда и забирайте. Изредка надеть позволяла, но не более того.
И потому когда мне, шестнадцатилетней девчонке, бабушка вручила черные бусы, я была не просто рада необычному украшению, я была потрясена от сознания того, какое сокровище держу в своих руках. Бабушка назначила меня наследницей драгоценной реликвии, хранительницей истории семьи!
Сегодня, когда участники тех событий живут только в воспоминаниях, двадцать восемь черных бусин хранят в своей глубине не только бордовый свет, но и образы дяди Саши-китайца, молодой Лëлечки, доброй бабы Поли, спокойного молчаливого Володи, веселых щебетуний-девчонок... И кажется, что вот-вот соберется за столом все дружное семейство, и бабушка скажет мне: "Ну что ты стоишь? В ногах правды нет! Садись, попей чаю!"

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Зарубина
Имя
Людмила
Отчество
Александровна
Творческий псевдоним
Людмила Зар
Страна
Россия
Город
Санкт-Петербург
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
Технический Университет Петра Великого (ЛПИ им. Калинина)
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Красота - на Руси.

Золотые берёзы, золотые берёзы,
Золотые берёзы
Красота - на Руси.
Цвет небес ярко=розов, цвет небес ярко=розов
Цвет небес ярко=розов.
Боже, не угаси.

Всходит солнце над лесом, всходит солнце над лесом,
Всходит солнце над лесом,
Словно роза. цветёт.
Золотую завесу, золотую завесу,
Золотую завесу
Небесам Ангел шьёт.

Ночью лил тёплый дождик, ночью лил тёплый дождик,
Ночью лил тёплый дождик,
Иглы сосен в дожде.
Малахитовым звёздам, малахитовым звёздам,
Малахитовым звёздам
Загораться везде.

И высокие сосны, и высокие сосны,
И высокие сосны
Хороши на заре.
Божьим Ангелом соткан, Божьим Ангелом соткан,
Божьим Ангелом соткан
Их наряд в серебре.

Соловей.

Слышен голос синего ручья,
Будет таять снег, цвести пролески.
Вновь услышу пенье соловья,
Щёлканье и свист его прелестный.

Песней прославляя свет и грусть,
Солнечное утро и закаты,
Он то знает , что такое Русь,
Ширь полей, где песни пел когда=то.

Он увидит яблоневый сад,
Кисти ароматные сирени,
И, на небо кинув тихий взгляд,
Он зальётся золотистой трелью.

Он ликует в зелени кустов,
Он любуется берёзкой тонкой.
В песнях дышит аромат цветов,
Мелодичность голоса ребёнка.

Поднял золотой шар головы
Одуванчик и на небо глянул
И сияет в зелени травы,
Солнцем заливая всю поляну.

Соловей поёт красу небес
И полей бескрайние просторы.
Он поёт тенистый, хвойный лес,
По которому тоскует город.

Осень.

Осень грустна; красотой зачарована
Тёмная синь чуть прозрачных небес.
Золотом ярких ветвей коронованный,
Тихо красуется лиственный лес.

Осень надела цветастое платьице,
В ней - красота незабвенных полей.
Солнце осеннее в облаке прячется,
Только наряды берёз всё светлей.

Жёлтое, яркое платье берёзоньки
Молча надели, грустя под дождём.
И потемнело холодное озеро,
Первых морозов, наверное, ждёт.

Ветер подует прохладой неистово,
Первые листья с берёзы сорвёт.
Тонкие ветви прощаются с листьями,
Их отпуская, как шарик, в полёт.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Зимницкая
Имя
Виолетта
Отчество
Олеговна
Страна
Россия
Город
Красноярск
Возрастная категория
Молодёжно-студенческая — до 25
ВУЗ
Сибирский федеральный университет
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Глава 1
1943 год. Война шла полным ходом. «После Сталинграда наметился перелом», – утешали те, кто приехал в отпуск, но я уже начинала сомневаться в этом. Сводки «Советского информбюро» пугали статистикой, о победном конце мечтали все, но никто не говорил. Даже мой муж: в первое время он писал мне часто, затем – реже, а сейчас – совсем перестал. Настало тревожное затишье, такое, какое бывает только в военное лихолетье.

Мы дружили с детства, а наши родители были соседями. Потом вместе сидели за одной партой. И так – целых десять лет! В какой-то момент каждый из нас понял, что эта привязанность есть жизненная необходимость. Мы боялись признаться в своих чувствах даже самим себе, но время шло, мы становились старше. В селе уже все называли нас женихом и невестой и смущали вопросами о свадьбе.

А я хотела учиться. Конечно, попасть в институт не мечтала, но в училище! Город манил меня, как и всякого, кто его никогда не видел, но много о нём слышал. Мама советовала идти на повара: и работа, и голодным не останешься. Я не противилась, да и других вариантов не было: в райцентре было всего одно училище, в котором преподавали швейное дело (это не моё) и кулинарное искусство. Серёжа тоже не сидел на месте. Уже с 14 лет работал трактористом, с 15 лет – комбайнёром. Ему нравилась деревенская жизнь, но для того, чтобы получить теоретические знания, без которых на практике было не обойтись, тоже нужно было ехать в город.

21 июня у нас был выпускной. Всем классом гуляли до самого утра. Разошлись по домам с первой песней петухов, очень грустной, невесёлой песней. 22 июня 1941 года перевернуло все наши планы и надежды. Началась Великая Отечественная война.

Вечером того же дня пришёл Серёжа и позвал меня с мамой на ужин. Когда мы вошли, они втроём, сын и его родители, сидели за столом. Лица печальные, хмурые. «Должно быть, поругались», – подумала я, но промолчала.

– Вы слышали…война, говорят! – начал Семён Семёнович. – Мы тут посовещались и решили, что пожениться вам надо, – он указал на нас с Серёжей. – Война такая штука: никого не щадит!

– Опять за своё? Не пущу! – возразила Серафима Петровна. – Ни его, ни тебя. Выдумали: ты старый воевать, а он – какой с него ещё воин? Только школу окончил! – произнесла она и зарыдала.

Моя мама заплакала вместе с ней. Она понимала слёзы жены. До ноября 1939 года мама тоже была женой, а потом её муж умер. Это произошло в Финскую войну на Раатской дороге. Я знаю только то, что отец служил в 163-ей дивизии, которая после перехода советской границы оказалась полностью отрезанной от основных частей РККА. Тогда стояли сильные морозы, провианта не было. Мой отец умер на войне, и я считала его героем, на что мама всегда возражала: «Ушёл бесславно! Он погиб не в бою, а от холода и голода. Вот наша славная Родина! Воюй за неё!».

На следующий день мы расписались. Застолье было скромным и тихим: позвали только соседей. Да и им, надо признаться, сейчас было не до того. Приказ о мобилизации был главной темой разговора. Через пару дней и Серёже пришла повестка: явиться туда-то к такому-то времени. Семён Семёнович тоже уехал. И хотя он мог остаться, председатель не раз говорил об этом, не остался. «Что ж я дома сидеть буду, когда даже мальчишки нынче идут воевать?».

Глава 2
Как и многие девушки, я захотела пойти в медсёстры или зенитчицы, но меня не взяли. «В тылу нам тоже люди нужны», – ответили в военкомате и отправили домой. Мне было очень обидно. Я понимала, что нельзя сидеть сложа руки, что нужно что-то делать. Но как я могу приблизить Победу, не прилагая никаких усилий? Они сражаются на фронте, но война ещё продолжается! Гибнут люди, умирают десятки, сотни, тысячи…Как это прекратить? Значит, воинов должно быть больше! Возьмите меня! Пожалуйста, возьмите! Но никто меня не брал. Спустя некоторое время я встретила Ивана Макаровича, нашего нового председателя. Узнав от кого-то о моём намерении, он заметил: «Серафима Петровна совсем слегла после смерти Семёна Семёновича, и мать твоя хворает. Здесь от тебя больше пользы будет, чем на передовой! К тому же, кто в колхозе работать станет? Теперь одни дети да старики остались. А армию снабжать надо. Катерина, на тебя вся надежда!’’. После этих слов я уже не жалела о том, что осталась в селе.

Работы было много и в доме, и на улице. Кстати, именно в этот год я заметила, что свекровь начала сильно увядать. Она не была старой, кажется, ей не более сорока лет, но каких лет?! Изнурённых тяжёлым трудом и трудной деревенской работой. Я с самого начала взвалила всё на себя. Иначе быть не могло. Серафима Петровна не возражала. Она помогала, если что-то не получалось, или объясняла, как надо, но делала я сама. Теперь нежиться в кровати как прежде было некогда. Катерина, на тебя вся надежда!

Встаю с рассветом. Дою корову, кормлю куриц, собаку и кошку. Убираюсь в стайке. Раз в три дня топлю баню, зимой – печку в доме. Рублю дрова, таскаю вёдра. Вяжу, штопаю, стираю, мою полы и крыльцо. Кипячу самовар и наливаю воду в два таза: один – для мытья посуды, второй – для её полоскания. Вытираю пыль и подметаю. Варю варенье, мариную помидоры, солю огурцы. Кошу траву. Работаю в колхозе. Готовлю еду. По субботам к нам в село приезжает продуктовая лавка. В этот день я встаю раньше обычного и отовариваю карточки. Вдобавок ко всему езжу на почту, которая находится в райцентре. Хорошо, если придёт письмо: не зря ездила! А если не придёт – полдня впустую!

Помогаю маме. Теперь, когда я вышла замуж, она осталась совсем одна, и мы понимали это. Свекровь часто звала её к нам, и мама всегда приходила, чтобы скрасить своё одиночество и прогнать нашу тоску. А в последнее время тосковали мы часто…

Ещё читаю письма. В селе грамотных не очень много, а в нашей семье только я. И это всегда был особенный день. Тогда они вдвоём, мама и свекровь, суетились на кухне, ожидая меня. Если возвращалась с письмом, мы радовались и готовили ответ, если нет, то весь день молчали, предчувствуя дурную весть.

Последнее письмо получили в июне 1943 года. Прошло лето, настала осень. Я ездила на почту каждую неделю – ничего да ничего, ни строчки… Писала сама – ответа снова не было. Серафима Петровна утешала меня, но я больше не могла ждать. Всё валилось из рук, всё делалось по привычке. Жила и ждала, ждала и жила. Катерина, на тебя вся надежда!

Раз даже поругалась с почтальоном. В тот день я была в сильном волнении. Столько уже писем отправлено, хоть одно-то должно, просто обязано было дойти! Почтальон, обидевшись на мою претензию, ответил, что «чужие письма не прячет», что они ему вообще не нужны. Расстроенная, я вышла на улицу и села на скамью. Так прошло минут десять, а я всё ещё смотрела в одну точку. Вдруг кто-то коснулся моего плеча. Я повернулась назад и увидела того самого почтальона. Его лицо выражало сожаление и сочувствие.

– Простите меня, – сказал он еле слышно и присел рядом со мной.

– Вы тоже. Сама не знаю, что на меня нашло, - говорила я, вытирая слёзы. – Вы вовсе не виноваты в том, что Серёжа не пишет.

– Да, но я виноват в другом, - он протянул мне два конверта. – Недавно срочные письма пришли, уже все разобрали, а твоё одно осталось. Совсем я, старик, запамятовал про него да и отложил в сторону, а потом, видно, забыл.

– Срочные письма? – спросила спокойно. – Чем же они срочнее прочих?

– Тем, что прочие подождать можно, а эти надо вовремя доставить, иначе потом будет поздно.

Тогда я не поняла, что он имел в виду. Я была счастлива. У меня в руках два письма от Серёжи! Чего же больше? Одно датировано концом июля, второе – началом сентября. Желание открыть оказалось сильнее меня.

Как дошла до дому? Что сказала свекрови? Матери? Не помню. Помню только то, что было в срочном письме.

Извещение
Ваш муж младший сержант
Алексин Сергей Семёнович
Уроженец гор. Хабаровск
В бою за социалистическую родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, был убит 21 августа 1943 года.
Похоронен в с. Верхне-Смородино Курской области в братской могиле.

Далее не читала.

Свекровь смотрела на меня. С верой! Ещё на прошлой неделе в наше село пришли похоронки. У Свиридовых – все сыновья, у Дмитровских – отец и сын. Тогда мы обрадовались: Серёжа не погиб с ними в Курске.

Что я могу сказать матери? Больно терять трёх сыновей, а одного, наверное, ещё больнее! Одного, единственного, любимого! Моего Серёжу! Неужели это произошло со мной? Зачем мне теперь эта жизнь, это небо, эта земля, если не будет Серёжи? Раньше я жила и ждала, теперь ждать больше не придётся. Все мечты, всё, что мы хотели сделать вместе, потом, когда закончится война, когда …, уже никогда не будет сделано.

Что я могу сказать матери? Что он пал за Родину, что я любила его? Что её сын не вернётся?

Что я могу сказать матери?

Катерина, на тебя вся надежда!

Глава 3
Прошло пять лет после Победы. В эти годы изменилось многое. Те, кто ждал, перестали ждать. Те, кто верил, продолжали верить. Моя свекровь верила, а я даже не ждала.

Когда в наше село стали возвращаться фронтовики, я каждый раз придумывала какие-нибудь объективные причины, которые могут задержать Серёжу, потом субъективные обстоятельства. Мне казалось, что Серафима Петровна верит в эти сказки. Но однажды она спросила: «Чего муж твой так долго не едет?» – и посмотрела мне прямо в глаза. У неё был такой взгляд, такой взгляд, что я готова была провалиться сквозь землю, чтобы только не испытывать его на себе. Наверное, тогда она всё поняла. С этого дня про Серёжу мы больше не говорили. Я знала, она верит, что он жив, пусть не здесь, но где-то жив и что он обязательно вернётся. Материнское сердце не могло не ждать. Свекровь боялась лишь одного: умереть, не увидев сына ещё раз. Бывало, она даже стыдила меня и приговаривала: «Зачем возвращаться солдату, коли его не ждут?” После этих слов я начинала «ждать».

Катерина, на тебя вся надежда!

Раньше что бы мы ни делали, Серафима Петровна говорила: «Вот вернётся Серёжа…» Детей родите, за грибами пойдём, построим новый коровник… Но время шло, а он не возвращался и всё стояло на месте. Теперь все «вот» вмиг исчезли. Эта тема была навсегда закрыта.

В честь пятилетия со Дня Победы наш председатель предложил устроить в селе большой праздник. Мы несли лавки и скамейки, каждый ставил на общий стол то, что у него было. Мужчины надевали парадную форму, а их медали и ордена так и блестели на майском солнце. Мальчишки уже в пять-шесть лет знали все боевые награды. Так у нас было всякий раз, но в 1950-ом всё должно было быть в ещё более крупном масштабе.

Признаюсь, я никогда не хотела идти на праздничное застолье. И расстраивать свекровь тоже не хотела. Уже все догадывались, что пришла похоронка, но я молчала, не желая говорить об этом. Это больно, когда все поздравляют мужей и сыновей, а у нас нет ни мужа, ни сына. Это жестоко! Нас будут жалеть, а мы, как белые вороны, будем смотреть и думать: «Чем мы провинились? Почему у нас не так, как у всех?» Ежегодно приходилось искать отговорки, чтобы не пойти, чтобы не видеть эти радостные смеющиеся лица или, наоборот, горюющие, скорбящие. Кстати, вдовы и сироты всегда сидели отдельно от остальных в конце стола. Я не хотела сидеть вместе с ними. Я всё ещё любила Серёжу и не могла смириться с тем, что он был, а теперь его нет. И только находилась подходящая причина, как свекровь спрашивала: «Катюша, ты уж собралась?» И я напрасно притворялась больной или спящей, мы выходили из дома и шли к соседскому столу…

Катерина, на тебя вся надежда!

За неделю до девятого мая к нам в гости пришёл Иван Макарович. Он долго о чём-то говорил с Серафимой Петровной, а когда я зашла на кухню, готовился было уходить, но, заметив меня, остался. Председатель рассказывал о том, что в этом году на празднике будет конкурс чтецов. Каждый сможет прочитать наизусть свои любимые строки про войну. Нужен только тот, кто организует это дело, поможет детям найти что-то интересное и выучить.

– У нас в селе, сама знаешь, грамотных по пальцам пересчитать можно, - говорил Иван Макарович, пытаясь меня убедить.

– Я это знаю, – отвечала я. – Но всё равно лучше доверить это кому-нибудь другому. Я не приду на праздник.

– Да-да. Твоя свекровь говорила, что будут затруднения.

– Неужели некому этим заняться, кроме меня? Нет желающих?

– Добровольцы и активисты всегда найдутся, но дело в том, что все они уже делают что-то другое.

– Вы хотите сказать, что «позади Москва»?

– Слава Богу, что нет. Я знаю, как тебе со свекровью тяжело приходить, но в этот раз всё будет иначе.

– Иначе уже никогда не будет! – произнесла я с отчаянием.

– Мне пора. Помни, Катерина, на тебя вся надежда!

Мы готовимся к конкурсу. Сейчас ребята разучивают «Катюшу». Говорят, что прочитать наизусть не смогут, «Катюша» – это «песня, фронтовая песня, её нельзя просто читать!» Катюша. Её зовут так же, как и меня. Дождалась ли она своего бойца, осталась ли ему верной? Да, Катюша – эта та, что умеет ждать, что готова к любым невзгодам, она – собирательный образ советской женщины. Катюша – это каждая женщина нашего села, это Серафима Петровна, это Акулина Романовна, такой была моя мама, такая и я.

И вдруг Катерина поняла, что в её сердце до сих пор живёт надежда. Никто не видел Серёжу мёртвым, она не видела! А сколько без вести пропавших? А сколько контуженных, раненых? Где они теперь? Куда забросила их война? Какими дорогами они идут?

Будут «Священная война», «Синий платочек», «Майский вальс», «Огонёк» и «Прощание славянки». И стихи тоже будут: «Василий Тёркин», «Мужество», «Жди меня», «Зинка» и многие другие.

В детстве Серёжа хотел быть трактористом, когда вырастет. А нынче все дети мечтают стать военными: мальчики – солдатами, девочки – медсёстрами. Это хорошие мечты, но я надеюсь, что они никогда не сбудутся, что им, сегодняшним детям, не придётся взять в руки оружие. Я верю, что их детство и юность не будут загублены, искалечены, что они успеют поиграть. Мы не успели, так пусть они сделают это за нас. Всё можно преодолеть, всего можно добиться, было бы только мирное небо. Этому нас научила война. И пока в каждой семье есть те, кто запомнил этот урок, жизнь будет счастливой, а война не посмеет прийти снова.

Катерина, на тебя вся надежда!

9 мая этого года я запомню надолго. В тот день к нам приехали из военкомата и привезли с собой наших солдат – тех парней, что уезжали на фронт вместе с Серёжей в далёком сорок первом году. Теперь они уже стали мужчинами.

Меж ними был один. Я думала, что это мой муж, мой Серёжа, но ошиблась. Его зовут Сергей, и у него есть «Орден Славы», «Медаль за победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», медали за Сталинград, за Курск, за Днепр. Сергей участвовал в Ясско-Кишенёвской операции, битве за Берлин…

И только теперь я поняла, что мой Серёжа не умер. Он стал Сергеем…

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Зимницкая
Имя
Виолетта
Отчество
Олеговна
Страна
Россия
Город
Красноярск
Возрастная категория
Молодёжно-студенческая — до 25
ВУЗ
Сибирский федеральный университет
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Стихотворение "Снежный барс"

В высоких горах непролазного снега,
Где северный ветер извечной зимы,
Уверенным шагом, не робким и смелым,
Выходит царица под светом луны.

И сразу смолкает вся живность в округе.
Настал для охоты прекраснейший час!
Затихли олени и зайцы в испуге:
Сквозь девственный лес пробирается барс.

Пятнистая шерсть и глаза-изумруды,
Массивные лапы и серый окрас.
Прелестное, ловкое, статное чудо –
Не более сотни осталось у нас.

Красивая кошка живёт под угрозой,
И Красные книги о том говорят.
Недавно услышали славную новость,
Что с помощью Центра её сохранят.

Стихотворение "Бездомный"

Дружок катался по маршруту,
И сторонились все его.
Искал хозяина он будто,
А по итогу – ничего.

Голодный, грязный беспризорник
Везде один, везде чужой.
Кормил щенка почтенный дворник,
Его сменил какой-то злой.

Хозяин бил его и мучил:
Пинал и не пускал домой.
От смерти спас собаку случай:
Соседка спрятала его.

Он так любил, он так ласкался
К её семье, к её родным.
Но внук так кашлем заливался,
Что он и здесь не стал своим.

Бродил по всяким закоулкам
И у пекарни ночевал.
Ему протягивали руки,
Но в дом к себе никто не брал.

Дружок катался по маршруту,
И сторонились все его.
Глаза потерянно и глупо
С надеждой смотрят всё равно...

Стихотворение "Пушистые комочки"

Возле мусорки в апреле
Вдруг послышалось: «Спаси!»
Там в коробке с той недели
Жили чьи-то малыши.

Как же трудно быть котёнком,
Что не нужен никому,
Под дождём и снегом тонким,
На морозе и ветру.

Вот лежит слепой, голодный,
Тихо кошку он зовёт.
Все подходят с телефоном:
Дальше фото – не идёт.

Пролетают сутки, двое,
И надежды нет совсем.
Ранним утром выходного
Смерть лишила их проблем.

Вечный сон пришёл с рассветом:
Сердце прекратило стук.
Брат с сестрой, комочки эти,
Навсегда ушли, мой друг!

Долго люди толковали
Про сердечность, доброту,
А вчера щенка пинали.
Но за что? Я не пойму

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Зиновкин
Имя
Михаил
Отчество
Васильевич
Творческий псевдоним
Майк Зиновкин
Страна
Россия
Город
Архангельск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Белое безмолвие

Нас холода скрепляют, словно клей. За души. Насовсем. Бесповоротно.
И снегом припорашивает быт (нарядно и уютно) по утрам.
Морозные узоры на стекле милей, чем рукотворные полотна.
А вечнотелеграфные столбы свой белый шум несут на радость нам.

Дыши в меня и медленно врастай, как в лёд врастает близкий узкий берег.
Мы не желаем и не убежим от этой остановленной реки.
И даже крики первых птичьих стай нам не дадут проснуться и поверить
В приход весны. Пока меж снежных ширм ещё гуляют наши двойники.

И кажется, что счастье – вот оно – в бездействии, в безмыслии, в молчанье,
Что ничего на свете лучше нет блаженной всеобъемлющей зимы,
И всё, что нас тревожило, давно потеряно полярными ночами.
И в этой первозданной белизне на всей земле остались только мы.

Курочка Ряба

Курочка Ряба, где же твои птенцы?
Им не проклюнуться – тупо никто не даст.
Это такой кармический геноцид:
Чистое золото – слишком большой соблазн.

Хрустнет под лапкой звонкая скорлупа.
Впору смириться с глупой своей судьбой.
Ведь априори жадность всегда слепа –
Ей наплевать на нежность твою и боль.

Курочка Ряба прячет тоскливый взгляд.
Поздно, родная – не избежать молвы.
Будут по осени снова считать цыплят –
Не досчитаться только твоих, увы:

Дедка уже подсчитывает барыш,
Крестится бабка – молит ещё чудес,
Тихо в углу под полом скребётся мышь.
Катится солнце жёлтым яйцом за лес…

Графиня изменившимся лицом

Земля сыра, ведь мы с тобой – вода:
Течём из ниоткуда в никуда.
Графиня убегает от пруда,
Помешанная на водобоязни.
Но скоро дождь. Он будет лить весь день
На головы животных и людей,
И в этой неразбавленной среде
Округа обязательно погрязнет.

Сосуды сообщаются. И в них
Одни вода и небо на двоих.
А мы с тобою лишь на краткий миг
Сольёмся и отхлынем, словно волны.
Ах, если бы уметь наоборот!
Но мы вовлечены в круговорот,
Где всё уже закончится вот-вот,
А нам друг друга так и не наполнить.

И будет вечер влажен и свинцов.
Под грустное молчание тунцов
Графиня изменившимся лицом
Решит принять чего-нибудь от стресса
И предпочтёт С2Н5ОН.
Ты на прощанье брызгами обдашь.
А дождь оставит вымытый пейзаж
И радугу, висящую над лесом.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Зоркальцев
Имя
Антон
Отчество
Валерьевич
Страна
Россия
Город
Новосибирск
Возрастная категория
Молодёжно-студенческая — до 25
ВУЗ
НГУ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Мороз

мороз живёт в ресницах
среди замёрзших слёз,
на покрасневших лицах,
на кончиках волос.

крадётся, словно кот, он
в нагретую кровать
из приоткрытых окон,
и как теперь вставать?

семь, восемь, девять, десять,
одиннадцать утра.
мороз нас держит вместе,
мороз, конечно, прав.

и вязь его резная —
посланье на стекле.
и он, похоже, знает
так много о тепле.

Дача

выбирая для жизни местечко,
ты забудешь, как отзвуки сна,
что на даче затоплена печка
и царапает крышу сосна.

под бревенчатой баней — собака
и двенадцать пузатых щенков.
по длиннющей дороге без знаков
за день пара пройдёт грибников.

сотня метров до лесу, и двести —
до залива реки Ангары,
ну а вечером вместо известий
лишь в тумане ночные костры.

но начнут интересные люди
в интересные звать города.

ты про дачу, конечно, забудешь.

но однажды вернёшься сюда.

Сонное

миру точно будет лучше,
богу точно будет проще,
если мы однажды дружно,
выдохнув и взяв затакт,

станем высыпаться в этой,
а не в следующей жизни,
и пускай нас будит утром
догорающий закат.

чтоб под окнами машины
не сигналили в шесть тридцать,
чтоб в пятерочке на кассе
не было очередей,

чтоб не отмечал на паре
допоздна проспавший препод,
зная: снятся нам обрывки
гениальнейших идей,

чтоб завидовали кошки,
спящие всего полсуток,
чтоб зевками становились
все ненужные слова,

чтоб на жаворонков совы
не ворчали, будем вместе
очень рано мы ложиться,
очень поздно мы вставать.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Зубов
Имя
Святослав
Отчество
Андреевич
Страна
Россия
Город
Энгельс
Возрастная категория
Молодёжно-студенческая — до 25
ВУЗ
Саратовский
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Глава 1. Первая встреча.

Вся история начинается с того места, где и зарождаются мечты, в гуще темных лесов, где надежда и опасность переплетены в непрерывную симфонию загадок.
- Что? Где я, во сне? – удивленно шептал Эд, ощущая головокружение от непредсказуемого положения.- Ты кто? – спросил Эд, голос его дрожал от страха и любопытства.
- Я? – загадочные глаза зеленоватого оттенка выглядывали из гущи деревьев, словно огоньки во тьме.
- Я – призрак, – зеленые глаза, едва различимые в мрачном рассвете, прозвучали тихим шепотом. – И вот… ты, кстати, тоже, – сказал призрак.
- Как это..., и я призрак?! – Эд с трудом выговаривал слова, его разум пытался разобраться в коварной игре судьбы, но все оставалось загадкой.
- Да, – зеленоглазый облик произнес медленно и спокойно, словно зная ответ на все вопросы, которые могут возникнуть, – держи.
Драугр протянул Эду зеркало. Он посмотрел в него и неожиданно ахнул.
- Э… это я?
Эд не мог поверить своим глазам, взглянув на себя.
- Но... Но как это возможно? Призраки же не отражаются в зеркале, и... это не сон? Я не сплю? – слова Эда прервались, в его голове кипела путаница. – Почему же я сейчас призрак с тобой?
- Давай я тебе расскажу историю…
О, это давно случилось, история началась еще в университете. Пожалуй, самый обычный день, ничем не отличающийся от других.
Перед каникулами на пару пришли всего два ученика – я и еще один. Биология уже должна была начаться, обычно мы не заходили в кабинет без разрешения, ведь учительница поругала бы нас. Но любопытство взяло свое!
Мой сокурсник решил все-таки зайти. Он открыл дверь, и, заглянув внутрь, дверь за ним очень быстро захлопнулась, словно имея свои таинственные дурные цели.
Я пытался открыть дверь, но она оказалась запертой. После за ней раздались крики моего сокурсника. Преподаватели пытались помочь ему, но ничего не вышло. Через пять минут с пылающего здания вынесли его тело на носилках. Эта жуткая история словно обрушилась на нас всеми своими страшными последствиями.
- И что же было дальше? – обеспокоенно прервал Драугра белый призрак.
- Было проведено расследование, но истинная причина пожара так и осталась невыясненной, – произнес Драугр, словно приподняв завесу тайны, но при этом оставив ее неприкасаемой.
- И как мы можем выбраться отсюда? – спросил Эд, внутренне желая услышать хоть какие-то радостные новости после такого кошмарного дня.
- Я пока не могу ответить на этот вопрос, – сказал Драугр. – однако у меня есть отличная идея. Я предлагаю нам поселиться в шикарном отеле!
- Что? Отель? – у Эда заблестели глаза, открывая взору новые перспективы, способные скрасить его необычное положение.
Глава 3. Отель.
Призраки, плавно преодолевая препятствия темного леса, продвигались вперед И вот, перед ними возвышался шикарный отель посреди леса.
Просторный холл отеля, окутанный светом и теплом, приветствовал их.
Драугр посмотрел на Эда.
- Пойдем, заселим тебя! – предложил он, направляясь к лифту.
Призраки достигли лифта и поднялись на восьмой этаж. Драугр нажал кнопку с цифрой восемь, и лифт плавно взмыл вверх.
Двери лифта открылись. Встречающие их стены ярко высветили цифру восемь, указывая им правильный этаж.
- Ну что, пора заселяться, – сказал Драугр, с готовностью вошедший в роль лидера.
- А куда мне сейчас идти? – спросил Эд.
- Сюда, в номер «265», – ответил Драугр и распахнул дверь крайней справа комнаты на восьмом этаже.
Войдя в номер 265, Эд был поражен простором и атмосферой покоя, которая окутывала это место. В комнате был большой удобный диван, напротив которого находился телевизор.
- Ух ты! – воскликнул Эд, осматривая комнату и восхищаясь деталями.
- Да, это только один номер отеля, но тебе стоит повидать остальные сокровища, которые находятся внутри. Как обустроишься, спускайся, сходим в театр! – сказал Драугр, намекая на то, что день только начинается.
- У вас здесь есть даже театр? Просто невероятно! – не удержался от восхищения Эд.
- Все, я пойду, а ты осматривайся, – сказал Драугр, закрывая за собой дверь.
Осмотревшись в номере, Эд подумал про себя:
- Ну вот, я почти все осмотрел, теперь пора отправляться в театр!
Внезапно свет на восьмом этаже приглушился, в то время как из номера, расположенного по соседству с номером 280 доносились стуки и женский голос, пронзительно произносящий:
- Нет, пожалуйста, не надо!
Противные шумы, сопровождающие голос, стерлись в своей зловещей чрезмерности.
- Нужно немедленно звать Драугра! – воскликнул Эд, чувствуя нарастающую тревогу и опасность.
Он спешил к лифту, зная, что Драугр находится на первом этаже и надеясь, что он ждет его, чтобы отправиться в театр наслаждаться искусством из мира призраков.
- Драугр! – обратился Эд к своему призрачному другу, смутно надеясь на его присутствие.
- Что случилось? – спросил Драугр, не понимая, о чем идет речь.
- На восьмом этаже кто-то кричал и молил о помощи, – объяснил Эд, пытаясь поделиться своим беспокойством.
- Пойдем немедленно! – решительно ответил Драугр.
Призраки вновь вошли в лифт и поднялись на восьмой этаж, приближаясь к источнику тревоги и неведомого зла.
Драугр подошел к двери номера 280 и попытался открыть ее, и...
Дверь медленно распахнулась, открывая провал темноты внутри однообразной комнаты. Никого там не было, свет был выключен, а неприятные шумы, что прежде озадачивали, умолкли.
Драугр успокоил Эда и сказал, что это может быть галлюцинация. Они пошли в театр.

Глава 4. Потрясающе!

Эд и Драугр спустились на первый этаж. Пройдя в левую сторону от ресепшена, они увидели большую надпись «Театр», выполненную в объеме из дерева, откуда, после открытия дверей, уходил длинный коридор.
Призраки спустились и подошли к стойке продажи билетов. За этой стойкой стояла милая девушка-призрак.
- Здравствуйте, Драугр!
- Здравствуй, Аврора! – ответил Драугр.
- На какой спектакль желаете сходить? – спросила она.
- Так… а какой есть выбор? Где я еще не был?
- Сейчас новый спектакль показывают. Зрители в восторге от этой премьеры! – заинтересовала Драугра Аврора.
- Хорошо, – наконец обдумал Драугр, – Дайте два билета.
- Отлично!
Девушка-призрак протянула заказчику два билета.
- Билет, тата-та… «Лес», стихи, сценарий, – вычитывал весь текст билета Эд, – время… двенадцать, о, вот, седьмой ряд, пятое место у меня.
- У меня шестое, – сказал Драугр, – пойдем!
- А в какой нам зал? Здесь на билете просто не указано.
- В первый, сейчас только он открыт.
Эд и Драугр зашли в первый зал, поднялись на седьмой ряд и сели на места.
- Уважаемые зрители, спектакль начинается! Приятного просмотра, – объявил голос театра.
Спектакль завершился мрачной песней.
- И вправду, представление было шикарным! – сказал Эд, – а тебе как?
- Нормально… – ответил без всякого интереса Драугр.
- А мне кажется шикарно!
- Шикарно? Пойдем-ка лучше в ресторан! Я тебе лучшие блюда мира покажу!
- Ресторан? – удивился Эд.
- Да, – подмигнул Драугр, – ну, что стоишь? Пойдем!
Призраки поднялись обратно по той лестнице, которой спускались в театр ранее.
- У нас, – говорил Драугр, – ресторан на втором этаже.
Они поднялись на второй этаж.
- Меня вот волнует один вопрос… – начал Эд, – откуда вы наняли работников в ресторан, театр и так далее? Я догадываюсь, но что у вас в мире с деньгами, например?
- Да, вот это вопрос… – думая, как ответить, говорил Драугр Эду, идя по коридору второго этажа, – ты то не переживай, тебе то платить ничего не придется, пока что… – притих Драугр.
- Пока что? – спросил Эд.
- Да ладно, я шучу. У нас в отеле столько людей и каждый… практически, работает час в день. Я организовал такую экономику, в которой приятно было бы жить людскому народу. Могу большими расчетами поделиться! – предложил, улыбаясь Драугр.
- Нет… спасибо… с алгеброй у меня все плохо.
- А вообще моя работа заключается не только в руководстве отелем, но и встрече новых призраков в лесу.
Драугр открыл двери. За ними находилось чудесное место. Место так и отдавало красотой и, наверное, сказкой! Сказочное место.
Призраки сели за стол.
- А тех, кого ты встречаешь, они появляются только в лесу? – спросил Эд.
- Да. Тебя только это интересует? Обычно другие задают вопросы поинтереснее, много кто только узнавал, что призраки едят, спят и так далее, а ты аж про экономику спросил и другие важные вопросы.
- Ну я уже понял, что призраки не такие, какими мы люди их представляли, – сказал Эд.
- Да, а ты смышленый! – подметил Драугр.
- Здравствуйте, – сказала только что пришедшая к столику девушка, – что будете заказывать?
- Ой, а мы что-то ничего еще не выбрали, – ответил Драугр.
- А, хорошо, выбирайте тогда, – сказала девушка и ушла к другому столику.
- Так, ну посмотрим, что я тебе могу предложить, – сказал Драугр Эду, открывая меню, – жаренные крылышки летучих мышей, каракатицы, разные жучки…
- Жучки?! – с выпученными глазами спросил Эд.
- Успокойся, я пошутил, – усмехнулся Драугр, – да, такое есть в нашем меню, но для гурманов. А для тебя есть жвачка.
- Всего лишь жвачка?
- Нет конечно. Это не просто жвачка, а вкусы твоей любимой еды.
- Изобретение твое что ли?
- Нет-нет, я хоть и ученый, но только по изучению человеческого и призрачного сна.
- А что произойдет, во время жевания? – поинтересовался Эд.
- А давай ты попробуешь, и узнаешь!
- Ладно.
- Уже выбрали, что будете заказывать? – спросила официантка.
- Да, – ответил Драугр, – две жвачки.
В скором времени заказ принесли. Как только Эд положил жвачку в рот и начал жевать, он почувствовал вкус шоколада.
- Ну что, какой вкус знакомый чувствуется?
- Шоколад, – ответил Эд Драугру.
- Мм, твоя любимая еда?
- Получается так, – ответил Эд.
- Драугр! – звал его кто-то издалека, – Драугр!
Призрак, который его звал, был все ближе и ближе к столику призраков.
- У нас проблема! – сказал он, обращаясь к Драугру.
С бейджика призрака можно было понять, что его зовут Фьюод.
- Слушай, – говорил Драугр, уже переговорив с Фьюодом, Эду, – я отойду, ты можешь пока по отелю походить, ресторану, в общем развлекайся!
- Хорошо! – ответил Эд.

Глава 5. За реальностью.

"Наверное, пойду в номер… Что-то я устал" – подумал Эд, поднявшись на восьмой этаж.
Он уже довольно долго ходил по отелю, осматривая его и наслаждаясь атмосферой. Шагая по коридору отеля, он ощущал легкую усталость в ногах, а его мысли постепенно наполнялись желанием отдохнуть.
Но вдруг вдали раздался пронзительный крик. Эд вздрогнул и остановился.
Это был призыв о помощи. Голос звучал из дальних номеров восьмого этажа отеля.
"Помогите! Спасите! Кто-нимм…" – кричал кто-то, пока его рот резко не закрыли рукой. Сердце Эда забилось быстрее, и непроизвольно он пошел в направлении звука.
Попытавшись открыть дверь номера, Эд понял, что она заперта. Он огляделся в поисках помощи и обрадовался, когда увидел мужчину с бейджиком "Менеджер отеля".
Эд объяснил ему ситуацию, и они вместе направились в номера, но ни в одном из них не оказалось никого, кроме девушки-призрака, которая мирно находилась в номере "271". Она не жаловалась на что-либо и не требовала помощи.
Перепроверив все номера, они так и не нашли источник криков о помощи. Извинившись перед девушкой-призраком, они покинули ее номер. Эд решил, что немного поспит в своем номере, чтобы восстановить силы.
Через час он вышел из номера и направился к лифту, чтобы спуститься на первый этаж. Войдя в кабину лифта и нажав кнопку, он начал спускаться. Но внезапно лифт остановился, застряв на некоторых этажах выше. Эд вздохнул и нажал кнопку диспетчера.
- Хорошо, ждите! – ответили ему.
Лифт продолжил движение, но Эд заметил, что он двигается гораздо быстрее обычного.
"Так быстро?" – удивленно подумал он.
Когда двери лифта открылись, перед ним предстала ужасающая картина: весь первый этаж охватило пламя. Призраки бросались друг к другу, спотыкались и пытались добраться до выхода из отеля. Паника охватила их, и все прервалось, когда внезапно погас свет, погрузив все во мрак.
Во тьме Эд не видел ничего. Его начало охватывать тревога. Возможно это было всего лишь сон? В его голове пронеслись обрывки разговоров с друзьями, словно те лезли в его сознание.
Фразы Драугра и Фьюода переплелись в его мозгу. Он чувствовал, что глаза закрываются, а его тело словно проваливается сквозь пол.
Эд ощутил, как паника охватывает его, а его тело парализовано и не подчиняется ему. В последний момент перед полным отключением он увидел лишь мерцание света.
Когда Эд открыл глаза, он почувствовал тошноту и боль в руках и ногах. Его голова раскалывалась от боли.
Глава 6. Игра со страхом.

- Боже мой, как все болит! – пробормотал Эд, пытаясь подняться с пола.
Боль пронзала его тело, а его голова была затуманена. Он огляделся, неведомо где себя находя, и задал единственный вопрос, на который никто не мог ответить: "Где я?"
В ответ на его вопрос раздался женский голос, на этот раз прямо из ниоткуда. "Ты... в Закулисье!" – прозвучали слова, посылающие мурашки по спине Эда.
- В принципе, ничего необычного, – сказал он, пытаясь придать своему голосу уверенность, – я уже столько за сегодня пережил: видел пожар, слышал крики призраков и многое другое.
Странное смущение охватывало Эда. Он оказался в бесконечных коридорах, которые манили его сознание. Он не знал, что делать. Он просто шел по коридорам.
- А ты, похоже, заинтересован мной, – произнесла женщина с загадочным голосом.
- Это... глупости! – отмахнулся Эд, пытаясь маскировать свое недоумение, – я просто не знаю, что мне делать. Я иду, потому что твой голос показался мне прекрасным.
- Тогда давай поиграем… – сказала женщина, сопровождая свои слова озлобленной смесью смеха.
- Что? Что это значит? – переспросил Эд, но в ответ получил только сверкающую пустоту.
Он продолжал идти вперед, погружаясь в свои мысли, и неожиданно наткнулся на коридор, который отличался от остальных.
Его взгляд остановился на пяти дверях, расположенных очень близко друг к другу. Голос, который преследовал его, звал отражение из первой двери. На двери было ярко написано «265». Воспоминание о страшной ночи в номере отеля Драугра охватило Эда грустью.
Он открыл первую дверь и увидел сцену, в которой Драугр заселял его в отель. Затем он закрыл дверь и открыл следующую. Теперь перед ним предстало воспоминание, в котором он находился в театре, наблюдая то, что уже видел.
Каждая дверь открывала новые воспоминания, но вопросов было все больше, а ответов – ни одного. Внезапно Эда из мыслей вытащил неожиданный смех голоса.
- Ах-ха-ха! – вернулся женский голос, который преследовал Эда с его первого попадания в Закулисье. – Ну, как тебе моя игра?
- Что? Что за...? – запинаясь от страха, прошептал он. – Меня это пугает! Лучше бы ты помогла мне выбраться отсюда. Я не знаю, как, хотя я и не знаю, кто ты.
- О, ты такой смешной… – прозвучал женский голос с издевательским оттенком, – такой взрослый, а идешь туда, не обдумывая своих действий.
- Что? Туда? Куда? Ты о чем? – прокричал Эд, не понимая, почему женщина сменила тему разговора.
- О ТОМ! – прозвучал голос, исчезнув после своих слов.
Эд так и стоял, окруженный пустотой, которая не могла дать никаких ответов на его вопросы.
- Ау! – закричал он в небытие. – Ты еще здесь?

Глава 7. Четверо.

Решая двинуться в поисках какого-нибудь выхода, Эд оглянулся вокруг. Он решил подойти к самой последней.
Дверь с громким скрипом открылась, приглашая его внутрь. Не теряя ни минуты, Эд переступил порог.
Внезапно дверь захлопнулась, а попытки открыть ее не увенчались успехом.
Когда Эд вошел в комнату, он увидел следующую картину – четверо призрачных существ сидели у костра, окутанные дымом.
Слева от дивана и костра тянулся величественный старинный шкаф.
- О... еще один! – прошипел один из призраков, увидев Эда. – Иди сюда.
Затаив дыхание, Эд подошел к призракам.
- А кто вы?
- Я – призрак, потерявший имя, – ответил Третий призрак, – я основал эту группу из четырех призраков, чьи имена были навсегда утеряны. Но, чтобы не было путаницы, мы решили дать себе новые имена – номера. Я – Третий. Меня зовут Третий, либо Три.
- Я – Сто тридцатый, – добавил призрак, сидящий справа от Третьего.
- Меня зовут Двести восемьдесят.
- А я – Двадцать седьмой.
- А как мы можем называть тебя? – спросил Третий, уставившись на Эда.
- Меня... Эд... или, точнее, Двести шестьдесят пятый.
- Хорошо. Само собой разумеется, что мы все оказались здесь случайно, попав из отеля Драугра в этот призрачный мир. Мы даже не помним, кем мы были до этой жизни и были ли мы вообще. А ты? – спросил Третий.
- Я тоже оказался здесь совершенно случайно. Я только вчера заселился в отель и внезапно оказался в Закулисье. Ничего не помню о том, как я сюда попал, – Эд рассказал призракам о своих странных впечатлениях в отеле и ощущении провала, когда он попал в призрачный мир.
- А сколько тебе лет? – поинтересовался Третий.
- Мне восемнадцать, а вам?
Третий задумчиво опустил глаза и ответил:
- Не помню.
Эд понимающе кивнул и задал вопрос:
- И что теперь нам делать?
- Есть небольшая возможность вернуться хотя бы в отель к Драугру. Для этого нужно найти дверь, которая связана с нашими воспоминаниями о Закулисье. Однако у нас был один призрак, который решил на это пойти и ему удалось попасть обратно к нам, но он потерял связь с реальностью и сошел с ума. К сожалению, больше ничего не знаю... – Третий остановился, забыв, что он хотел сказать.
- Понятно, но я не хочу оставаться здесь навсегда.
- Тогда, пожалуйста, – сказал Третий, указывая на закрытую дверь.
- Как мы ее откроем? Она же заперта! – удивленно спросил Эд.
- Правильно! Сто тридцатый, дай ключ! – Сто тридцатый призрак, улыбнувшись, подал ключ Эду.
Они открыли дверь, и Эд решил окунуться в свое воспоминание и надеялся, что это приведет его к выходу. Прощаясь с призраками, он спросил:
- Разве никто из вас не хочет вернуться в прошлую жизнь?
- Не особо, – ответил Третий, – прощай!
Дверь захлопнулась после его слов, оставив Эда стоять одного в загадочном коридоре, полностью соответствующем его описанию.
- Я скучала по тебе... – прозвучал женский голос.
- Что? Ты здесь? – Эд огляделся, пытаясь понять, откуда доносится голос.
- Конечно, куда я могла деться? – смеясь ответила она.
- Когда я звал тебя, ты не приходила...
- Аха-ха, ты просто неправильно звал. Знай, я всегда буду рядом...
Голос снова утих, но Эд решил сосредоточиться на продолжении своего пути.
Эд решил зайти в ту дверь, что показывала его в ресторане отеля.
Когда Эд перешагнул порог двери, все его воспоминания начали прокручиваться в голове. Вспоминались голоса Драугра и Фьюода из ресторана.

Глава 8. Прийти в себя.

- Эд! Эд! Что с тобой? – пронесся тощий голос Драугра сквозь непроглядную пелену боли. Призрачная фигура приземлилась рядом со страдающим Эдом, пристально смотря на него.
- Что... где я? – прошептал Эд, пытаясь собрать свои мысли воедино. Он не ощущал своего тела, словно оно отключилось от его сознания.
- После ужина что-то тебя уносит... Похоже, первый день в призрачном мире не очень удачный для тебя. Давай лучше поднимемся в номер на третьем этаже, чтобы не тащить тебя на восьмой, – предложил Драугр, направляясь в сторону лестницы.
- А? Да, да, пойдем, – пробормотал Эд, оторвавшись от боли и запутанных мыслей, пытаясь идти по следам Драугра. Он еще не до конца осознавал происходящее, его сознание было затуманено болью.
- Тебе нужно отдохнуть! Первые дни всегда сложные в призрачном мире. Я сам проходил через это! – Драугр улыбнулся, пытаясь подбодрить Эда.
Медленно поднимаясь на третий этаж, призрачные существа преодолевали каждую ступеньку с осторожностью, опасаясь возможных осложнений. Вскоре они достигли своего номера и вошли внутрь.
Эд упал на кровать с облегчением. Его голова все еще причиняла боль, и его глаза непослушно закрывались. В его сознании звучали странные и неясные звуки, словно разговор обрывался на полуслове. Сонно и ошеломленно, Эд не мог понять их полностью.
Утром, открыв глаза, Эд почувствовал, что его состояние улучшилось. Он ощущал себя намного лучше, хотя и оставался немного ошеломленным. Часы на тумбочке показывали раннее утреннее время – 05:05.
Прежде чем погрузиться в повседневные проблемы, Эд осмотрелся в комнате Драугра в поисках своего проводника. Взгляд его зацепился за кулон, висящий на шкафу. Его форма и орнаменты напоминали что-то знакомое Эду.
"Где-то я уже видел этот кулон... такой знакомый... но память отказывается вспоминать!". Эд все же решил начать поиски Драугра.
Призрак спустился на первый этаж отеля.
Внезапно, раздавшийся повышенный голос Драугра прервал его размышления. Эд, услышав знакомый голос, направился к источнику звука.
- О, Эд! Как-то ты слишком рано проснулся, – приветствовал его Драугр, – весь отель еще спит.
- Ой, да я уже привык вставать рано со школы, у меня дом был далеко, – ответил Эд на его замечание.
- Понятно. Только ресторан еще закрыт. Откроется только в 6:30, подождешь, если планировал туда идти, – предупредил Драугр.
- Хорошо, – согласился Эд, ощущая, что ему хочется перекусить.
Драугр уже начал отходить, но Эд остановил его.
- Драугр, постой! Я видел в твоем номере кулон, который кажется мне знакомым. Знаешь ли ты, откуда он? Он прямо меня привлекает... – спросил Эд, наблюдая за своим проводником.
- Честно говоря, не помню. Мне его подарили как-то. Но у нас в отеле живет более трехсот призраков, так что точно не скажу, кто именно его подарил, – ответил Драугр.
- Понятно. Ну и ладно... уже час думаю о нем. Много размышляю, – вздохнул Эд, пытаясь отделиться от невыясненной тайны.
- Ну, Эд, я должен отправляться по делам.
Наш призрак решил исследовать остальные этажи отеля, хотя они, скорее всего, отличаются только номерами комнат, но все же... Пятый этаж стал его следующей целью.
Предположение Эда оказалось верным – остальные этажи были такими же, как и первые три. Но когда он дошел до конца коридора на пятом этаже, его внимание приковал к себе номер 130. Эд пытался открыть дверь, хотя сам не понимал, зачем ему это нужно. И эта дверь была открыта. Как будто подсознательно, Эд покинул коридор и прошелся по комнате.
Войдя, его взгляд упал на знакомый ковер. Действительно, где-то он уже видел такой узор. Эд подумал, что это странное чувство он смог бы объяснить позже и вышел из номера, отправившись дальше на шестой и, затем, седьмой этажи. Но на восьмом, его взгляд снова привлек номер 280. И, снова попытавшись открыть дверь, он смог войти.
Прошагав по номеру, Эд заметил знакомый шкаф, будто видевший его ранее. Выйдя из номера 280, он вдруг ощутил ясность своих мыслей.

Глава 9. Манящая сила.

Призрак решил пойти позавтракать.
Спускаясь на второй этаж с третьего, Эд резко замедлил шаг. Казалось, что-то невидимое тащило его обратно в номер Драугра, номер «3». Таинственная сила не давала ему покоя, и лишь переступив порог этой комнаты, эта сила отпустила его.
Невольно Эд проникся интересом к этой комнате и решил осмотреть ее.
Когда он вошел в комнату, ему показалась знакомой какая-то вещь. Изумленный, он заметил кулон, лежащий на столе.
- Опять кулон? – не понимал Эд.
Осмотрев комнату, и увидев ее номер «3», он понял, что третий номер – это номер Драугра. Манящая сила отпустила Эда на пару секунд, и только переступив порог этого номера, она вернулась. Призрак не по своей воле зашел в 27 номер.
Там ему был знаком полукруглый диван, стоявший среди комнаты. Наконец, выйдя из номера, манящая сила отпустила призрака, потом он пошел в ресторан.
Позавтракав, Эд решил пойти в театр. Он работает в понедельник, среду, пятницу и субботу.
Премьерой на этот раз стал спектакль «Реальность». Одну из локаций спектакля Эд снова узнал. Герои представления сидели у костра. Закончилось представление мрачно – главный герой потерял сознание. У Эда подпрыгнуло сердце, ему стало плохо. После представления он чувствовал тошноту.
Сегодня Эд сам не свой. Подсознание им управляет, интерес заглядывает в чужие номера, которые оказались открыты. Ему стало не по себе. Но стараясь не терять себя, Эд решил походить по отелю, нашел бар и даже бассейн.
«Надо же!» – Удивился Эд.
День достаточно быстро пролетел. Войдя в свой номер, Эд уже не мог сдержать себя и просто упал на кровать, желая никогда больше не просыпаться. Но во сне его снова пронзили знакомые фразы, словно дурманящие шепоты:
«Найти дверь.
Воспоминаний в Закулисье».
Эда словно выдернуло из сна. Он проснулся посреди ночи весь в поту. Эд откашливался. В горле пересохло. Глаза полезли на лоб. В его голове воспоминания начали восстанавливаться.
Эд вспомнил все – от Закулисья до призрака Двести восемьдесят. Третьего и его друзей, а также те вещи, которые он видел в 3, 27, 130, 280 номерах и театре. Все эти вещи он уже видел в Закулисье: диван, костер, шкаф, ковер, кулон. Кстати который лежал на шкафу в комнате четырех призраков.
Эду стало плохо. Его сердце замирало. Он понимал, что не может оставить четырех призраков без внимания. Он был решительно настроен спросить у Драугра, но была полночь, и, скорее всего, призрак спал. Однако подсознание было настойчиво и подтолкнуло Эда к движению. В полусне он спустился вниз. Приблизившись к третьему этажу, он услышал разговор двух призраков.
Эд решил остановиться у лестницы, и спрятавшись за стеной, делающей «невидимой» часть территории лестницы, Эд слушал разговор.
- Фьюод, почему опять двери в «за реальных» номерах открыты? – спросил Драугр.
- Не знаю, никто же в Закулисье не попадал, думаю о таком должны были рассказать. Ну те, кто туда попадал, – ответил Фьюод.
- Значит так… найти его и привести ко мне, я разберусь. А сейчас закрой двери.
Эд чуть не попался на глаза двух призраков. Он понял, что Драугр несет в себе тайну, когда сказал: "Я сам разберусь". Вспомнив о случае с потерей сознания главного героя спектакля, Эд пришел к выводу, что это неслучайная связь.
Ключ выпал из руки Драугра. Хорошо, что он ушел. Выпавший ключ не произнес ни звука, упав на ковер.
"Не верится, что у Драугра в номере все так просто", – размышлял Эд, стоя в засаде за стеной, делающей его невидимым.
Подняв ключ, бесшумно выскользнувший из рук Драугра, Эд открыл дверь.
Он приступил к своему расследованию, проникая в самые закоулки комнаты, пытаясь вскрыть тайные откровения, скрытые за каждой доской или картиною.
И вот, откинувшаяся дверца одного из шкафов привлекла его внимание. Она засверкала настолько мощно, что мозг Эда словно окаменел, окутанный пеленой головокружительного ощущения. Открыв дверцу, нарушив таинственный покой шкафа, Эд раскрыл багаж запахов и воспоминаний, спрятанный в его недрах.
"Но в этот раз я не поддамся". – Твердо проклял себя он. Он преодолел свою неудержимую жажду оставаться в плену этой силы и выскользнул из ее зловещих объятий. Внезапно, раздался глухой звук, словно кто-то разбил хрупкий предмет.
Поняв по интонации, что это именно Драугр, Эд спешил к двери шкафа, признав, что выбора у него уже не оставалось – либо попасть в ловушку, либо бежать к своим верным друзьям...

Глава 10. Поиск.

Зайдя в воспоминание, Эд ощутил, как теплый воздух клонится к его телу, взволнованная живость пробежала по его телу. Он мгновенно осознал, что находится в безмолвном Закулисье, в эфире прошлого, либо, быть может, Эд просто воскресил свои тайны и опять вспомнил все детали этого загадочного места.
Стоило ему пару секунд находиться в Закулисье, как голос тихо вернулся к разговору с ним. Дерзкое ухмыление послышалось в воздухе, наполняя коридор загадочной энергией.
- Ха-ха! Опять не подумал… – прошептал голос с коварным насмешливым оттенком.
- Нет, я просто, просто… просто не было времени, меня поймали бы! – оправдывался Эд.
Голос лишь пренебрежительно усмехнулся, словно знал все ответы и подобные оправдания его не убедили.
Эд осторожно вошел в комнату, где сидели его друзья-призраки. Когда он зашел, Третий выронил стакан и обжегся горячим чаем. Раскаленная жидкость коснулась прозрачного тела Эда, но призрак лишь посмотрел на него с безразличием, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Недоумевающий взгляд призрака был замечен вернувшимся Двести шестьдесят пятым.
- Видимо все сегодня пока все не перебьют – не успокоятся, – сказал Эд, смотря на разбитый стакан.
- Двести шестьдесят пятый, ты ли это? – с удивлением в глазах спросил Третий.
- Да.
- Рады, что ты нас помнишь, хорошо, что вернулся!
Эд рассказал призракам все, что помнил и все, что он открыл в своей памяти: от возвращения в Закулисье до сверкающего шкафа в номере Драугра. И они начали все обдумывать, пытаясь сформировать какой-то план действий.
- А вот мне Драугр с самого начала не понравился! – сказал Двадцать седьмой.
- Да что ты на него сразу наговариваешь? – с недовольством спросил Двести восьмидесятый.
- Сначала Двести шестьдесят пятый дважды при разговоре Драугра и Фьюода узнает, что Драугр ищет его, потом он хочет разобраться с призраком из Закулисья, – ответил Двадцать седьмой.
- А вот то, что он отель построил, приютил со всеми благами, не? – снова спросил Двести восьмидесятый.
- Ни некай давай, а думай, че делать, – ответил Двадцать седьмой.
- Да ничего здесь не придумать. Только всем нам в отель Драугра попасть и там уже доказательства искать, – сказал Эд.
- А я поддерживаю Эда. Тебя же так зовут? – спросил Третий.
- Да, Эд.
- Не надо затягивать с этим. Не можем помочь себе, то хотя-бы поможем другим, – сказал Третий.
- Да ну что вы на Драугра нагоняете? Объясните, что он сделал, кроме того, что сказал, что разберется, – спросил Двести восьмидесятый.
- Ну так объясни тогда, почему мы здесь? Не можешь? Ну вот и мы не можем ответить почему.
- Хватит бубнить, пойдемте! – крикнул Двадцать седьмой.
Переместившись во времени через воспоминание, у призраков был план. Двести восьмидесятого они отправляют как нового призрака в лесу, об этом Эд сообщает Драугру. Тогда Драугр будет занят им, и остальные призраки из их команды успеют осмотреть весь отель. Они отвлекают человека с ресепшена, и берут ключи от интересующих номеров, а то вдруг они закрыты. Эд подошел к ресепшену.
- Здравствуйте, можете, пожалуйста посмотреть мой номер, у меня там телевизор не работает, – попросил Эд.
- Так давайте я вам в номер инженера отправлю.
- А вы знаете, у меня еще шкаф заклинило, не открывается.
- Отправлю менеджера, – ответила девушка.
- У меня тоже в номере проблема, – сказал только что пришедший Сто тридцатый, – отправьте мне менеджера, с мужчиной, я думаю, мы найдем общий язык.
- Так… ладно. Эд, пойдемте. А Вы поднимитесь на второй этаж, там менеджер должен быть, – сказала девушка.
- Пойдемте, – сказал Эд.
Поднявшись на восьмой этаж и показав «проблему», Эд захлопнул входную дверь после того, как в номер зашла девушка, и закрыл на ключ под предлогом того, что дверь заклинило.
Эд сказал девушке, что позовет кого-нибудь на помощь. У призраков есть не более десяти минут.
Эд спустился на третий этаж, забрал Сто тридцатого, и с лестницы с 8 на 7 этаж всех остальных.
«Надеюсь Двадцать седьмой потянет время». – Сказал про себя Эд.
Взяв ключи от 3, 27, 130, 280 номеров с ресепшена, призраки отправились для начала в 3 номер. Они зашли туда, и закрылись внутри. Проверили все снова. Эд показал кулон своим сообщникам.
- Да, этот кулон у нас есть в Закулисье. Его притащил тот самый призрак, потерявший сознание, – сказал Третий.
- В отеле много вещей, которые есть и в Закулисье.
- Здесь все проверено, идем в двадцать седьмой! – сказал Третий.
Они зашли в 27 номер и отодвинули диван. За ним был спрятан ключ. Пока призраки не знали от чего он. Они прошлись по всем номерам, отодвигая шкаф, поднимая ковер, находили записки: «9», «Этаж», «Открыть». Слово «Открыть» было нацарапано на кулоне. Складывалось только «Открыть 9 этаж». Но как? Ключом? Или чем?
У Эда промелькнула мысль, что может быть еще одна записка в театре. Спустившись в театр ночью, он был закрыт. Призраки бы вот-вот с девушкой переглянулись бы. Они мигом схватили ключ от театра, закрылись там и начали искать записку.
Искали везде декорацию в виде костра. Заглянули за кулисы. И вот он! Внутри лежали записки «С восьмого этажа» и «290».
Призраки по-тихому пробрались на 8 этаж, открыли дверь в 290 номер.
И…

Глава 11. Конец…

Приоткрыв дверь номера, страшный образ Драугра встал на пороге. Его мрачный голос разнесся по комнате, наполняя ее зловещей энергией.
- Так-так, а вот и наши гости, я думал вы быстрее придете. Может чайку? – усмехнулся он, с высокомерием смотря на призраков.
Со словами Драугра, у Эда потемнело в глазах, пульс замедлился, дыхание стало слабее… он отключился. Или его отключили?
***
Я очнулся, посмотрел на свои руки, Господи, я не могу пошевелиться. Где я? Больница. Чт-то…? Почему женщина слева от меня плачет?
«Ну-ка… Эх-х…» – по ощущениям я откинулся от своего тела, и посмотрев от третьего лица на него, увидел себя без сознания, лежавшего на больничной койке. Я посмотрел на экран, который показывал пульс.
Ноль… Женщина слева разревелась. Стойте…
Я узнал в ней свою маму… Господи…
В голове моей души, отделенной от тела, появилась боль. Перед глазами всплывали воспоминания. До меня только сейчас дошло, что я умер….
Я вспомнил, что сгоревший сокурсник из рассказа Драугра – это я. Получается, что никакого Закулисья и темного леса с отелем не было?
Я был в пожаре, я сгорел, я умер. Все это не укладывалось в голове. Мое тело увезли за пределы палаты, а я, зависши на месте наблюдал. Моя жизнь закончилась…

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Иванов
Имя
Андрей
Отчество
Николаевич
Творческий псевдоним
Иванов
Страна
Россия
Город
Гуково
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Я – рукопись…

До книги еще надо дорасти,
Я – рукопись в потрепанной тетради.
Исчерканы измятые листы.
За что? Мне отвечайте, Бога ради!

Я – рукопись… Я – полуфабрикат!
Не ведаю чем выплеснусь наружу.
О как бы много мог я рассказать,
Я мог бы… Но никто не хочет слушать!

Я – рукопись! Чужой безумный бред,
Написанный в горячке вдохновенья.
Не детектив я… Не поэма… Нет!
Неграмотное чье-то откровенье.

Я – рукопись! А ты? Скажи, кто ты?
Ты, кто считает, что имеет право.
Смеяться, ампутируя листы,
Рвать без наркоза, пьяно! Для забавы!

Я – рукопись! Я тоже человек!
Хочу я стать бестселлером в итоге.
Я – рукопись! Но разве это грех?
Я – рукопись! Не будьте ко мне строги…

Крик души

Крик души оборвется внезапно,
Этот крик не услышит никто.
И когтистой, тигриною лапой,
Постучит ночь в слепое окно,

Голос слаб, в предрассветном тумане,
Утонул, захлебнулся, заглох.
Погружаясь в пучину обмана,
Я услышу вопрос: Есть ли Бог?

Есть, конечно! Я в этом уверен,
И распятие сжав в кулаке,
Прочь сомненья! В открытые двери,
Я шагну поутру налегке.

Будет путь мой нелегок и долог,
Ноги в кровь, и лохмотья одежд.
А под сердцем десяток иголок,
И тупое упрямство невежд,

Я дойду! Напролом! Я упрямый,
Добегу, доползу, долечу!
Каждый раз, выбираясь из ямы,
Я святую молитву шепчу.

Дай мне, Боже, добра и терпенья,
Сохрани и спаси! Помоги!
Преклоняя колени смиренно,
Возвращу все былые долги.

Своей верой, такой же, как прежде,
Крест нательный целуя до слез,
Я любовь сберегу, и надежде,
Не позволю пойти под откос.

Я вернусь, не святой, и не грешный.
В светлый праздник спасённой души.
Пусть случится всё, что неизбежно.
Буду жить день за днём… Не спешить…

Мои стихи

Пишу стихи. Пишу, немеют пальцы.
Что ждёт меня? Фиаско? Крах? Успех?
Стихи мои – лихие самозванцы,
Моя беда… Мой непрощенный грех.

Преследуют меня, толкают в спину.
Не отдохнуть… Назад не повернуть!
Напором рифм разрушена плотина,
Не захлебнуться бы… Не утонуть.

Неопытны! Слабы! Почти, как дети!
Стихи мои… Да что там говорить.
Они мои, и я за них в ответе.
И только мне их в люди выводить.

Они со мной, хоть их пока не видно,
Я вижу их один… Они со мной!
И я молчу! Не потому что стыдно,
Я их муштрую, собирая в бой.

Я содержу их в строгой дисциплине.
Меняю рифмы, ритмы, смысл, и строй.
Учу всегда держать прямою спину,
Внушаю, что любой из них – герой!

Стихи мои… Нужны ли вы? Не знаю…
Кому, просты вы! А кому – сложны!
Я сам вас часто недопонимаю…
Но раз пишу, то значит, мне нужны…

Когда застыну каменным утёсом,
Когда отдамся в плен немой хандре.
Не делайте поспешные прогнозы,
Не сдался я… Я всё еще в игре!

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Иванов
Имя
Андрей
Отчество
Николаевич
Творческий псевдоним
Иванов
Страна
Россия
Город
Гуково
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Дороги, которые выбирают нас…

Он вышел из дома. Было облачно, тепло и грустно.
Ноги сами повели его по привычной дороге. Он ходил по ней всю жизнь.
Сначала недалеко - в детский садик. Всего метров сто.
Метров на пятьдесят дальше - в школу.
Сразу за школой располагались магазин и клуб.
Когда его забрали в армию, он ходил по другим маршрутам, в частности по пограничным тропам в одной закавказской республике.
А по возвращении домой, снова ступил на эту дорогу.
В маленьком городке, с незапоминающимся названием, которое никому ничего не скажет, все дороги вели к шахте.
Ведь сначала в степи появилась шахта, а уже потом вокруг стали появляться хижины, бараки, домишки, дома, многоэтажки. Так и вырос небольшой городок угольщиков.

Его дорога не была исключением.
Сорок пять лет, зимой и летом, в жару, дождь и снег, каждое утро, ровно в пять-сорок выходил он из дома. Чтобы через пятнадцать минут оказаться на шахте. А ещё через полчаса спуститься в забой.
И точно так же, в четырнадцать-тридцать, он, чистый и пахнущих хозяйственным мылом, выходил из шахтерской бани. Чтобы через четверть часа сидеть за столом и жадно уплетать наваристый борщ.
Сорок пять лет…

По этой дороге когда-то топал его маленький сынок. Тоже сначала в детский садик, потом в школу. Он вёл его, держа в своей грубой ладони крохотную ручку.
Теперь он редко ходил этой дорогой. Два раза в неделю за продуктами до магазина, а иногда, вот так, как сейчас - просто прогуляться.
До шахты и обратно.
Шахты давно не было. Превратилась в руины. Хорошо, что он ушел на пенсию раньше.
Шахта тогда ещё работала, но зарплату шахтёрам уже не платили. Кажется, рабочие до сих пор не получили свои деньги.
А потом, как-то незаметно, огромное предприятие закрылось.
Ещё до закрытия с территории потянулись караваны грузовиков, тяжело загруженных железом. Шахту резали на металлолом.
Через полгода на месте градообразующего предприятия остались кирпичные развалины и кучи строительного мусора.
Шахты не стало, а город всё барахтался, надеясь если не выплыть, то хотя бы оставаться на плаву.

Он дошёл до густых зарослей, выросших на том месте, где когда-то громоздилось стволами и копрами огромное предприятие, обеспечивающее работой почти всё население городка.
Отыскав в кустах узкую тропинку, он свернул на неё и, сделав несколько шагов, оказался на крохотной полянке с полуразвалившейся бетонной скамейкой в середине.
Здесь шахтеры, жившие далеко, после смены дожидались автобуса, который развозил их по домам.
Теперь об этом месте забыли. Он помнил. Любил сюда приходить, садиться на скамейку, вспоминать прошлое. Грустить и сочинять стихи.
Стихи…
Их он пронес в душе через всю жизнь.
В детстве, вдохновившись Пушкиным и его «Сказкой о мертвой царевне», он сам сочинял сказки в стихах. Конечно, без рифмы, без ритма. Даже без смысла. Часто вместо одних героев, что были в начале сказки, к середине появлялись новые.
Собрав малышей, он раскрывал тонкую ученическую тетрадь в косую линейку и читал им свои произведения. А те слушали его, разинув рот, и даже просили продолжение. Он писал продолжение в новой тетрадке.
Таких тетрадок у него насчитывалось больше десяти. Жаль, что все они исчезли бесследно, подхваченные вихрем времени. Интересно было бы сейчас почитать.
Повзрослев, он застеснялся своего увлечения и декламировал стихи только портрету Сергея Есенина, что висел на стене в его комнате. Стихи изобиловали рифмами кровь-любовь, розы-слёзы и посвящались красавице из соседнего дома. Она была на два года старше и его совсем не замечала.
Стихи писались в общую тетрадь с коленкоровой обложкой.
И снова тетрадь затерялась среди своих более прозаических сестер, страницы которых пестрели различными формулами и упражнениями.
Разочаровавшись в жизни, он не писал стихи несколько лет. Ему казалось, что он разучился это делать. Но потом пришла первая настоящая любовь, и в сердце снова затрепетали пылкие рифмы.
Все читали шестидесятников, читал и он. А потом писал, подражая Вознесенскому и Рождественскому. Он думал, что подражает.
По сложившейся традиции все стихи того времени не сохранились.
А вот армейские сохранились. Аккуратным почерком они записывались в тяжёлый дембельский альбом. Он и сейчас пылится где-то в шкафу, эдакий монстр, обтянутый облезшим от времени красным бархатом.
В тех стихах преобладала солдатская романтика. Он писал о маме, о девчонке, которая вся в слезах обещала верно ждать его все три года. Да-да! Тогда служили три года. А моряки вообще четыре! С ума можно сойти.
Дембель приближался, стихи о маме становились более пронзительными, а о девчонке более презрительными. Ведь девчонка-то не дождалась.
Впервые в нем признали поэта. Сослуживцы переписывали его стихи в свои альбомы, а голосистый гитарист Колька Белугин сочинил на строчки о юности в сапогах песню, ставшую неофициальным гимном роты.

Ну, здравствуй, здравствуй, юность в сапогах,
Тебя я славлю в песнях и стихах,
А где-то дома мама сына ждёт.
Ждёт сына мать, и дождь всю ночь идёт.

Вернувшись из армии, он устроился работать на шахту, в самое пекло. В лаву.
В свободное время влюблялся во всех девчонок подряд, и, конечно писал стихи. Опять в строчках появились розы, слезы, любовь и кровь.

Три розы, брошенные в снег,
Три капли крови на груди.
И колокольчиком твой смех,
Я в тупике, на полпути…

В их звене, да и вообще на всей шахте была традиция перед выходными выпить, или как говорили - «сообразить банку».
На одной из таких банок, осмелев от выпитого, он прочел стихи подвыпившим коллегам-шахтерам.
Не подозревающие о странном увлечении нового коллеги, старые работяги слушали, разинув рот, не хуже тех малышей из детства.
А потом хохотали. Долго и обидно.
- Тоже мне, Евтушенко нашёлся! – кричал раскрасневшийся от смеха и самогона звеньевой Кузьмич, - Ой, насмешил!
- Капли крови на снегу! – вторил ему Саня Байбак - штатный балабол, - Розы! А про мимозы у тебя нет стихов? Ерунда все это! Стихи твои забудутся, а шахта будет стоять вечно! Во какая махина!
- Стихи и я напишу! – раскатисто басил здоровяк Витёк Щебёнкин, - Ты попробуй отработать целую смену на баране, да на лопате в верхней нише. А? Пойдешь со мной? Будём друг другу стихи читать!
- Пойду! – твердо ответил он.
- Кузьмич, ставь поэта со мной в нишу! – требовал Витёк у звеньевого, - После выходных и ставь!
- Ты же его за смену уложишь, – качал головой Кузьмич, - Пожалей пацана, Витя. От тебя уже двое сбежали! И этот сбежит.
- Нечего меня жалеть! – он стоял на своём, - Не сбегу!
В следующую смену Витёк с насмешкой наблюдал, как он, вооружившись лопатой, нырнул в нишу.
- Это тебе не про розы стишочки писать! – крикнул ему вслед Байбак, - Тут работать надо!
- Не выдержит! – сказал он Витьку.
- Не выдержит! – согласился Витёк.
А он выдержал. Не бросил лопату, не послал ко всем чертям Витька с Байбаком и, со всей шахтой заодно.
Он скрипел зубами, обливался потом, черным от угольной пыли, но работал.
На следующей банке над ним никто не смеялся.
- А поэт-то – молодец! – выпив, сказал Витёк, - Так лопатой машет, что я за ним угнаться не могу!
- Наш человек! – похвалил звеньевой.
- Почитай что-нибудь! – попросил Байбак.
Он читал.

Мои розы гибнут, гибнут без тепла,
Лютые морозы, и в душе зима,
Их спасти, согреть их, способна только ты,
Бедные мои цветы…

- Опять розы! – хохотал Байбак, - Ты что, ничего другого кроме роз не знаешь?
- Ты, сынок, про нас напиши, - попросил Яковлевич, старожил шахты. Он работал ещё до войны и помнил, как рубили уголь вручную, - Напиши, у тебя получится.
- Напишу! – хмуро пообещал он.
И написал.

Черная бездна опасностью дышит,
Снова под землю – мужская работа,
Здесь слабакам и трусам не выжить,
Наши рубахи пропитаны потом,

Наша история пишется кровью,
Каждый отмечен особою меткой,
Снова и снова рискуем в забое,
Тесно и душно в каменной клетке,

Даже чистилище кажется раем,
Черное золото так не дается,
Как на войне, здесь друзей мы теряем,
Труд наш недаром адским зовётся.

Крепче алмаза шахтёрское братство,
Мы друг за друга навеки в ответе,
Из-под земли добываем богатство,
А наверху ждут и жены, и дети…

Написал и отнёс в шахтную газету. А редактор взял и напечатал на первой полосе.
Он на некоторое время стал знаменитостью
- Ну ты дал стране угля! – изумлённо качал головой Байбак, - Мелкого, но много! Это тебе не розы – морозы!
- Да-а-а, – разводил руками Витёк, - Беру свои слова насчет стихов обратно. Так я не смогу.
- Хорошо написал! – похвалил Кузьмич, - И работник хороший. Наш человек.
- Спасибо, сынок, – сказал Яковлевич, - Правду написал.
Теперь над ним никто не смеялся.
- Наш поэт! – говорил про него начальник участка, - Наша гордость!
Его стихи стали регулярно печатать в городской газете «Шахтерская слава», даже пару раз в областном «Комсомольце». А на самом закате советской эпохи в областном издательстве «Знамя» вышла тоненькая книжица его стихов «Лирическая грусть».

Он посмотрел на заросший деревьями шахтный террикон.
Здесь, именно на этой скамейке, он познакомился со своей будущей женой. Маленькая, щуплая, черноглазая девчонка ждала автобус. А он вместе с остальными шахтерами вышел из столовой, куда забегали после смены выпить по бокальчику пива.
Мужики, проходя мимо симпатичной девушки, отпустили несколько не совсем безобидных шуток. У учительницы начальных классов, всего год назад закончившей педучилище, покраснели кончики ушей и щечки.
Мужики пошли дальше, а он задержался. Присел на скамейку и неожиданно для самого себя прочёл новое, ещё сырое стихотворение.

В лучшее верь – всё сбудется,
Всё будет хорошо.
Пусть даже небо хмурится,
Пусть даже дождь пошёл.

Даже в морозы лютые
Будет душе тепло,
Будет душе уютно,
Если в душе добро…

Она улыбнулась и раскраснелась ещё сильней. А через полгода они расписались.

Всё, что досталось нам,
Трачено без остатка.
Меряно по часам,
Мало, но как же сладко…

Без малого пятьдесят лет вместе – это много или мало? С одной стороны - много. Целая жизнь. А с другой… Очень мало. Ведь, когда счастлив по-настоящему, время летит быстро и незаметно.
Оно и пролетело незаметно. Родители, любимая жена, маленький сынишка, дом, работа и стихи. Что ещё нужно для счастья? Для такого счастья, когда ты просто живешь и даже не думаешь о том, что ты счастлив. Ведь иной жизни и быть не может.
Вот такое незаметное счастье.

Дом, в котором поселилось счастье,
Прячу от чужого вдохновенья.
Кутаю в уютные ненастья,
Сохраняя тёплые мгновенья.

И вдруг он остался один. Ушли родители. Сын вырос и уехал в далекий большой город. Неожиданно, за два долгих, наполненных болью месяца ушла она.
Перестала существовать шахта.
Остались только стихи.

В пепле догоревшего письма,
я ищу знакомый с детства почерк.
И не нахожу…
Схожу с ума…
В пустоте промерзшей насквозь ночи.
Зажигаю миллион огней.
Чтобы не слететь со всех катушек.
В доме заблудившихся теней,
Есть комната потерянных игрушек…

Ещё осталась вот эта дорога, главная дорога жизни. И однажды, когда окончится его земной срок, он пройдет эту дорогу до самого конца. Как прошли её до конца и звеньевой Кузьмич, и весельчак Саня Байбак, и здоровяк Витёк Щебёнкин. Как прошли многие жители города, шахтеры и не шахтеры.
Ведь за разрушенной шахтой медленно зарастает бурьяном городское кладбище.
Тогда останутся только стихи…

Мы у небесного замрём порога,
Итоги своей жизни подведя,
У каждого своя дорога к Богу,
Но все дороги приведут сюда…

Ведь мы же жили, мы любили, пели,
Молились и грешили иногда,
Так много сделать и сказать хотели,
Увы, но успевали не всегда…

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Иванова
Имя
Дарья
Творческий псевдоним
Ая Ли
Страна
Россия
Город
Москва
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

* * *
О чём мне тебе рассказать, о чём? —
О том, как спокойно к плечу плечом?
О том, как в любви твоей горячо?
О чём рассказать ещё?

Я верил другим, я искал других,
Я с жадностью вслушивался в шаги.
Но ты улыбнёшься: «Себе не лги.
Хотя бы себе не лги».

Вот сердце моё отбивает ритм,
И только любовь у него внутри.
И если дороги приводят в Рим,
То, видимо, ты — мой Рим.

Ты радость моя и моя печаль,
Мой шумный прибой и пустой причал.
И я никогда таких не встречал —
Родных таких не встречал.

Мой самый счастливый и долгий день,
Я полон с тобою надежд, идей.
Мой ангел-хранитель среди людей,
Вот сердце моё — владей.

Послушай, оно отбивает ритм,
И только любовь у него внутри.
И если дороги приводят в Рим,
То, видимо, ты — мой Рим.

Ленинград

На Васильевский остров я приду умирать…
И. Бродский

Это время прощаться, прощать, заметать следы,
Вспоминать с благодарностью и не считать потерь.
Я к тебе возвращалась из каждой своей беды
Заговаривать боль и тоску. Но теперь… Теперь

Не зови. Ты же знаешь, что эта любовь не в счёт.
Я сильнее любви и сумею с ней совладать.
Пусть по венам моим тихо горечь твоя течёт —
Сердце примет её точно высшую благодать.

Но когда эпилог ты допишешь в моей судьбе,
Поцелуем на лбу ставя смерти моей печать,
Обрати меня в камень — я стану служить тебе.
Обрати меня в камень — мне будет о чём молчать.

***
Били ветры стылые и слова лютые,
И казалось сердцу: не равен бой,
Но шептало, глупое, «я люблю тебя» —
Как молитву робкую пред тобой.

Били капли горькие и слова резкие,
И боялась я, что, не ровен час,
Обернётся сердце в груди железкою,
И не будет счастья с тобой у нас.

Жгло ли солнце новое небеса синие,
Или в новый круг подалась Земля,
Но смолчало сердце моё «спаси меня»,
Позабыв всё то, чем болела я.

И любить устала я, и страдать бросила,
Перестав загадывать наперёд.
И пришло спокойствие золотой осенью
Или счастье... Кто его разберёт?

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Иванова
Имя
Кристина
Отчество
Викторовна
Творческий псевдоним
Денисенко Кристина
Страна
Россия
Город
Юнокоммунаровск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Ты держись

У бездонного неба на рухнувшем пирсе такие же звёзды,
как и я в прошлой жизни, наловит какой-нибудь местный пацан,
загадает желаний за целую роту несчастных двухсотых,
и как маленький бог со своей высоты будет жизнь созерцать.

А я всё… Канул в Лету в горячем бою за донецкие степи.
Не милы караваны знакомых созвездий над дымом густым.
Страх ничто.
Страх ничто, только в небе, как в братском заоблачном склепе,
за тебя мне тревожно и боязно до нелюдской маеты.

Я двухсотый, я тень, я дыхание стылого ветра, я призрак…
Надо мной отлетали зловещие стаи голодных ворон —
над тобой белка жёлуди, с дуба в осколках, как сахар догрызла,
но несладко ни ей, ни тебе, и твой бой так и не завершён.

Ты держись хоть за воздух зубами, за звёзды над рухнувшим пирсом.
Ты держись, как держаться не сможет убитый разрывом солдат.
Ты держись, я молюсь за тебя, как никто никогда не молился,
даже если и звёзды от залпов орудий стеклом дребезжат.

Ты держись…

Калиновая горечь

Говорят, двери в церковь открыты для всех, и вот
я иду за тобой по пятам к алтарю в свечах.
Как калиновый чай на губах, по тебе горчат
неотпетой души мысли в тон беспокойных нот,

мысли в тон неприкрытой досады, что растерял,
будто ясень в дождливую осень скупую медь,
отражением право в зеркальных зрачках чернеть,
быть не призраком, а человеком больших начал,

у которого в планах семья, палисад и дом…
и кружить на руках тебя в платье белее вьюг…
Свет покровской свечи на ладонях вконец потух
— ты просила найти моё тело в бреду немом.

Я не там, и не здесь, как рукой к сердцу не тянись…
От потерь до потерь во мне вера крепчала в нас.
До чего же калиновым чаем горчит рассказ
неотпетого сына Отчизны с крестами ввысь.

Я иду за тобой круг за кругом, из зала в зал.
Может где-то в какой-то больнице ни жив, ни мёртв?
Ты выходишь такой же из церкви в просторный двор,
а там холод венки на солдатских гробах сковал.

И ты плачешь по мне, будто в каждом я.
Если смог бы, и сам бы завыл как побитый волк.
Боже правый, неужто и правда я в битве слёг?
Почему ты не дал мне за мать и отца стоять?

Снова горько до жути губам и горит в груди.
Будто рвётся душа и болит всё сильней спина.
Открываю глаза! Ты со мной, как во сне, бледна,
и огарок покровской свечи на столе чадит.

А сказать не могу ни полслова, ни ах, ни ох.
Только пристальным взглядом кричу тебе: «Хватит слёз.
Я живой! Я к своим вопреки всем и вся дополз...
И я встану, не плачь! Ибо встать мне велел сам Бог».

За весну в цвету

Не красна весна разлитой зарёй
в занятом лесу
до мурашек, мам, до тоски смурной,
я тебе клянусь.

До тоски смурной по реке с мостом,
по твоим глазам…
Я пишу письмо, и душой ведом
в отчий дом, и за,

где антоновка и калины кущ
зазывали дождь,
где соломы стог мягок и пахуч,
и слегка похож

на колпак, на свод золотых церквей,
пирамиду трав…
Оттого, на страх став себя храбрей,
в бой несусь стремглав.

Хальбский лес не спит семь ночей подряд
и не видит снов.
Мой ревущий танк, как слепых котят,
топит фрицев вновь

в затяжной войне, в затяжном бою,
в затяжной ночи…
Как же я давно оплошать боюсь
и не там почить.

Целюсь хвое в пик, щепки рвут врагу
веру и нутро.
Я жесток, как зверь, я врага сожгу
гневностью грудной.

Мам, я так устал… Я хочу домой!
В дым одет рассвет.
Здесь красна весна пеленой взрывной,
здесь покоя нет.

Слёз, прошу, не лей. Дочитай мой стих
и, как прежде, жди.
Победим, и я у колен твоих,
ангел во плоти.

Я Отчизне, мам, верен каждый бой
и служить ей рад.
Даже если жизнь, данную тобой,
мне велит отдать,

я отдам как долг, я как честь отдам
за весну в цвету…
Цель моя — Берлин, на рейхстаге флаг,
а потом
вернусь!

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Ивушкина
Имя
Екатерина
Отчество
Анатольевна
Страна
Россия
Город
Москва
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
Литературный институт имени Горького
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

БОЖОНКА
Дарья поставила точку, закрыла документ и отправила его начальнику.
– Всё! – громко сказала она и с удовольствием потянулась.
Марина, коллега и подруга, подняла голову.
– Доделала?
– Да. И отправила. Всё. Официально меня тут нет.
Даша откатила кресло и вытянула ноги. Марина, худенькая девушка, с шапкой светлых волос, уложенных в модную прическу, посмотрела на подругу с завистью.
– Везёт же, - проговорила она. – Куда полетишь?
– На Мальдивы. Надо ещё успеть чемодан собрать.
Даша встала и подошла к зеркальной стене, так удачно расположенной в их офисе. Поправила помаду и критично себя рассмотрела. Стрижка на ее рыжих волосах немного отросла, но ещё вполне в форме, фигура тоже в порядке, хотя неплохо бы сбросить пару килограмм, и лицо… Да, конечно, уже появились морщинки, мешки под глазами, можно бы начать колоть ботокс, как все советуют, но вроде ещё ничего, Моррису нравится, да и страшновато всё же. Уж слишком устрашающе выглядят те дамы, которые перестарались с возвращением молодости. Не хочется выглядеть, как старая заставка телекомпании «Вид», которая её до дрожи пугала в детстве.
– Всё-таки, везучая ты, Дашка, – Марина закатила глаза. – И должность у тебя, и квартиру купила, машина, жених американец, ещё и на Мальдивы летишь.
Дарья развернулась, подошла и оперлась на стол руками.
– Странная ты, Марин. Думаешь, мне всё с неба упало? Знаешь, откуда я приехала? Даже названия этого посёлка ты никогда в жизни не слышала. Как устраивалась тут, работала нянечкой в саду, потом продавцом в магазине, когда училась. И квартиру, про которую ты мне каждый раз напоминаешь, я купила в ипотеку. Мне ещё несколько лет за эту однушку в Химках платить. Так что в ближайшее время ни о каких детях речи быть не может, я не могу позволить себе декрет. А что касается жениха американца, так я четыре года на сайтах знакомств сидела, сваху даже оплачивала, чтобы найти себе подходящего, хотя бы по возрасту, мужчину. Ведь русских невест в основном иностранные пенсионеры ищут. Да и Моррис не прекрасный принц, у него сложный характер, и разница в менталитете сказывается, что говорить… И потом, сколько я уже работаю без отпуска, сказать? Так что, перестань говорить о везении.
– Да-да, – согласно закивала Марина. – Конечно, ты всё это заслужила. И отпуск, и квартиру, и американца своего. Просто со стороны так кажется.
Раздался характерный писк. Дарья вернулась к своему компьютеру и посмотрела на экран.
– Всё, Сергей Иванович подтвердил. Теперь я в отпуске.
Она выключила компьютер, попрощалась с подругой и поехала домой.
Красивый, ярко-зелёный чемодан, купленный специально для этой поездки, лежал на кровати, раскрыв свою голодную пасть. Даша ходила по квартире и, попутно сверяясь со списком, неторопливо собирала вещи. Два купальника, чёрное коктейльное платье с блёстками – для романтического ужина с Моррисом, с «Морковкой», как она его про себя называла, сарафан, шлёпанцы… Что-то забыла…
Она на минуту села на кровать, прикрыла глаза и представила, как же будет хорошо: две недели с Моррисом на Мальдивах. Отель оплачивали пополам, билеты каждый покупал себе сам, но Даша считала, что так и должно быть, пока они не семья. Морковка прилетит на курорт из Америки чуть позже, так что у неё будет время отдохнуть и насладиться красотой в одиночестве. Потом они вернутся и подадут документы на регистрацию брака. Сначала в Москве, а потом уже и в Чикаго. Потом предстоит переезд, новая жизнь. Морковка говорил, что должность в компании, где он работал, ей уже почти готова, работник, на чьё место она идёт, дорабатывает два месяца и уходит на пенсию. Эту малюсенькую квартирку в подмосковных Химках агентство уже выставило на продажу, и это очень хорошо. Часть денег покроет ипотеку, ещё останутся деньги на подушку безопасности, всё-таки чужая страна, мало ли что. Ах, как всё удачно складывается! Но сначала – Мальдивы!
Она уже видела себя на шезлонге в новом фиолетовом купальнике. На голове широкополая соломенная шляпа (не забыть положить!), Даша неторопливо мажет масло для загара на бедро, погрузив свои ступни почти полностью в тёплый мелкий песок. Блики от воды играют солнечными зайчиками в лучах белого солнца. Слева, со стороны раскидистой пальмы, приближается работник отеля в чём-то белом, с подносом в руках. Красивый темнокожий абориген наклоняется и подаёт ей коктейль в бокале с маленьким зонтиком. Даша протягивает руку и тут… Зазвонил телефон.
Аппарат лежал тут же, на прикроватной тумбочке. Не вытаскивая ног из белого, словно манная крупа, песка, Дарья протянула руку и взяла смартфон.
– Алло.
– Здравствуйте, извините, пожалуйста, мне нужна Дарья Максимовна Соловейчик, – слегка заикаясь от волнения, проговорил незнакомый женский голос.
– Мне не нужны стоматология и юридические консультации. Всего хорошего! – почти рявкнула Дашка, злясь, что её отвлекают от коктейля и лицезрения голубой дали.
– Простите, я ничего не продаю, мне надо найти Дарью Соловейчик. Я её соседка… Бывшая соседка. Дело касается члена её семьи. Мне этот номер дала невестка, она нашла его в соцсети. Это очень важно. Дело в том, что дядя Гриша умер. Надо её оповестить. Похороны ведь, понимаете? – Сбивчиво продолжила собеседница.
Пришлось вытащить ноги из песка, отставить коктейль в сторону и вернуться в реальность.
– Я слушаю, – раздражённо сказала она. – Только давайте покороче, у меня нет времени. Что там случилось? Какая соседка?
– Ой, Дашенька, у нас такая беда… – заплакал голос на том конце. – Это я, тётя Оля, помнишь меня? Мы живём рядом, напротив моя квартира тут, в Божонке. Дядя Гриша… Григорий Петрович, дядя твой, умер вчера поздно вечером. Ты же одна у него осталась из родственников. Надо приехать. Похороны организовать, поминки, отпевание… Такая беда, такая беда…
Даша окаменела.
– Дядя Гриша умер? Как – умер? Похороны? Но я улетаю завтра, я не могу. У меня билеты, у меня всё оплачено…
– Приезжай, ты единственная родственница. Без тебя никак нельзя. Документы оформить надо. Решить где хоронить. Да и квартира, наследство всё-таки. Он пока в морге в больнице, надо же отпеть…
– Как отпеть? В смысле, в церкви, что ли? Он же коммунистом всю жизнь был, даже в Бога не верил! И потом, я же говорю…
– Мы будем тебя ждать, – перебила тётя Оля. – И прими мои соболезнования.
И положила трубку.
Дарья ошарашенно посмотрела на телефон. Медленно и аккуратно, всё также, не отводя взгляда, положила его обратно на тумбочку. Потихоньку встала и отошла в противоположный угол комнаты, стараясь не делать резких движений. Словно это может сломать хрупкий шар той реальности, где она в красивом платье ужинает с Морковкой в ресторане после жаркого пляжного дня. Увы, не получилось. Всё сломалось, разбилось в труху.
Дядя Гриша.
После смерти родителей он стал ей и папой, и мамой. Даша осталась круглой сиротой в семь лет, «сложный возраст», но дядька нашёл к ней подход, воспитывал то строго, то ласково. Учил драться и вязать. Водил в церковь, хоть сам был рьяным атеистом. Ругался с бабульками у подъезда на Пасху, обвинял их в мракобесии и обзывал старыми маразматичками. Приучил много читать и заставлял делать зарядку. Отпускал на дискотеки, при этом ждал её до конца танцев за гаражами, чтобы проводить домой. Учил печь пироги и квасить капусту.
И любил. Очень.
Когда Дашка сказала, что хочет поехать в Москву, он сел в кухне на табурет, сцепил свои огромные руки в замок, положил на колени и прошептал: «Ну вот, пришло время тебя отпускать». И отпустил. Купил билет, посадил на поезд, долго махал рукой. Даша до сих пор видит перед собой эту картину. Ноябрь, жуткий холод, пять утра. У дяди Гриши красный нос и пар изо рта, он идёт и идёт по перрону, и машет, машет… А потом скрылся из виду.
Конечно, она ему звонила. Сначала каждый день. Рассказывала о своих успехах, как сняла комнату вместе с девочкой из Вологды, как устроилась на первую работу (он так радовался), как поступила в институт. Правда, на платное обучение, но зарплаты хватало, ведь она очень экономная. Потом звонки стали всё реже и реже. И вот сейчас, она стоит и смотрит на телефон, пытаясь принять эту ужасную новость.
Она перевела взгляд на чемодан. Этот зелёный крокодил смотрел на неё фиолетовым глазом купальника – осколок разлетевшейся мечты о Мальдивах. Увы, дорогой крокодил, не будет ни бунгало, ни шезлонга, ни песка, ни коктейля. Будет Божонка.
Так, надо взять себя в руки и решить, что делать дальше. Во-первых, купить билет на новгородский поезд, позвонить Моррису и объяснить ситуацию, попытаться вернуть деньги за бронь бунгало и вернуть билеты на самолёт. Во-вторых, надо узнать, есть ли место на кладбище, где устраивать поминки, поговорить с батюшкой об отпевании…
Печаль быстро сменилась на раздражение. Всё полетело в тартарары, всё, что она так долго планировала и выстраивала. Чтобы не раздражаться ещё больше при виде чемодана, она пошла на кухню.
Бунгало забронировано на двоих с Морковкой. Поэтому, в первую очередь, позвонила ему.
– Sweety, я не понял, почему мы должны отменять отпуск? Ты же говорила, что твои родители давно умерли. Конечно, печально, что этот человек скончался, но при чём тут ты и, тем более, я? Почему я должен из-за этого страдать?
– Милый, он не просто «этот человек». Это мой родной дядя. Не только растил меня, он поставил меня на ноги. У нас говорят: «дал путёвку в жизнь». И дело тут не только в родственных связях. Есть и юридические нюансы. Я должна ехать, пойми. Ты же можешь спокойно отдохнуть и без меня. Ну раз такая ситуация произошла, что же тут поделать?
Было слышно, что Моррис взбешён, хоть и говорил ровным, спокойным тоном.
– Дорогая, ты лишаешь меня не только отдыха, но и денег. Бунгало на двоих один я оплачивать не могу, у меня не хватит средств. Ты знаешь, я всегда закладываю определённую сумму и не могу выйти из бюджета. Да и не собираюсь, в конце концов! И потом, если ты не в курсе, то рад сообщить, что мои билеты на самолет невозвратные. И будет чудо, если я смогу вернуть хотя бы десять процентов от их стоимости. И за отмену брони отель обязательно возьмёт неустойку. Я бы понял, если бы речь шла о маме. У меня тоже есть мама и это я могу понять. Но ты говоришь о дальнем родственнике, который тебе дал какой-то там билет!..
– Не билет, а путёвку, – поправила Даша тихим голосом.
– Да какая разница, что он тебе дал! Почему я должен за это платить? – Моррис громко выругался и бросил трубку.
Даша не заплакала, хоть очень хотелось. Сжала зубы, проглотила слёзы, положила телефон на стеклянную поверхность стола и закрыла лицо ладонями. «Ладно, ладно, ничего, я что-нибудь придумаю», – повторяла про себя, пытаясь успокоиться. Телефон снова зазвонил.
– Прости, Дари, я вышел из себя. Всё это, конечно, очень неприятно и я взорвался. Мне стоило сдерживать свои эмоции, как советовал психолог, но согласись, у меня есть повод злиться.
– Конечно, Моррис, я понимаю. Ты можешь вычесть стоимость неустойки из моих денег. Но, повторяю, я должна ехать.
– Разумеется, я так и сделаю. Остальное перечислю на твой счёт. И держи меня в курсе. Надеюсь, ты закончишь все дела с похоронами твоего родственника до моего приезда. Хорошего дня, дорогая.
И вновь положил трубку, не дав возможности сказать ей и слова.
Разговор с авиакомпанией тоже не был воодушевляющим. Её билеты тоже оказались невозвратными, и Даше пришлось смириться с потерей крупной суммой накоплений.
В этом году осень пришла стремительно. Ещё вчера солнце припекало, и в футболке было даже жарко. Хотелось на пикник, разложить на траве клетчатый плед, достать бутерброды, фрукты и термос с горячим ароматным чаем. Смотреть вверх, на небо, голубое и глубокое, подёрнутое лёгкими перьями облаков. Наслаждаться танцем падающих кроваво-красных листьев клёна, вдыхать чуть прелый запах земли, слушать прощальное пение птиц, собирающихся в дальнюю дорогу. И вдруг утром лужи покрылись коркой льда, солнце ушло спать за мрачную тучу, по улице уже идут плащи и пальто, цветными конфетами рассыпались зонтики, запахло зимой.
Даша сидела в вагоне поезда и смотрела в окно. Настроение было, соответственно погоде, мерзкое. Всё было не так, всё неправильно, будто сглазил кто-то. После последнего разговора с Морковкой на душе лежал камень, нет, огромный булыжник тёмно-серого цвета. Терзало то, что формально он прав, ведь сумма, которой ему пришлось лишиться, существенна. Даже та часть компенсации из её денег не возместит ни затрат на билеты, ни огорчений за пошедший прахом отпуск. Но всё равно было очень обидно за то, что он не поддержал её, не пожалел, не сказал ни одного доброго слова. И больше не звонил.
Ещё большую досаду вызывало то, что приходилось делать крюк. Можно было бы сразу поехать в посёлок, но придётся заехать за ключами от дядиной квартиры на работу к той самой соседке, а она трудится в Новгороде и ключи у неё с собой. Хорошо хоть она работает недалеко от вокзала, но все равно неприятно.
Последний раз в Великом Новгороде Дарья была, когда ей было лет тринадцать. Возможно, поэтому в глаза так бросились изменения. В детстве город казался ей серым, пьяным и дряхлым. Таким и запомнился. Сейчас же он раздражал светлым, отреставрированным вокзалом, гнусными чистыми торговыми павильонами, мерзкими аккуратными, будто игрушка, остановками. И какой противный ровный асфальт. Гадость.
Магазин, где тётя Оля работала продавцом, находился на улице Ломоносова. Даша шла через парк Юности, раздражаясь всё больше. Бесило всё. И огромный спорткомплекс, и новый современный жилой район, и аккуратные дорожки парка, по которым гуляли мамочки с колясками, и подстриженный газон, и многочисленные детские площадки, на которых резвились дети. И всё это было чистое, ухоженное, современное. Совсем не такое, как в воспоминаниях.
– Ой, как хорошо, что ты приехала! – щебетала соседка, не давая Даше вставить слова. – А ты меня совсем-совсем не помнишь? Я договорилась со сменщицей, что через пятнадцать минут она придёт, подменит меня, и мы можем ехать.
– Нет! – резко сказала Даша.
Соседка замолчала, удивлённо приподняв брови.
– Вы мне дайте, пожалуйста, ключи, я доберусь сама. Хочу по городу погулять, давно не была. Если хотите, вечером приходите. Хочу побыть одна.
– Хорошо, конечно. У тебя же есть мой номер телефона? Позвони, как доберёшься. Я приду.
Дарья шла по городу и не узнавала его. С момента переезда в Москву она ни разу не была ни в Великом Новгороде, ни, тем более, в Божонке. Это странно, но почему-то у неё не было даже желания просто навестить дядю, хотя она его действительно любила. И сейчас, прогуливаясь вдоль стен Кремля, Даша искренне недоумевала, почему ей даже в голову не приходило просто приехать, взять дядю за руку и отправиться гулять, например, в Витославлицы. Или посидеть рядом на кухне, заварить чай с липой, как он любил, и говорить о чём-то совсем неважном.
Живя там, далеко, ей почему-то казалось, что тут, с момента её отъезда всё остановилось и заморозилось. Словно это перевёрнутая страница в книге, всегда можешь перелистнуть обратно и перечитать заново. И только сойдя с поезда пришло отрезвляющее осознание, что всё не так. Мир не замер, и что обидно, даже не заметил, что она уехала. Этот большой мир жил дальше, развивался, видоизменялся, не вспоминал о ней так же, как и она о нём. Часы, тикая секундной стрелкой, подгоняли колесо времени, заставляли вращать коловорот дней. Двигали младенцев в детство, потом в юность, в зрелость и толкали через старость, туда – в небытиё.
И сейчас, когда она стояла на берегу Волхова, смотрела на мутную осеннюю воду, ей казалось, что она маленькая песчинка, решившая, почему-то, что она и есть то солнце, вокруг которого всё должно вертеться. Нелепая, жалкая крупинка, которая, наконец, осознала всю глупость своего тщеславного самолюбия.
Добралась до улицы Гагарина, села на сто двадцать седьмой автобус. Заняла место у окна, нахохлилась, как воробей, и закрыла глаза. Чудно, но совсем не хотелось плакать. Даша где-то слышала, что в такие минуты обязательно надо пореветь, но внутри всё было пусто. «Пустыня Сахара», – пробормотала она, и открыла глаза.
Автобус проезжал Волотово. Слева и справа раскинулись серо-коричневые топи, с одной стороны упирающиеся, как в стену, в сосновый бор. Этот пейзаж всегда напоминал Даше рассказ про собаку Баскервилей. В её детском воображении именно так и выглядели те самые болота, где на затерянных рудниках держал свою собаку Степлтон. Разумеется, она прекрасно знала, что это бывшие карповники, в своё время весьма процветающие. Но сейчас, в этих осенних сумерках, вид из окна автобуса и правда был какой-то инопланетный.
Тут же вспомнилось, как давным-давно, ранней весной, они с дядей Гришей приезжали сюда, за «синий» мост, посмотреть на лебедей. По весне тут останавливаются на непродолжительный отдых огромные стаи гусей и лебедей, когда возвращаются с зимовок. Это было в апреле. Они очень замёрзли, дядя Гриша дышал на свои огромные ладони, пританцовывал и всё время трогал Дашин нос, проверяя, не холодный ли он? А Дашка всё уворачивалась и хохотала.
– Дядя Гриша, ну что ты мне нос-то щупаешь? Я же не собачка!
– Я проверяю, замёрзла ты или нет, – бубнил он, сосредоточенно хмуря брови. – Так всем деткам щупают. Вырастешь, родишь дитё, тоже будешь щупать.
Она мёрзла и уворачивалась, лишь бы и дальше стоять и смотреть на белых лебедей. Большие, красивые птицы просто околдовывали своей грациозностью. Девочка никогда до этого не видела лебедей так близко. Они совсем не были похожи на других, ранее виденных ею, птиц. Например, на кур, которых держала на огороде соседка бабка Света.
Гордая осанка, белоснежное оперенье, длинная гибкая шея, широкий размах крыльев, чёрные лапки с перепонками – ах, как же нравились Даше эти птицы!
– Правда они похожи на ангелов? – спрашивала она. – Такие же белые и с крыльями. Может это и есть ангелы? А, дядь Гриш?
– Да кто знает… Может, и ангелы. – согласился он. – Кто знает…
– Эх, надо было хоть хлеба с собой взять, покормить их с дороги. Они же из Африки летят, да?
– Может, и из Африки, может, откуда поближе… Только хлеб им нельзя, заворот кишок будет. Они рыбёшку мелкую едят, водоросли всякие. Не переживай за них, малыш. Иди, нос потрогаю...
Дарья опять закрыла глаза. Как странно. Будто и не с ней всё это было, может, с кем-то другим. И в параллельной реальности.
Она достала из кармана телефон, посмотрела на экран. Нет. Моррис не звонил. Видимо, действительно сильно обиделся. Даша закрыла глаза и вновь почувствовала внутри лишь пустоту. Не было ни злости, ни обиды, ни печали, ни раздражения. Ничего.
В основном Божонка ничем не отличалась от других населённых пунктов. Вдоль центральной улицы, с двух сторон стоят в три окна деревенские дома, с крышами, заросшими мхом. Люди держат скотину и обрабатывают огороды. Рядом протекает река Мста, в которой до сих пор водится рыба. Но тут ещё есть птицефабрика, которая давала работу жителям посёлка. Для работников в советское время построили многоквартирные дома. Сюда, в однушку на первом этаже и привезли Дашу к дяде после смерти родителей.
Их пятиэтажка стояла недалеко от птицефабрики, рядом с въездом в посёлок. Дошла до знакомого подъезда и, с удивлением обнаружила на двери кодовый замок. Вспомнила про ключи, приложила ключ-таблетку к домофону. Дверь с противным писком открылась. Несколько минут простояла перед дверью квартиры, не решаясь войти. Стало страшно, что открыв её, она увидит там такую же пустоту, что ощущала сейчас внутри. «Соберись!» – приказала она себе и повернула ключ.
В нос ударил странный медицинский запах. Сняв пальто и разувшись, с удивлением увидела на галошнице свои старые домашние туфли. Красные в синюю клетку, с продавленной пяткой на левом тапочке и с дыркой на месте большого пальца на правом. Они тут так и стояли, ждали её. И вот, дождались.
В доме все было по-старому. Та же мебель, те же цветастые вязаные дорожки на полу, бамбуковая межкомнатная занавеска, подвязанная с одной стороны обувным шнурком. И большая, выцветшая фотография Даши в рамке на телевизоре. Сжалось сердце. Это фото она выставляла пару лет назад в своей соцсети. Видимо, кто-то скачал и распечатал её для дяди на обычном цветном принтере.
Она прошла на кухню и открыла окно, чтобы поскорее выветрился этот отвратительный запах. Выглянула на улицу. За окном тоже ничего не поменялось. Их окна выходили на «огороды», небольшие участки земли, на которых соседи, так же как и те, что живут в частных домах, выращивали себе картошку и капусту.
Даша легла грудью на подоконник и высунулась из окна. Справа всё так же висела кормушка, вырезанная дядей из пятилитровой бутылки, в ней еще оставалось немного семечек.
Она улыбнулась, вспоминая историю этой кормушки. Дядька взял у соседа приставную деревянную лестницу, достал перфоратор, нашёл саморез с дюбелем и пошёл сверлить. Приставил лестницу, но не рассчитал, что под его весом она может серьёзно просесть в рыхлой земле. Отверстие в стене дома сделать успел, а потом, прямо с перфоратором наперевес, рухнул на землю, серьёзно вывихнув левую руку и сломав соседскую лестницу. Ох, и нервов было истрёпано: ездили в больницу вправлять вывих, руку зафиксировали лангет. Потом дядька долго мирился с соседом за рюмкой самогонки, еле увела его вечером спать. А кормушка всё висит.
Вечерело, стало холодать, Даша поёжилась и закрыла окно. Раздался звонок в дверь.
На пороге стояла тётя Оля с двумя пищевыми контейнерами, поставленными друг на друга.
– Ты голодная, наверное. Я принесла…Тут ничего особенного, картошка да котлеты рыбные. Поешь…
– Спасибо, проходите, – Даша отошла в сторону, пропуская женщину. – Вы мне расскажите, как произошло-то… Это…
Соседка поставила лотки на стол, по-хозяйски достала из шкафа тарелку, положила на неё немного жареной картошки и две маленькие, размером с фрикадельки, котлетки.
– Да как, – начала она. – Гриша постучал мне в стенку. Я сразу поняла, что что-то не так, будто почувствовала. Сначала скорую вызвала, потом уже сюда побежала. А он сидел там, в комнате, на диване, бледный весь, за сердце держался. И всё бормотал: «Где Дашка? Найди Дашку, позвони Дашке, позови Дашку… где Дашка?». И так по кругу… потом глаза закрыл и всё… Скорая приехала быстро, но они всё равно ничего не смогли сделать. Вот так… Ты ешь, ешь…
Даша слушала, без особого аппетита жевала картошку, с ужасом ощущая всё ту же звенящую пустоту внутри. Это было незнакомое, пугающее чувство, словно что-то очень важное умерло возле сердца. И дело не в кончине дорогого её человека, что-то в ней самой навсегда разрушилось.
–Ты не переживай, – продолжала тётя Оля. – Я уже была в Бронницах, договорились об отпевании. Сейчас Валя с пятого этажа должна приехать, она на кладбище была, про место, куда захороним, всё узнала. Там надо будет какие-то деньги заплатить. Если у тебя не хватит, мы добавим, не посторонний всё-таки человек. Всю жизнь рядом прожили. Мы поможем, не волнуйся.
– Не надо, я заплачу. У меня есть…
– И тебе надо подумать, что с огородом делать. Тоже наследство, всё-таки, – напомнила тётя Оля и без паузы добавила. – А то хочешь, пойдём, пока солнце не село, посмотришь, как там?
– Огород?
Даша совсем забыла про него. Их с дядей личный рай. Маленький прямоугольный участок земли. Там росли розы, клематисы, хосты, хризантемы, ирисы, дельфиниумы и много других цветов, чьи названия она никак не могла запомнить. А ещё там было несколько грядок сладкой и крупной клубники. И малина со смородиной. Целая грядка сочного гороха. И костровище для запекания картошки в углях, самодельная коптильня, в которой дядька коптил только что им же пойманную рыбу. Посреди участка стоял малюсенький сарайчик, где хранились лопаты, вилы и другой инвентарь. К нему дядя приделал навес, поставил там небольшой стол, сколотил лавочки.
Как было хорошо летними вечерами там сидеть, пить горячий чай, есть прямо с шампура шашлык, слушать разговоры взрослых о рыбалке и о ремонте автомобилей, когда к дяде приходили мужики с бутылочкой. Иногда приходили женщины, так и не смирившиеся с холостяцким выбором дяди Гриши. Бабы помогали полоть капусту, окучивать картошку и тоже рассказывали интересное. Например, как у какой-то Нюры родилась тёлка с пятью ногами. Или как местные ребятишки нашли на свалке артиллерийский снаряд времен войны.
– Ну что, пойдём? – повторила вопрос тётя Оля.
– Наследство? Да зачем оно мне, я ведь в Москве живу, и потом скоро… Ну, это не важно, – Даша отложила вилку. – Вы не обижайтесь, я сама схожу, одна.
Хорошо, что тётя Оля сказала, что заменили старую сетку-рабицу на забор из металлического штакетника, иначе прошла бы мимо. Сняла тяжёлый навесной замок, открыла калитку.
Всё было по-прежнему. Только немного облезла краска на неказистом лебеде, сделанном из автомобильной шины, в память о той поездке за «синий» мост. У старого сарайчика перекосило дверь. Возле так называемой садовой дорожки, выложенной из старых советских радиаторов, мхом заросли края. Даша села на колченогую лавочку, вздохнула.
Да, тут ничего не поменялось. Тут-то как раз всё заморозилось и застыло. Вон ту доску она сама ставила на грядку, хотела показать, что уже взрослая. Забивала молотком, и ни разу не промахнулась мимо гвоздя, а дядя стоял рядом, молчал, сдерживая себя, чтобы не броситься на помощь. А вот и древняя керосиновая лампа, с вмятиной на ёмкости и с маленькой трещиной на закопчённом стекле. Осенними вечерами, когда темнело рано, а работы на огороде было невпроворот, она очень выручала. И старый кухонный нож с романтичной розочкой на рукоятке, в оргстекле, так же торчал в стропиле навеса над столом. Протянешь руку, отрежешь хлеба иль колбасы и воткнёшь обратно, на место.
В груди, там, рядом с сердцем, что-то шевельнулось. Даша резко встала и чуть не бегом обогнула сарай. Остановилась, прижав руки к горлу.
Последняя их совместная поделка из разноцветных крышек от пластиковых бутылок. Собирали по всем соседям, и от молока – белые и красные, и от пива и кваса – коричневые, и от лимонада – синие. Потом вместе рисовали силуэт птички, покупали в магазине гвоздики, размечали на стене, где будет глаз, где крыло. Сначала прибили коричневые крышки по контуру, а уж потом начали заполнять нужным цветом брюшко и хохолок, особенно хорошо получились красные лапки. Нужного количества крышек сразу не набралось, надо было ещё подкопить «стройматериала», поэтому птица обретала цвет оперенья медленно. И когда Дашка уехала, она была недоделана. А дядя Гриша её закончил. Со стены сарая на девушку смотрел симпатичный снегирь.
И тут её накрыло.
Наконец эта пугающая пустота разорвала панцирь грудной клетки, вырвалась наружу и заполонила всё вокруг. Мир вокруг стал пустой: нечем дышать, не на что смотреть. Задыхаясь, Даша нащупала стену сарайчика и прислонилась к ней спиной. Широко открывая рот, пыталась глотнуть хоть чуть-чуть кислорода. Из глаз, впервые за долгое время, брызнули слёзы.
И она завыла. В голос, громко. От ужаса, от одиночества, от беспомощности. От того, что ничего не поправить, не вернуть назад. Остались лишь фотографии да наследство. Размазывая слёзы по щекам, голосила как плакальщица, звала вернуться, спрашивала, зачем оставил её, да на кого?..
Силы совсем оставили и она рухнула наземь. Сначала пыталась подняться, но ноги не слушались, колени подгибались, и она снова и снова падала на холодную, мокрую траву. От бессилия начала кататься по дорожке между грядками, бить кулаками по земле и кричать от боли. Размазала грязь со слезами по лицу и, чтобы хоть как-то успокоиться, впилась зубами в ладонь. Помогло. Всхлипывая, с трудом поднялась, дошла до лавочки, села.
В какой лжи она жила! Куда бежала, к чему стремилась? Так боялась реальности, что распланировала всё на сто лет вперёд, не думая, что жизнь течёт по другим правилам. Искренне надеялась, что чёткий план даст защиту и спокойствие. Какая же она была наивная… Карьера, деньги – это замечательно, но дальше-то вакуум! Сколько времени было потрачено на поиск подходящей кандидатуры в мужья?! И ведь искренне считала, что нашла его. Заставляла себя поверить, что брак с Моррисом – просто невероятное долгожданное везение. Внушала себе, что любит его, этого мелочного, бесчувственного чурбана, помешанного на своей персоне. Всё ради этого дурацкого переезда, этого побега от себя, от своих страхов. И только сейчас стало ясно, как белый день, что от себя не убежишь.
Всю жизнь она стеснялась: что выросла в Божонке, своего новгородского говора, да и дядьки своего тоже. Ей было неловко за его нетерпение к слабостям других, его агрессивного атеизма, его пристрастия к самогону, его навязчивой, как раньше казалось, любви к ней. Она стыдилась его огромных рук с наждачными ладонями, его массивного носа, похожего на спелую клубнику, его шаркающей походки и привычки громко сморкаться.
Даша верила, что уехав подальше, она обретёт спокойствие. Станет другим человеком. Будет жить «нормальной» жизнью, пусть с нелюбимым, но благообразным мужем, пусть в чужом, но манящем мире, пусть с нереальными, но красивыми мечтами. Она ведь так много работала, так долго к этому шла, столько грёз и надежд вложила! Скрупулёзно лепила этот хрустальный шар. Но Даша прозрела.
Зачем ей Моррис, которого она не понимает и другая страна с холодными, чужими людьми?
– Вот она, твоя родина, – пробормотала она. – Старый сарайчик со снегирём на стене и косой дверью. Вот твоя реальность. Ничего другого нет, ты всё придумала. Завернулась в кокон иллюзий, надеясь однажды проснуться мадагаскарской бабочкой. А ты – капустница, и должна жить в своём климате, иначе погибнешь. Вот так.
Спустились сумерки. Даша, в мятом, в кусках глины, пальто, сидела под навесом на колченогой скамейке, смотрела на небо и с удовольствием вдыхала пряный осенний воздух. Её лицо, в разводах от слёз и грязи, было спокойно.
Она уже решила, что будет делать дальше.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Ильина
Имя
Татьяна
Отчество
Ивановна
Страна
Россия
Город
Мелеуз
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

1. Последний мост

Неспокойно, тревожно в бушующем мире,
Гаснут мирные души от клятой войны,
А в российской глубинке, в обычной квартире
Мальчуган смотрит в люльке пушистые сны.

Миномётный обстрел, ураган из осколков,
В чьём-то сердце саднят восемь граммов свинца,
А за тысячи верст снова слышится "Горько!"
И на пальцах сияют два новых кольца

В полуночном бою - боль, ранения, стоны
И отчаянный крик: "Братик, только держись!"
А в десятой палате простого роддома
Появилась на свет безмятежная жизнь.

Кто же выдумал эту злосчастную правду,
Что не может быть мира без стылой войны,
Почему за сиянье посмертной награды
Отдают свои жизни отцы и сыны?

Где-то стонет земля, вздох рождая глубокий,
Где-то счастьем и радостью полнится грудь,
А с далекой войны по знакомой дороге
Едет к матери сын, свой закончивший путь...

Припадает, скорбя, к леденящему цинку,
С опустевшей душой почерневшая мать:
"Поднимись же, молю, мой единственный сынка,
Дай тебя на прощанье покрепче обнять...."

Ей теперь не нужны ни рассвет, ни закаты,
Солнце село за море родительских слёз,
Но покуда горит у божницы лампада,
Между сыном и матерью тянется мост...

2. Вечер встречи

Вместо поля житного – бронзовая пыль,
Непроглядно небо в серой мгле,
По земле израненной стелется ковыль
Сизым пеплом в огненной золе.

По клочкам, по толике, под дождём из мин
Возвращали Родине страну
Батальоны сводные – муж, отец и сын,
Уходя бессрочно на войну.

Взмыли в небо синее тысячи молитв:
Библия, Писание, Коран...
В каждой – нитью красною: "Только был бы жив!"
Это всё, что нужно матерям.

Стали школой воинам танки да фугас,
Вместо парты – вырытый окоп,
Пригласила Родина в предрассветный час
Их на "вечер встречи" земляков.

Породнила накрепко клятая война,
Из чинов и званий – только "брат",
Горечь скорби родственной выпили сполна,
Став сильнее духом во сто крат.

Но не хватит мужества матери сказать:
"Он исполнил свой священный долг..."
По лицу небритому скатится слеза:
"Поспешил ты, брат, в Бессмертный полк".

Смотрит в небо мирное старый ветеран,
С болью опираясь на костыль,
Сколько незалеченных и глубоких ран
Прячет под собой седой ковыль...

3. Их виски сединой окропила война...

Идёт ветеран по Аллее Победы -
К Огню, к обелиску погибшим солдатам,
И в памяти, словно набат: с о р о к п е р в ы й ...
Но сердце салютом в груди: сорок пятый!!!

Он смотрит сегодня на мирное небо,
Смахнув набежавшие слёзы ладонью,
И лики в полку черно-белых портретов
О тех, с кем война породнила, напомнят:

В жестоком бою, под дождём из осколков,
Когда разрывались лихие снаряды,
Мальчишка-земляк из родного поселка
Ему стал воистину названым братом.

Пробравшись во вражеский тыл накануне,
Он с криком "За Родину!" бросил гранату
И встал во весь рост под свистящие пули,
Собою закрыв молодого солдата.

Тот подвиг навечно в историю вписан,
Как Феникс из пепла, в глазах оживая,
И образ солдата на всех обелисках
В цветах утопает девятого мая.

Аллея Победы - лишь самая малость,
Что можем сегодня мы дать ветеранам,
Свирепо война в их сердцах расписалась,
Оставив глубокие черные шрамы.

Война их виски сединой окропила,
Назначив за жизни кровавую цену,
Но веру в Победу она не сломила
В боях и молитвах и нощно, и денно.

Салют им сегодня за нашу Победу!
Блестят на груди ордена и медали -
За жизнь, за отвагу, за мирное небо,
За то, чтоб повторов тех дней мы не знали!

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Иогансен
Имя
Андрей
Страна
Россия
Город
Санкт-Петербург
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Разговор с судьбой

Был летний вечер. Загорались звезды,
Сад погружался сумрачный покой.
Казалось, вечер для свиданий создан,
Я повстречался с данной мне судьбой.

Ты строишь жизнь довольно интересно,
Сказала мне, задумавшись, она.
Твоя дорога редко будет пресной,
Но помни, есть всему своя цена.

Есть во вселенной многое, что манит,
Что заставляет думать и искать,
Метаться, злиться темными ночами,
И, ошибаясь, снова рисковать.

И черных дыр разгадывать загадки,
И дым вдыхать с гитарой у костра.
И тихой ночью, выйдя из палатки,
Глядеть на звезды с горного хребта,

Ну, а любовь? - судьба спросила тихо,
Вот самый главный в жизни монолит.
И, если злой тебя закружит вихрь,
Она спасет, поднимет, защитит.

Я знаю свет ее и нежный и щемящий,
И песни звук над быстрою волной,
И бригантины борт над той волной, летящий
Сквозь толщу лет. Она всегда со мной.

Вздохнув, судьба спросила суховато,
И, что ж, скажи, ты хочешь от меня?
Я посмотрел на зарево заката.
Мир засыпал, цикадами звеня.

Ты все уже дала, что было надо.
Спасибо, слышу ясно этот зов.
Судьба мне улыбнулась. В дебрях сада,
Неспешно таял звук ее шагов.

Разговор с д’Артаньяном

Приветствую тебя, любезный д’Артаньян!
Каким безумным вихрем время пролетело!
Событий прошумел жестокий океан.
Безумство их твое чело запечатлело.

Мой друг, порывы наши бури охладили,
Нам головы покрыло тонкой изморозью лет.
Но мы друг другу и себе не изменили.
Один за всех и все за одного - таков обет.

Пожалуй, д’Артаньян, мы не спешим сейчас,
А доброе вино не лишне в разговоре.
В таверне этой, кстати, повар первый класс.
И столик мы займем, чтоб видно было море.

Как часто в жизни к радости мешается беда!
Мы, побеждая, по погибшим в схватках тосковали.
Порой нас обнимали страстно страны, города.
Но никогда мы старую любовь не забывали.

Судьба не в поддавки играла с нами, д’Артаньян.
Бои, дуэли, и безумные интриги!
Найти и потерять любовь! И умирать от ран!
Быть может, это бог надел на нас вериги?

Не беспокой небесных жителей напрасно.
Врагам мы тоже приносили многие печали.
С судьбою же всегда мы обращались властно.
И нам был сладок звук победных ликований стали!

Тлен власти, денег, море низменных страстей.
Служили мы царям злым, добрым, глупым.
Хоть славу время выдувало из горстей,
Для нас честь не была ничтожным звуком.

Признайся, д’Артаньян, в потоке этих приключений
Нас торопила жить романтика тех лет.
Что мы на стороне добра, в том не было сомнений.
Кто же тогда был прав, лишь бог найдет ответ.

Бурлящий времени поток скрывает тайны.
Бывает, мудрецы не в силах их познать.
Но и не зная, в чем событий смысл сакральный,
Что есть добро и зло, ты должен выбирать.

Затихло море, мягкий теплый бриз, звенят цикады.
Позволь бургундское разлить мне по бокалам.
Пожалуй, хватит вспоминать былые эскапады.
Как это светится вино в закате алом!

За нашу дружбу поднимаю этот кубок!
За то, что главным в нашей жизни было дело!
За то, что мы, друг мой, способны на поступок!
С друзьями встретимся, пусть вечность пролетела!

По следам известных событий

Адаму Еву создал Бог.
Была капризной дева.
Когда их вышиб за порог,
Был вне себя от гнева.

Я признаю, был повод мал.
Но Бог не ждал подвоха.
А дьявол медлить тут не стал,
Ребят спалил пройдоха.

Кто их подставил, знал Адам.
Когда их выгоняли,
На крики - В рай! Я все отдам!
Адам сказал - Едва ли.

И, понимая, что почем,
Мог вымолить прощение.
Но вместе с Евою вдвоем
Не ждал он снисхождения.

Тут нужен целый сериал,
Рисующий всю драму.
И пусть она не идеал,
Не дело бросить даму.

Возник проблем суетный вал,
Но это все детали.
Как где-то Репин написал,
Весной скворцов не ждали.

Здесь вам не шахматы, друзья.
Не просто в этом мире,
Ходить тогда, когда нельзя,
С Е-два на Е-четыре.

И мудрость древнюю храня
Времен Большого Слива,
Скажу вам, бойтесь как огня
Случайного порыва.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Исаева
Имя
Елена
Страна
Россия
Город
Челябинск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
ТашПИ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

УРАЛ
Бездонными глазами голубыми,
С озерной глади, как слеза зеркал,
Раскинув пряди русые, льняные,
Глядит могучий богатырь Урал.

На изумрудные долины под ногами,
Бескрайних недр щедрые дары,
Любуясь разнотравными лугами,
С высокого чела извилистой гряды.

Упрятав всех от мала до велика,
Чудесные просторы заслонив собой,
Волшебный зачарованный владыка,
Своих владений стережет покой.

ПОСВЯЩЕНИЕ.
О чем поэт слагает стих,
Что так ему тревожит душу?
Чей образ в глубине возник,
И рвется из груди наружу?
Когда пьяненный от любви,
Горящий слог в сонет стекает.
Когда ночами до зари,
С манящих звезд строка слетает.
Поэт влюбленный- светоч лунный,
Луч света в сумраке ночи.
И в переборах семиструнной,
Стих музыкой в сердцах звучит.

Поэт природу прославляет,
Он как художник на холстах,
В душе пером след оставляют,
Его картины в облаках.
Его поэзия о жизни,
Любовь ,природа, облака...
И прославление отчизны,
Спокойно в мире все пока.

Но вот когда страна в объятьях
Лавины огненной горит,
Когда измученный в проклятьях,
И мороке народ не спит.
Поэт, стань центром мирозданья,
Ты нежить словом жги до тла,
Избавь людей от прозябанья,
Звони во все колокола!
Встань капитаном у штурвала,
Веди сквозь рифы за собой,
Не дай земле прийти к финалу,
Стань путеводною звездой!

ДРАКОН.

Все смешалось в огне,
Нет ни празднеств, ни буден,
Город тонет во мгле
Перевернутых судеб.
Город стонет в дыму
Чёрно-белых контрастов,
Не понять , почему
Нет оттенков прекрасных.
И всемирный потоп
В вальсе кружит останки,
С пеной хлынул поток
И смывает остатки.
Город в прах сокрушен,
Нету к жизни возврата
Миром правит Дракон,
Всех настигла расплата.
Лишь надежда живёт,
И с руин Камелота,
Верит, любит и ждет,
И зовет Ланцелота.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Калугин
Имя
Максим
Отчество
Романович
Творческий псевдоним
М.
Страна
Россия
Город
Минеральные воды
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
РТЭК
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Перевал
Мне не забыть тех ясных добрых лиц,
Счастливых, после штурма перевала.
Там кони ходят с именами птиц,
И дремлют пики под ледовым покрывалом.

Первопроходец там собою рисковал,
Борясь за жизнь на тех ледовых склонах,
Где каждую вершину он знавал,
Не понаслышке, лично, поимённо.

Минуя камнепад, лавины шквал,
Сиянием этих пиков ослеплённый,
Он вверх ушел, где лёд его сковал,
И вот он спит спокойно, скован в этом сонме.

С иных высот взирает он теперь, как ты,
Пересмотрев своё понятие комфорта,
Берёшь рубеж заветной высоты,
Сродни высотам птичьего полета.

Здесь горной речкой слезы льёт ледник,
С иною частотой здесь бьётся сердце.
Пасёт стада пастух читая Книгу книг,
Не прочитавший ни единой книги с детства.

Чужой здесь в миг становится своим,
Перед лицом опасности смертельной.
Здесь на Эльбрусе, горец Темраил,
Был освящен в огнях Святого Эльма.

Корабль пустыни с кораблем морским,
Сходился здесь, спустившись с гор в Пицунду.
Великий путь здесь Синим морем становился,
В Константинополь уходя отсюда.

Лишь хитростью великий Тамерлан,
Здесь одолел Аланов непокорных.
Бродяги, странники, народы разных стран,
Нашли свой дом, в чертогах этих горных.

Здесь заново рождается душа,
Предел сознания до иных широт раздвинув.
Я здесь ходил, здесь жил, я здесь дышал.
Отрезав всех предубеждений пуповину.

Навьюченный тяжёлым рюкзаком,
Хочу вернуться вновь в край этот славный.
Пройти тропой до боли мне знакомой,
Поцеловать склонясь родные камни...

***

Однажды я сюда ещё вернусь,
Оставив право за собой на путь обратный.
Мне не забыть миг, как коснулся сердцем,
Я здесь когда-то точки невозврата.

Этажи

Куплены первые этажи,
А вдруг остальные купят?
Где мы тогда с тобой будем жить,
В глиняной старой холупе?

Печка, уют, огород, простор,
В горах, а быть может в предгорье.
Ходить в поход, разжигать костёр,
Или в хижине с видом на море.

Мастер бездомен, ему негде жить,
Распроданы все подвалы.
Бездомные нынче зовутся бомжи,
Бродячих просторов мало.

Всё реже на улице встретишь дворняг,
Стерилизуют кошек.
Знаешь, всё это не для меня,
Да и не для тебя тоже.

Много наверное кто из бродяг,
Мечтает родиться птицей,
Чтобы в зимнюю стужу на проводах,
Друг к дружке, поближе ютиться.

Оставить потерянный мир и быт,
Под взмахом расправленных крыльев.
Вольно парящим пернатым быть,
Вне нужды, нищеты и пыли.

Толку с пародий на Новый свет?
Многое бестолково.
Скупаем товары по низкой цене,
Не создав в общем ничего нового.

Трепещется где-то лишь тонкая нить,
Паутинкою во чистом поле.
Нас призывающая сохранить,
Древней Отчизны раздолье.

Льна и пшеницы былые поля,
Хохлому, деревянное зодчество.
Плачет росою Родная земля,
В гордом Своём одиночестве...

Проданы первые этажи,
Проданы все подвалы,
А мы на Родине Предков останемся жить,
Александр её завещал нам.

Пусть хоть шкуру содрав с себя продают,
Или мёртвые свои души.
Мы будем жить в нашем Родном краю,
Сей завет никому не разрушить!

Гуру

Средь всевозможных псевдо-гуру,
И псевдо-треннинговых сфер.
Не потеряй свою фигуру,
На этой шахматной доске.

Не выставляй свою натуру,
На эти все аукционы,
Бесплодно-информационно,
Рекламно-провокационные.

Пусть в пешках держит рок судьбы,
И не сулит прохода в дамки.
Борись, пусть труден путь борьбы,
Всё лучше, чем загнаться в рамки -

Этой великолепной касты
Ребрендовой интеллигенции,
Не ведающей, что учавствует
Во всеобъявшей интервенции.

Средь слов причудливых заморских,
Родное слово сбереги.
Коль что-то упустил - навёрстывай,
Но людям и себе - не лги.

Средь мелочности и корысти,
Второстепенности ролей,
Сберечь бы истинных по жизни,
Не потерять учителей.

Тех кто на пальцах не кичился,
А сам в учении побывал,
И там где кто нибудь учился,
Он там давно преподавал.

А кто без крови и без пота,
Решил взойти на Эверест,
Тот безрассудно, беззаботно,
На восхожденнии ставит крест.

Взлёт - есть итог многих падений,
Уж так устроенно в игре -
Побед, без проб и поражений,
Не в жизни нет, не на ковре.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Канищев
Имя
Алексей
Отчество
Владимирович
Страна
Россия
Город
Малоярославецкий район
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Дед Миша

Ливень шумно стучит по лобовому стеклу, щетки еле успевают. Сквозь потоки дождя вижу силуэт пешехода на обочине. Вокруг лес, до ближайшей остановки – километра три. Торможу, тянусь до ручки пассажирской двери, открываю.

– Вам куда?

– Ой, спасибо, сынок, – старик, не глядя, начинает садиться в машину.

– Подождите, у меня тут вещи! – еле успеваю вытащить из под него рюкзак с ноутбуком.

– Мне – прямо, – улыбка показывает редкие зубы. – Хоть бы куда.

– Ну, ладно.

Включил печку на полную, чтобы дедушка обсох. Какое-то время едем молча, до перекрёстка с Касимовским шоссе. Дальше мне в сторону Москвы.

– Меня Миша зовут, – представился попутчик, – я коту рыбы купил вот, и себе хлеба. Домой еду.

Пахнет намокшей старой одеждой и подтаявшей путассу.

– А где вы живёте?

– Тут недалеко. За деревней и через речку.

Прикидываю, что ехать до реки всё же быстрее, чем идти. Да и дождь. Решаю довезти до реки.

Проехали деревню. Асфальт закончился, пошла грунтовка, затем почти тропинки, трава. Впереди река Пра. Вышли из машины, помог выбраться деду.

– Ну всё, буду ждать лодку. Спасибо тебе, добрый человек.

– Рад помочь, – оглядываюсь, разминаюсь, делаю наклоны, уперев руки в бока. Спрашиваю: – Когда лодка придёт?

Пожимает плечами, беспомощно оглядывается.

– Может, придёт, – как-то неуверенно произносит попутчик, – да ты не переживай. Придёт лодка-то.

С напрочь затянутого тучами неба льёт. Уже не так сильно. Но на речных волнах покачиваются пузыри от капель дождя. Значит, надолго. Видя мои сомнения, старик успокаивает:

– Я подожду, ступай. Спасибо тебе.

Улыбнулись друг другу, пожали руки.

Сажусь в машину, завожу. Развернулся и напоследок взглянул через мокрое стекло на сгорбленный силуэт с пакетиком в руке, на фоне тёмной воды. Жму на тормоз, открываю дверь:

– А сухопутная дорога в вашу деревню есть? Я, знаете, жернова ищу. Может, у вас в деревне где завалялись? Я бы купил.

Я не лукавил, жернова мне и правда нужны были. Не так срочно, конечно. Просто интересовался и мечтал поставить у себя в поместье каменные жернова. Да и напрямую предложить деду помощь почему-то неудобно. А так – повод.

Мой недавний пассажир оживился.

– Не, не далеко. Километров… – он задумался на миг, прикидывая, какое расстояние не напугает внезапно доброго меня, – пятнадцать. Через Клепики.

«Отсюда только до Клепиков – 25,» – подумал я, сожаления о своём предложении, – «А потом вернуться сюда же, только с той стороны реки. Мда»

– А жернова…. У меня за домом камень валяется. И в деревне ещё поспрашиваем.

– Садитесь, поедем, – киваю на дверь.

В дороге разговорились о разном. Я ему – о Ковчеге, о том, что мы у нас несколько семей организовались в «колхоз» (как нас прозвали), посеяли и собрали пшеницу. Всё вручную. Теперь вот хотим муку смолоть на каменной мельнице. Чтобы всё совсем было «по-настоящему».

Попутчик удивился, что сейчас такое бывает. Вспомнил, что в его молодости колхоз был другим. Самим сеять пшеницу и рожь запрещали. По деревням ходила специальная комиссия, искали по домам жернова и разбивали молотом, чтобы люди не могли сами себе молоть муку. Переводили людей на покупной хлеб.

– Мне-то хоть жернова остались? Или переколотили все тогда? – спрашиваю.

– Поищем, – уклончиво отвечает попутчик. И я понимаю, что задал неудобный вопрос. – Вот тут поворот.

Мы съехали с трассы на второстепенную дорогу. Машина задребезжала по разбитому асфальту. Разговор смолк, приходится внимательно объезжать ямы. Позже мы съехали и с неё, повернув на полевую дорогу. Две колеи, между ними – трава.

– Не проедешь. Я сам еле вылез, – водитель полноприводной Ауди, вытирает руки об штаны и смотрит с тоской на испорченную обувь. – Глубоко.

Большая мутная лужа посередине деревни, кажется, хищно улыбается и провоцирует: «Давай, ты же не трус? Езжай-езжай!»

– У меня машинка лёгкая, – неуверенно начинаю я. – Может, проскочит?

Мы просто мальчишки, играющие в машинки на деревенской улице. В глазах собеседника замелькали азартные огоньки:

– Давай, удачи. Ежели чего – дёрну. У моей жены родина тут. Уговорила заехать. Сам бы ни я ни за что сюда не поехал. Машину жалко.

Красивая, чёрная машина обтекала на полянке. Стόит, наверное, как вся эта деревня целиком.

Сажусь за руль, сажаю с собой деда, чтобы потом не останавливаться. Подгазовываю на берегу, и с разгона влетаю в лужу. Брызги, пар, рёв мотора сменяется бульканием глушителя под водой.

– Почти! Уже почти! Давай, родная! – дед Миша такой же азартный мальчик. Похлопывает машину по торпеде и приговаривает: «Давай, давай!»

Наш гордый корабль героически гонит волну, ревёт мотором, месит грязь, кружит вихри брызг колёсами и всячески изображает старого морского волка. Ещё, ещё! Я вижу землю! Уже почти берег! Отдать швартовы!

Не доехали мы чуть-чуть. Метра два. Наш корабль сел на мель. Утихла буря. На берегу, как маяк, стоял недавний собеседник и светил нам довольной улыбкой.

– А давайте вы за руль сядете, а мы толкать будем? – предлагаю я ему.
Он кивает, шлёпает по луже до машины, уточняет, как включать передачу. Мы устраиваемся за машиной, нащупываем под водой упор ногами понадёжнее, хлопаю по крыше ладонью и командую: «Давай!». К нам присоединился ещё кто-то из деревенских и мы выталкиваем машину из лужи. Всеобщее ликование, женщины и дети подкидывают чепчики в посветлевшее небо (про чепчики – шутка).

– А обратно-то как? – интересуется наш спаситель.

– Может проскочу. Обратно проще, вроде.

Оптимизм у нас в крови, это да. И правда, в другую сторону берег более пологий. Разгонюсь побыстрее и доплыву. Как-нибудь.

Полевая дорога сменяется лесной, становится ýже, еловые лапы свисают на дорогу, шуршат по крыше машины, закрывают солнце. Становится заметно сырее. Болотные травы кочками торчат по обочине. Еле заметные колеи сливаются в одинокую тропинку. Тропинка ныряет в болото и продолжается жердями в чёрной торфяной воде. Я жму на тормоз.

Штош. Хорошее начало для сказочного триллера. Сейчас мой собеседник закинет голову, взоржёт аццким хохотом и расправит чёрные крылья. А я даже не удивлюсь. «Тут так принято», – подумаю я. И тоже аццки взоржу. Эхом мне откликнется тонкий смех кикиморы, уханье лесовика и довольное подбулькивание водяного. Русалки будут бить хвостами по глади лесной лужи, и манить меня из машины тонкими красивыми пальцами с ярким маникюром. Брызги от их хвостов бриллиантами рассыпаются в редких лучах солнца. Бр-р-р, моё воображение, что ты делаешь со мной?

Вопросительно поворачиваюсь к пассажиру.

– Дальше лучше пешком, – развеивает он мои сомнения.

Представляю себя на обратном пути, балансирующим на жердях в середине болота с пятидесятикилограммовым жерновом в руках. Шансов у меня так себе, да. Надеюсь, мы жёрнов не найдём.

– Машину можешь не закрывать. Ничего с ней не станется.

Машину я, всё же, закрыл и поспешил за своим Сусаниным. Осторожно наступил на жердь. Жердь ушла в тёмную воду вместе с сандалей.

– Тут недалеко, немного осталось, - балансируя одной рукой пакетом с хлебом и путассу, дед Миша второй рукой показывал куда наступать, – сейчас гать пройдём, а дальше горка.

И правда: болото сменилось тропинкой, меж глубоких колей с водой, поросших, как называл его мой проводник «лопухом».

– Мы для свиней его рвали в детстве. Мама даст мешок и идёшь на болото, нарвёшь лопухов и домой тащишь.

Он срывает листочек с толстым черешком. Я тоже срываю. Надкусываю черешок. По горлу спускается сжимающая удушливая горечь, хочется закашляться. Плююсь густой зелёной слюной. Тьфу ты, гадость какая.

Тропинка пошла вверх. Лес сменился песчаным холмом с редкой травой и широкими сосенками. Впереди послышались кукареканье и лай.

Поднялись на пригорок. Впереди виднелась деревенька. Выстриженные лужайки, цветники, заборчики. В зелени садов прятались домики и хозпостройки. Улицы, как таковой, не было. Казалось, домики расположены бессистемно, кому как вздумается.

– Вот мы и пришли, – ободряюще сказал дед Миша и зашагал с горки в деревню, приглашая за собой.

Солнце высушивало последствия недавнего ливня. Обновлённая природа улыбалась со всех сторон.

– Мой дом, – дед Миша показал на избу с покосившимся крыльцом, дверь подпёрта палкой. Видавший виды кот встречает нас в прихожей, трётся об ноги хозяина.

– Сейчас, сейчас, – дед вытаскивает из пакета одну подтаявшую рыбу и кидает коту. Открывает дверцу печи и остальной пакет кладёт в печку. На мой удивлённый взгляд говорит: – Летом печь самое холодное место в доме, да и кот так рыбу не достанет.

Антураж избы такой же, как и снаружи. Печь, явно много лет не топившаяся, облезлый серый потолок, когда-то белёный извёсткой. На стенах мутные обои по фанере, облезлая краска. Фотографии, потускневшие вырезки из журналов, календарь за неопознанный год. Пол неровный, вытоптанный так, что сучки торчат. Неубрано. Хочется выйти.

– Пойдёмте жернова поищем? – напоминаю я о своей цели поездки.
Дед Миша на миг замер, словно соображая, с чего начать поиск, а потом сказал, будто сам с собой:

– Где же он… А! Моего-то нет давно. У соседей поспрашиваем, – он оглянулся по дому, словно ища чего-то, похлопал себя по карманам и сказал: – Пойдём, у соседа, может, есть.

Мы вышли в птичий гомон, я сощурился от яркого света. Оглядываться на домик деда Миши не хотелось.

– Зимой-то я в Рязани живу, у друга. А весной сажусь на автобус и сюда переезжаю, с велосипедом. Осенью – обратно. Никого у меня не осталось. Только друг, такой же дед, да велосипед.

Мы подошли к сплошному зелёному забору, мой попутчик нажал на звонок. Послышался лай, хлопнула дверь, мужской голос прикрикнул на собаку и заскрипел засов калитки. Вышел хмурый дядька.

– Здравствуй! – начал дед Миша.

– Здравствуй, – ответил сосед, попеременно глядя то на меня, то на деда. Я кивнул ему и получил кивок в ответ.

Они обменялись какими-то общими фразами о состоянии дел вообще и дед перешёл к делу:

– А у тебя жёрнова не завалялось, случаем, где? Вот человек ищет, – качнул головой в мою сторону.

Я кивнул, да, мол, ищу. Сосед строго посмотрел на человека, ищущего жернова, словно прицениваясь.

– Нет, – ответ он, и в этот же миг потерял к нам всякий интерес.

Дед Миша развёл руками, пожал плечами. Сосед равнодушно прикурил сигарету и выпустил струю дыма.

– Вон в том доме спросите, – предложил он и показал рукой.

– Спасибо, – ответили мы и пошли, куда он показал.

Но в том доме нам никто не открыл. Дед Миша приуныл, что не может мне помочь. А я вспомнил, что мне домой надо. Ехать часов шесть. А ещё лужа эта, хищная. Пропустит ли с первого раза?

Дед, почувствовав моё настроение, посмотрел мне в глаза и попросил:

– А напиши мне письмо. Пожалуйста. Так и напиши: «дяде Мише». Меня тут знают, передадут. Мне никто писем не пишет. Некому. Напишешь, а?

Столько надежды и тотального одиночества было в его взгляде, что слова застряли, и я не решился ответить «нет». «Да» тоже не сказал. Так, удивлённо пожал плечами и пробурчал что-то вроде «не знаю».

От чая отказался, сославшись на дальнюю дорогу. Попрощался и пошёл: из деревни – в горку, с горки – на болотную гать. Сел в машину, развернулся и обернулся напоследок на болото. Ни русалок, ни лешего. Показалось.

Обратный путь мне дался без приключений. Проезжая мимо перекрёстка, где решился довезти деда Мишу до речки – я отругал себя, что зря потратил время, сделал такой крюк, чуть не потопил машину, сначала в луже, потом в болоте. И зачем? Добрался бы дед и без меня, и покормил бы своего кота.

Домой доехал ночью. На вопрос жены: «Ты чего так долго, рано же выехал?», прокрутил в голове сегодняшний день и ответил: «Так, деда одного довозил. Далековато оказалось».

***

Здравствуй, дед Миша. Пишет тебе Алексей. Помнишь, я тебя подвёз, а потом мы в твоей деревне искали жёрнов, но так и не нашли?

Я запомнил тот день, и дорогу, и лужу, и болото. Я тогда, когда обратно от тебя ехал, злился на себя. Зачем, я, мол, в такую даль попёрся, чуть не застрял и потерял полдня. А теперь не злюсь. В жизни есть много дел, которые выглядят бессмысленными в процессе.

Вот ты, например: купил рыбы своему коту. Но смысл – он не в рыбе. И даже не в коте. А может, в том, наверное, что это делалось для кого-то живого.

Сейчас многое в нашей жизни подчинено рациональному смыслу. Нас так учат с детства: «Не ори, не бегай». А когда всё рационально и правильно, то тесно и скучно становится душе.

Люди куда-то спешат, обслуживают технику, следят за новостями. Хотят побольше денег, на море съездить, сериал посмотреть…

Знаешь, мне кажется, я понял, почему все сказки начинаются с какого-то неправильного действия. В мире, где всё рационально, вдруг кто-то нарушает какое-то правило и это меняет его жизнь и жизнь тех, кто рядом. Они-то и становятся героями сказки, а не те, кто ведёт себя правильно и о-ди-на-ко-во.

Деда Миша, знаешь, я сейчас вместо того, чтобы на компьютере зарабатывать деньги – пишу рассказ о том, как 13 лет назад подвёз тебя до далёкой деревни, названия которой я даже не спросил. И та поездка, и этот рассказ – примерно одинаково бессмысленны с точки зрения рационального. Но я пишу – и мне светлее делается на душе.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Канищев
Имя
Алексей
Отчество
Владимирович
Страна
Россия
Город
Малоярославецкий район
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Исповедь смотрящего на реку

«Я – это не моё тело. Я – это не мои мысли. Я – это не моя работа. Всё, что я могу наблюдать – это не я. И кто же тут я?»

Павел сидел на перевёрнутой лодке на берегу реки и смотрел как буксир, натужно гудя старым дизелем, тащит баржу. В небе орут чайки, под ногами – гниют водоросли. Если наступить – под ними захрустят ракушки и вонь усилится. Волны от баржи достигли берега, шумно выплёскивают мусор и осенние листья. Зябкая осень здесь начинается уже в августе.

«По правому берегу – красные буи, по левому – белые конусообразные. Их не надо зажигать и гасить, это делает автоматика. Я тот, кто заряжает и меняет аккумуляторы. Я – бакенщик».

Если долго смотреть на реку, то можно увидеть, как мимо проплывает собственная, очередной раз обнулённая жизнь.

Раз в несколько лет Павел менял город, работу, семью и начинал всё заново по цепочке: прекрасно, хорошо, привычно, постыло, раздражает. Таков краткий пересказ любого из его жизненных повторов.

Сейчас он между «раздражает» от последней истории и «прекрасно» следующей. Новое место, новая работа. Далёкий северный посёлок. Жильё предоставили. Рядом столовая и магазин. Симпатичная продавщица улыбается и тактично предлагает всякие вкусности. Скоро её можно будет пригласить куда-нибудь. А дальше – короткий период ухаживаний и она предложит переехать к ней. Это будет кстати: зимы здесь долгие, а река скоро замёрзнет.

Но – скука! Скука же! Выть хочется от этих перспектив!

Если это и есть жизнь, то какой в этом смысл?

Павел резко поднялся и пошёл в домик бакенщика.

«Если все раздражают, значит надо поспать. Если я раздражаю всех – надо поесть. Так решается 95% детских проблем. Спасибо Петьке, научил. Но мой случай, похоже, не детский».

Затопил печку. Одежду – на просушку, аккумуляторы на зарядку.

Может, другу позвонить?

– Привет! – буркул Павел в трубку.

– Здаров! – отозвался жизнерадостный голос.

– Нужна твоя помощь.

– Ого! Кто тут за помощью обратился! Что-то серьёзное?

– Накрывает.

– Ну вот и правильно. Значит – ты нормальный. Хоть и сволочь приличная.

– Спасибо, ага. Я тебя тоже. – ответил Павел.

– Чего: смысл жизни спать не даёт? – догадался друг.

– Скорее, его отсутствие.

– Ну да.

– Что бы ты делал в такой ситуации?

– Я бы оказался в своей ситуации. Но тебе, если хочешь, лучше уж идти до конца. Не по-настоящему, конечно. В уме.

– Это как?

– Представь, что тебе осталось жить один час. Что будешь делать?

Повисла пауза.

– Не знаю. Наверное, попрошу у всех прощения.

– Тебе осталось жить 59 минут. Ты всё ещё хочешь быть хорошим для других?

– Да пошёл ты! – беззлобно выругался Павел.

Собеседник сдержанно поржал:

– Короче, звони если что. И ещё. Знаешь, Катька просила сказать ей, если ты выйдешь на связь. Это ваши дела, конечно. Но мы с ней в одном дворе выросли, она мне не как сестра, но почти родственник. Понимаешь?

– Раз ты обещал – так скажи. Не сильно-то я и прячусь. Как Петька?

– Скучает.

– Блин, зачем я спросил? Ладно, пока.

– Ну, бывай.

***

57 минут.

Была жизнь, да почти вся и вышла. Не так важно то, что было. Что осталось?

Павел прислушался к себе. Пустота? Не-е-ет, что-то есть. Медленно, называя чувства и мысли, он пошёл в глубину. «Всё, что я могу наблюдать – это не я. И кто же тут я?».

40 минут.

20.

10.

О! А это что-то новенькое! Странное чувство копится внутри.

Неизрасходованная нежность, а она продукт скоропортящийся. Если никому не отдать – она протухнет. И тогда – хочешь, не хочешь, а с кем-нибудь поделишься. Не носить же в себе эту дрянь.

«Сделай мне кораблик!» – просит Петька и смотрит так... Своих детей у Павла не было, а у Екатерины уже был сын, когда они начали встречаться. Этот кроха сразу принял его в семью: показал ему свои игрушки и подарил самую любимую из них. Вёл себя, так, как если бы они жили вместе всю жизнь.

Новый папа заботился, как мог, терпеливо отвечал на все «почемучки». Ходили на рыбалку вместе. Ничего не поймали, но время провели замечательно. Возил Петьку на плечах, смеялись.

Потому Павел и не ушёл, а сбежал. Испугался, что этот раз – последний.

Жаль, кстати, что кораблик так и не сделал.

0 минут.

***

Она пришла незаметно. Тихо села на корму соседней лодки. Завернулась в ворот пальто, отгородилась сумкой от реки и тоже стала смотреть на воду. Плотная тишина медленно опускалась вместе с сумерками на вечерний пейзаж. Штиль между днём и ночью. Спустя какое-то время женщина заёрзала и решилась начать разговор:

– Ну что, как поживаешь?

Павел повёл плечами, выпрямился, кинул на неё взгляд и снова повернулся к реке:

– Всё нормально. Работа есть. Питаюсь хорошо.

Она зябко потёрла ладони, осмотрела себя, будто не зная, куда деть руки и засунула их в карманы пальто, от чего стала походить на нахохлившуюся птицу. Где-то вдалеке раздался протяжный пароходный гудок. Неожиданный порыв ветра сбил несколько листьев с берёзы, бросил их в воду и взлохматил прядь на голове женщины. Она поправила волосы. Её лицо выражало спокойствие и отрешённость, но носки сапог подёргивались:

– Петька спрашивал про тебя.

Павел вздохнул, потёр колени. Выдержал паузу и спросил, повернувшись вполоборота:

– И что ты сказала?

Екатерина подобрала ноги под себя. Глубже засунула руки в карманы, вжала голову в ворот пальто и уставилась в одну точку. Казалось, её увлекает качающийся на волнах буёк. Едва заметно вздохнула и ответила:

– Что скоро приедешь.

Сейчас самое время, когда должны зажечься огни на буйках.

– Спасибо, – ответил он, переведя взгляд от реки на песок под ботинками, опёршись локтями на расставленные ноги.

На буях сработала автоматика. На красных бочкообразных загорелись красные огоньки, на белых конусообразных – зелёные.

***

Павел замолчал, пережидая, как с воем и свистом за окном пролетает встречный.

– Спасибо, друг! Обожаю вагонные истории. Бренди будешь? – спросил попутчик.

Он вытащил пальцем чаинку из стакана в подстаканнике и незаметно стряхнул её щелчком на пол.

– Нет. Разочаровался в алкоголе. – отказался Павел

– На что-то посерьёзнее перешёл?

– Ага. Окситоцин, адреналин, и что ещё, по мелочи... дофамин там.

– Чего? – с улыбкой переспросил собеседник, наливая себе под столом боковушки плацкарта.

– Плотно сижу на гормонах, которые вырабатывает организм,– улыбнулся в ответ бывший бакенщик.

– Ни хрена не понятно, но ты крут. Ладно, умник, за тебя! – он чёкнулся стаканом об подставленный Павлом кулак.

– Давай.

***

Водитель снял с лобового стекла табличку с пунктом назначения и выжидательно посмотрел на пассажира, который копался в сумке.

– Конечная!

Павел махнул ему рукой, застегнул молнию и вышел в вечернюю прохладу, держа что-то за спиной. Автобус зашипел, хлопнул дверями, с перегазовками развернулся и, поднимая клубы пыли, исчез за поворотом.

Окна Петькиной комнаты выходили на остановку. Мальчик уже не бегал встречать автобусы, но всегда смотрел на выходящих пассажиров, прижавшись носом к стеклу. Как и сейчас.

В оседающих облаках пыли он увидел знакомый силуэт, с перекинутой через плечо сумкой.

– Папа приехал!!! – заорал мальчик дурным голосом и пулей вылетел в подъезд.

– Кто приехал? Ты куда? Куртку надень! – вслед ему крикнула мама, но тот был уже на улице.

Не снижая скорости Петька с разбегу врезался Павлу в живот, и сжал в объятьях. Постоял так какое-то время, а потом поднял влажные глаза и спросил:

– Где ты был?

– Сидел на берегу реки, смотрел на проплывающие мимо кораблики.

– Зачем?

– Выбирал самый лучший, чтобы сделать тебе такой же. Вот, держи, – и протянул сыну свою поделку.

– Какой красивый...! – счастливая улыбка засветилась на всю улицу. – Спасибо!

«Может, ради этого и стоит жить» – подумал Павел, а вслух сказал:

– Его можно запускать. Я проверял.

– Пойдём маме покажем! – радостно запрыгал мальчик.

– Веди, – улыбнулся Павел.

Взявшись за руки, они пошли к дому.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Капырин
Имя
Александр
Отчество
Сергеевич
Творческий псевдоним
Ненастоящий сварщик
Страна
Россия
Город
Москва
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
Московский институт электронного машиностроения
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

СЕМЬ-ПЯТЬДЕСЯТ

Нам, несмотря на временные трудности,
Наш мир всегда был очень интересен,
В водовороте бесшабашной юности
Душа просила музыки и песен.

Гитары покупали семиструнные
По семь рублей и пятьдесят копеек.
Не потому, что были слишком умные, -
Нам на другие не хватало денег.

Владели мы тремя-пятью аккордами,
Не знали ни диезов, ни бемолей,
Не потому, что были слишком гордые, -
Таким вещам нас не учили в школе.

Нас не учили на уроках пения
Ни партитуре, ни репертуару,
Но мы имели собственные мнения,
Какие песни петь нам под гитару.

И песни те, пожалуй, были лучшими,
А наши исполнения - крылаты.
Мы так легко овладевали душами,
Которыми тянулись к нам девчата.

Мы в поднебесье улетали, вроде бы,
С плацкартных дерматиновых скамеек
Под стук колёс по рельсам нашей родины
За семь рублей и пятьдесят копеек.

- - - - -

В ТОМ ГОРОДКЕ

В том городке на дальнем юге -
Всего делов, такая малость! -
Где море Чёрное плескалось,
Нам было вовсе не до скуки.
Всем - по семнадцати, не боле,
Осталась школа за плечами,
Могли совсем не спать ночами,
Не надышавшись за день волей
В том городке на дальнем юге.

В том городке на дальнем юге
Я пел девчонкам под гитару.
А солнце, поддавая жару,
Сжигало плечи, спину, руки,
Глаза в слезящиеся щёлки
Слепящим светом превращая.
Я ж, этого не замечая,
Сгорал от взгляда из-под чёлки
В том городке на дальнем юге.

В том городке на дальнем юге,
Где нас скрывала кукуруза,
А полосатые арбузы
Росли пузаты и упруги,
Валялись мы в морском прибое
До посинения, до дрожи -
Солёный вкус прохладной кожи
И небо ярко-голубое
В том городке на дальнем юге.

В том городке на дальнем юге
Была шелковица чернильна.
Стучало непривычно сильно
При появлении подруги
Моё неопытное сердце.
Менялся мир сиюминутно -
Он становился дивным, чудным,
И в голове звучало скерцо
В том городке на дальнем юге.

В том городке на дальнем юге
Полз виноградник по веранде.
Мы по лиману на шаланде
Шли до заброшенной лачуги.
Костёр, уха, ночёвка в поле,
Под сенью старого платана,
Ворчанье сонного лимана,
Ночь без луны, чернее смоли,
В том городке на дальнем юге.

В том городке на дальнем юге
Базар, вино, бычки да раки,
Футбольный спор почти до драки -
Матч с пацанами из округи.
Ведь на трибуне - те же лица,
Болеют, хлопают в ладоши.
И чем-то радостным, хорошим
Тот день не мог не завершиться
В том городке на дальнем юге.

В том городке на дальнем юге,
Где под ногами абрикосы,
Там чёрные, тугие косы
Под вечер расплетали руки…
На танцплощадке вздохи меди -
«Бессаме мучо» и «Шизгара».
И разбивались мы на пары,
Едва заслышав звуки эти
В том городке не дальнем юге.

Тот городок на дальнем юге…
Где продают туда билеты?
Не продают… Я знаю это,
Но помечтаю на досуге:
Порт, крепость, чайки у причала,
Давно забытая подруга…
Там были мы нужны друг другу,
А это, знаешь ли, немало,
Тот городок на дальнем юге.

- - - - -

НА ПОРОГЕ ВЕСНЫ

Ещё зима, хотя и март,
У нас и в марте - снег, метели.
А у весны опять фальстарт,
Ещё белы её постели.

Пускай длиннее стали дни,
Капель, и тает на припёке,
Пока нетронут снег в тени,
Пока твои румяны щёки.

Но погоди десяток дней,
Ну, не десяток - двадцать, тридцать,
Под бубенцы и скрип саней
С зимой придётся нам проститься.

На светлой Пасхи балаган
С густым вином поднимем чаши,
Весны торжественный орган
Теплом наполнит души наши.

Тогда нам станет невдомёк
И вспоминать про стужу злую,
И лишь румянец милых щёк…
А дай-ка я их расцелую!

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Касаткин
Имя
Артем
Отчество
Игоревич
Страна
Россия
Город
Смоленск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

В темноте

Ночь. Сижу на кресле сутулясь.
Тускло светит лампочка. Тоска.
Тихо доносится музыка улиц.
Нервными струнами у виска
Капли в стекло бьют дождя,
А под окном чей-то шприц.
Вокруг меня силуэты без лиц.
Серая, полная боли, улица.
Кто-то спешит домой
Поддержать рюмкой строй.
На трассе с букетом эскортницы,
Чай дешевле сдают себя школьницы.
Щенка задавила машина,
Это нормально, не то что цена бензина.
На страже закона полиция.
Затихла вся фиктивная оппозиция.
Даже птицы не издают голосов.
Тьма бельмом на глаза.
Серый занавес гниющих городов.
Четыре утра, мешаю чай с кофе.
Боюсь засыпать в темноте. И напротив.

***
Лет десять назад боялись рожать молодые пары.
Субкультуры, отсутствие денег и западные товары.
Сейчас новая эра где всё дозволено быдлу.
Человечество загнано в рамки безнравства.
Клубы, наркотики, ночная жизнь, реклама, блядство.

Выходя на работу передо мной сужаются стены комнат,
Спиралью закручивается подъездная лестница,
На шее петля, воздуху становится в горле тесно.
Неужто паранойя. Как у Шекспира в тексте его сонат.
Может как все, купить табачку, загнать сорокоградусный яд.

Человечество - мозговая опухоль, растёт не спит, как СПИД.
Где найти место на голубой планете, для себя, тихое, не в интернете.
Чтобы без политики, без войн. Чувствую себя изгоем среди изгоя.
Второсортная среда. Не сделал себе прививку.
Чипирован ли. Точно зомбирован. В смартфон или в ящик.
Посмотрим как в мире рушится экономика,
Лишь в своей стране хорошо, как в картонном домике.

Письмо

Пришло письмо. "Ваш сын герой".
В бою погиб отважно истребляя падаль.
Слезу смахнул отец седой
Читая дальше про сына гиблого награды.
Жена подсела. - Как там наш родной?
Муж ей - Бери читай, хотя не трожь, не надо.
Завыла - где сын мой? Ответь! Живой?
Хотелось бы солгать, да утаить ли правды?!
Не стоит ждать детей домой,
С войны, где смерть дарует лавры.
А если и вернулся Ваш родной,
То знайте, от его руки страдают чьи-то мамы,
Что получили письма "Ваш сын герой",
И не затянет время шрамы.
Таков итог войны любой,
Где цель политики превыше чьей-то мамы.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Князев
Имя
Михаил
Отчество
Александрович
Творческий псевдоним
knyazev.mixail.49@mail.ru
Страна
Россия
Город
Санкт-Петербург
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
ЛИИЖТ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

В ЛЮБАШИНСКОМ САДУ
В Любашинском саду тоскует осень.
Пришел черед фонтанам отдыхать.
И юный ангел одиноко просит
Хотя бы добрым словом согревать
Для нас настали золотые годы,
Вдвоем дорожкой нам легко шагать.
И юный ангел снова ждет кого-то,
Чтоб о своем душевно рассказать.
Гуляет ветер и гоняет листья.
На Питер ниспадает первый снег.
И юный ангел озаряет лица
Надеждою о будущей весне.
В Любашинском саду решила осень
О нас с тобою песню написать.
И юный ангел загляделся в просинь,
И пусть для всех сияют небеса.
М.Князев
27-28.11. 2021
Ты, знаю, сродни Ленинграду,
Где броско-безвкусного нет,
Где формой любого наряда
Подчеркнута правильность черт.
Где улиц лучистая сетка,
Как строгие нити души.
Решеток чугунные ветки
Изящны и вечно свежи,
Как локон, смиренный тобою,
Изнеженных мною волос,
Упрямых, как дождь над Невою,
Что западный ветер принес.
Порою душа городская
Глазами твоими глядит.
Какая-то сила земная
Живых с неживыми роднит.
М.Князев
1980-е
Священное успокоенье

Я так люблю вечерний теплый час,
Когда ты нитью ворожишь искусно,
И спиц твоих излечивает пляс
Меня от злобы и от черной грусти.
Настольной лампы дружеский настрой,
И слово просит чистоты бумаги.
Моею кто-то властвует рукой
Запечатлеть таинственные знаки.
В них суета и спиц твоих полет,
И легкость, и тяжкие невзгоды,
И глаз твоих неуловимый гнет,
Дарующий желанную свободу.
Могу я слышать и другим отдать
Неслышимые людям песнопенья.
О, это счастье тихое познать
Священное твое успокоенье.
М.Князев
1980-е

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Князев
Имя
Михаил
Отчество
Александрович
Творческий псевдоним
knyazev.mixail.49@mail.ru
Страна
Россия
Город
Санкт-Петербург
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
ЛИИЖТ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

ЗАКОН СЕТЕВОГО РАЗВИТИЯ КУЛЬТУРЫ
«Кажется, всякое ослабление или заметное умаление умственной жизни в обществе неизбежно оборачивается усилением материальных аппетитов и корыстию эгоистических инстинктов»
Ф.И.Тютчев «Письмо о цензуре в России»
ноябрь 1857

На Петербургском экономическом форуме в июне 2012 г. Герман Греф разродился безответственным откровением:
«Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания…
Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции. Как жить, как управлять таким обществом, где все имеют равный доступ к информации.
…мы понимаем, что все средства массовой информации все равно заняты построением, сохранением страт»
Так один из идеологов современного российского общества формулирует цель так называемой элиты – не допустить знания, информацию, широко понимая, культуру «в массы»
Принципиальная идейная установка считающих себя вершителями судеб великой страны. Они не провозглашают себя, но фактически осуществляют в теории и практике идеологию либертарианства.
Вспоминается монолог нацистского доктора Хасса из к/ф "Мёртвый сезон" (1968):«... Это будет общество людей новой ПОРОДЫ. Потому что, стоит только впрыснуть одну десятитысячную грамма RH самому неповоротливому человеческому существу, как оно мгновенно ощутит огромное интеллектуальное могущество. Вот вам и решение всех проблем. Нет больше ни богатых, ни бедных, — есть только элита. Живущая в Новом Эдеме: мыслители, поэты, учёные… Вы спросите: «А кто же будет работать?» — правильный вопрос, молодчина. Работать будут представители неполноценных рас, прошедшие специальную психохимическую обработку. Но в совершенно иных дозах.
Они отрезаны от какой бы то ни было информации извне. Ведь от чего люди страдают больше всего? От сравнений. Кто-то живёт лучше, кто-то талантливее, кто-то богаче, кто-то могущественнее. А человек, прошедший психохимическую обработку, будет радоваться, непрерывно. Радоваться, что ему тепло, что помидор — красный, что солнце светит, что ровно в два часа, что бы ни случилось, он получит свой питательный бобовый суп, а ночью — женщину. При условии, что он будет прилежно трудиться. Ну, разве это не милосердно?»
Ж.Алферов: «Для всей планеты сейчас наступило черное время – время фашизма в самых разных формах», из интервью газете «АиФ», 2017.
По исследованиям ученых Линн и Ванханен в книге «IQ и глобальное неравенство» глобальный индекс умственных способностей за 1950 – 2000 г.г. упал с 91,64 до 89,9.
Этому вторит «Бюро переписи населения США. Международная база данных 2003»
Как писала «Комсомольская правда» 13.03.2023 «Жители Европы и США неотвратимо тупеют»
Западные специалисты выдвигают следующие причины этого процесса:
- ухудшение экологии
- массовое внедрение интернета
- большая рождаемость в бедных странах
Да, эти факторы имеют большое влияние на уровень умственного развития человека.
Но взглянем на проблему с точки зрения, как сказал Ф.И.Тютчев, «умственной жизни» или «доступа к информации», как бесстыдно заявил Г.Греф.
Вспомним 50-60-е годы. В ряде европейских стран пришли к власти коммунисты и социалисты. Африка начала освобождаться от колониализма. Конец 60-х известен массовыми студенческими и антикапиталистическими волнениями, нарастанием профсоюзных действий.
Чем ответили транснациональные корпорации (ТНК), чтоб спасти свою глобальную власть. Они блестяще овладели и умело манипулировали такими молодежными интересами как увлечение рок-музыкой, особенно тяжелым роком, наркотиками, движением хиппи, порнографией, активностью спортивных фанатских сообществ, нетрадиционными сексуальными влечениями, примитивными поп-музыкой и поп–зрелищами.
Вовремя появились в конце 60- в начале 70-х книги Карлоса Кастанеды о поисках истины по идеям индейца «дона Хуана» с использованием дурманящих растений.
Как точно сказал большой враг России – З. Бжезинский в своей книге «Великая шахматная доска. Господство Америки и ее стратегические императивы»: «…американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всем мире…несмотря на ее некоторую примитивность», где «господствуют гедонистические мотивы и темы ухода от социальных проблем»
Одновременно ТНК ограничили доступ низовых «страт» к просвещению, информации, одним словом, ограничили сетевое развитие культуры в обществе. Тысячи наших соотечественников, временно или постоянно живущих на Западе, отмечают огромные финансовые и бюрократические препоны, чтоб получить высшее образование или поступить в магистратуру, вообще получить достойное образование.
СМИ, ТВ, казалось бы, полны информацией. Но это поп-культура, примитивная по сути, не развивающая личность.
Господствующий класс, страт, слой общества пытается таким образом оградить себя от проникновения «низов» в свои ряды, чтоб оставить и скрытыми секреты господства, и не «разбавлять» свой клан выходцами из «нищебродного» страта. Но законы биологии утверждают, что замкнутые системы вырождаются.
Любая технология - государственная, экономическая, социальная, культурная в смысле высокого развлечения (театры, кино, музыка, живопись) требует кроме сильного лидера и соответствующих исполнителей, подчиненных высокого уровня интеллекта и моральных ценностей. Высокий уровень подготовки предполагает хорошее образование и разностороннюю общую культуру.
Привлекая для выполнения любых серьезных процессов как коренных жителей своей сраны, так и мигрантов, не умеющих должной технологической культуры, хозяева монополий в целом ухудшают качество продукции, которая становится менее конкурентной изделиям из стран, где культуре отдают необходимое значение. Тем более, миллионы приезжих из Африки и Ближнего Востока имеют низкий образовательный уровень.
Что такое культура?
Культура есть ответственность плюс познание и творчество.
Полноценное сетевое развитие культуры осуществляется при обязательном взаимодействии ее составляющих и активности обратных связей.
Жизнедеятельность культуры похожа на работу нейронной сети мозга. Умаление деятельности любых участков мозга – по причине болезней, пьянства, алкоголизма и наркотиков, чрезмерных стрессовых ситуаций, искусственного ограничения человека в поступлении какой-либо информации, насыщения примитивной культурой - ведут к ухудшению мозговой деятельности индивидуума. А при массовом оглуплении граждан - к дебилизации общества.
Ограничения сетевого развития культуры в ее комплексном понимании и привела к концу 21 столетия к тревожным результатам, отмеченным Линном и Ванханеном.
Политологи делают вывод о снижении за 50 лет уровня интеллекта лидеров великих стран. На смену Ленину, Сталину, Рузвельту, Кеннеди, Никсону, Черчиллю, Тэтчер, Де Голлю, Миттерану, Пальме, Брежневу с Косыгиным на Западе и в России пришли руководители мелкого пошиба.
И такой безответственный путь предлагает Г.Греф.
Есть ли пример альтернативы самоубийственной западной линии ограничения сетевого развития культуры?
Да, это пример Советского Союза.
Величие определяющего достижения советской феномена состоит не только в таких грандиозных достижениях, как ликвидация эксплуатации человека человеком, социальная справедливость и плановая экономика.
Впервые в истории человечества многонациональная и многоконфессиональная Россия введена во вселенную культуры в ее комплексном понимании. Пространства великой страны – экономическое, социальное, человеческое – были насыщены культурными составляющими.
Н.К. Крупская с революционной одержимостью добивалась открытия библиотек и домов культуры в самых отдаленных местах огромной страны.
Рабочие получали различные преимущества, если имели как минимум 7-классов в 30-40 годах и среднее образование после Великой отечественной войны. В 60-70-х годах многие рабочие имели образование на уровне техникума, а нередко и вуза. Мастера, прорабы, начальники участков должны были иметь высшее образование, вечернее или заочное. Руководители более высокого уровня просто обязаны были окончить вуз.
Для получения любого образования – начального, среднего, среднего специального, высшего не было никаких ограничений – денежных, религиозных, национальных. Да, в 20-30-е годы были трудности с получением высшего образования представителей старой власти, дворянства. Но в массе поступавших это были малочисленные группы населения. Не было проблем поступления в аспирантуры.
Библиотеки, музеи, выставки были доступными. Их посещение поощрялось государством. Предприятия и профсоюзы выкупали места в театрах, чтоб трудящиеся могли посещать спектакли.
Научная деятельность активно развивалась. Да, проблемы с исследованиями в области генетики и кибернетики не поощрялись, для страны необходимы были, в первую очередь, разработки для выполнения планов индустриализации. Известен факт, как ученики В.И.Вернадского звали ученого вернуться на Родину, ибо научная деятельность поощрялась новой властью. И великий ученый вернулся в Россию, где и совершил свои гениальные открытия – о биосфере и ноосфере.
Результат – за 10 лет Союз стал великой индустриальной державой, победил фашизм и в короткие годы восстановил свою мощь. При этом первым освоил ближний космос и стал ведущим в атомной энергетике. В 60-70 годах СССР стал второй сверхдержавой наряду со США.
В те же годы билеты в лучшие театры Ленинграда было трудно купить. Много ленинградцев постоянно слушали классическую музыку в Филармонии и Капелле.
Большинство советских семей имели большие личные библиотеки. Шла лихорадочная борьба за подписные издания классиков. Редкая семья не выписывала журналы «Наука и жизнь», «Знание – сила», «Человек и закон»
Советский Союз стал самой читающей страной в мире.
Помню разговор в 1977 году с токарем Ленинградского Металлического завода (ЛМЗ). Этот токарь обрабатывал огромные валы мощных турбин. И зарплата была у него очень высокой. На мой вопрос, возьмет ли он в помощники к станку своего сына, он ответил, что пусть тот вначале закончит Высшее техническое учебное заведение при ЛМЗ. И обретет «масштаб мышления».
Вот так мыслили квалифицированные трудящиеся Союза!
Сетевое развитие культуры можно назвать объективным законом процветания общества. Его соблюдение и поощрение для благополучия державы доказано опытом истории.
По этому пути пошел, в конечном счете, и Китай, ставший ныне второй экономикой мира.
В 90-е годы в России произошел серьезный сбой в сетевом развитии культуры. Это грозило в отбрасывании страны на многие годы назад. Но спас и державу, и общество великий задел советской культуры в научных, библиотечных, учебных средах да и в большинстве семей.
В последние годы в России широко пропагандируются разные национальные проекты. В том числе, и образовательные. Заговорили о значимости новых технологий и научных направлений. В стране остро встал вопрос в профессиях производственного назначения – станочниках и инженерах, как базы индустриального развития. Эти специальности требуют высоких знаний.
Будем надеется, что закон сетевого развития культуры будет в России не только не нарушаться, но и стимулироваться государством и бизнесом.
М.Князев
член Санкт-Петербургского союза краеведов

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Князева
Имя
Татьяна
Отчество
Валерьевна
Творческий псевдоним
Тати Лахтинен
Страна
Россия
Город
Нижний Новгород
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
НГЛУ им. Н.А.Добролюбова
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

СЛУЧАЙ НА УЛИЦЕ.

Меня полюбила слепая собака.
На улице выбрала запахом Сердца.
И, от умиленья едва не заплакав,
Ее обняла я, желая согреться.

Доверчиво ноздри собаки вдохнули
Наш, ставший совместным в объятии воздух,
И Душами жадно мы соприкоснулись,
И Небо собаки раскрасили звёзды.

То время напомнили в памяти стёртой:
Игривым щенком она резво носилась.
Вся жизнь пронеслась перемотанной плёнкой,
Собака задумалась, сердце забилось.

Сидели в обнимку, в снегу, неразрывно.
Растроганный пёс и случайный прохожий.
Безудержной радостью оба ранимы.
Ни с чем не сравнимой, на Детство похожей.

СТАРЫЙ ДОМ.

Вздохнул украдкой Старый Дом: никто не слышит.
Темнеет рано за окном, притихли мыши.

Давно не вьёт себе гнезда на крыше птица:
Все в ожидании гостей тоской томится.

Вот оживёт большая печь, под дыма сладость,
И под шагами скрипнет пол - подарит радость.

Покроет скатерть круглый стол: семья - большая.
И самовар - под разговор - не помешает.

Все это видел Старый Дом: былому - верен.
Но, видно, был короткий век ему отмерен.

И пустотою ждущих стен теперь наказан:
Самим собою взятый в плен, Любовью - связан.

Как верный пёс, он ждёт и ждёт, гася Надежду.
Хозяин вспомнит и придёт: совсем, как прежде.

Но затихают вздохи дома понемногу:
Забыл хозяин к дому отчему - дорогу.

Смолой всплакнёт бревно-Душа Живого Дома,
Чтоб грусть свою с дождём мешать, под сны было́го.

УВЫ.

Мне встретились странно,
Лютой зимою,
Нелепая бабка
И старенький пёс.
Спешили прохожие
Прочь, стороною,
Не видя,
Что в парочке этой -
Христос.

Оденьте нагого,
Босого обуйте,
И дайте голодному -
Хлеба кусок.
Спасая себя,
Милосердными будьте,
До Неба дистанция -
На волосок.

Зима не щадила
Убогих скитальцев.
И в поисках крова
Всё гнал их мороз.
«Вон!» - двери толкали
Таких постояльцев.
И с ними был изгнан
Незримый Христос.

Весна Благовещеньем возликовала,
И жёлтым соцветьем заткалась межа.
Увы, оказалось, что Милости - мало,
В сердцах, не узнавших в Христосе - бомжа.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Ковалюк
Имя
Елена
Отчество
Анатольевна
Творческий псевдоним
Елена Ковалюк
Страна
Россия
Город
г. Новороссийск, с. Мысхако
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
ЛИВТ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Российские атланты
Вчера мальчишки, а теперь солдаты.
Сменили на окопы рай квартир.
Вы на плечах, как древние Атланты,
Несовершенный держите наш мир.

Ваш камуфляж насквозь промок от пота,
Под завыванье Градов не уснуть…
Вам каторжная выпала работа
Расчистить для страны к Победе путь.

Под исповедь израненной гитары
Вам вспомнится с тоскою отчий дом,
Но пишут вновь историю пожары
И взрывы бомб над Керченским мостом.

Держитесь! Обережные молитвы
Летят к вам журавлями всё быстрей…
Кольчугой станет вам на поле битвы
Святая вера жен и матерей.

Чтоб всем хватало и тепла, и хлеба,
Чтоб звезды снова были всем видны,
Вставайте, поднимая выше небо,
России богатырские сыны!

Не смотри назад
Не смотри назад, там все без изменений.
И пускай мелькают города.
Отпусти былое без пространных извинений
Навсегда, конечно, навсегда.

Не смотри назад, меняются пейзажи
Под неторопливый стук колёс,
И бегут навстречу, как солдаты в камуфляже,
Рощи ностальгических берёз.

Не смотри назад, впереди моменты,
Что текут сквозь пальцы, как вода.
Пусть мечты закружат в небе, как кометы,
Навсегда, конечно, навсегда.

Просыпайся скорей
Просыпайся скорей!
Мне нисколько сегодня не спится…
В синей дали полей
Солнце гладит лучами траву,
В небе звонко поёт
Неприметная серая птица,
И мне хочется с ней
Упорхнуть глубоко в синеву.

Просыпайся скорей!
Нас зовут непростые дороги…
Эта тяга сильней,
Чем квартир городских теснота.
И пускай на пути -
вал девятый, речные пороги,
кручи горных вершин -
мы всем сердцем стремимся туда!

Просыпайся скорей!
Впереди у нас море открытий,
Вот в сияньи огней
Сквозь туманы видны Соловки,
Где плывут купола
В Белом море сквозь гущу событий,
Чтоб доверить и нам
Вековые свои тайники.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Козлов
Имя
Александр
Отчество
Николаевич
Творческий псевдоним
Александр Козлов 11
Страна
Россия
Город
с. Воздвиженское д.7 кв.21
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
МАИ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Лето было жаркое, особенно несколько последних дней, что и стало причиной болезни Тани. Наигравшись в догонялки с ребятами, она вместе со всеми попила холодной воды из колодца, у неё заболело горло, и появился кашель. Поэтому последняя и самая интересная работа на сенокосе проходила без неё. Без неё утром растрясли все копны подсушенного ранее сена, и заворошили его. Пообедав на скорую руку, без неё все снова ушли на покос грести сено и скирдовать его в стог. Тане хоть и всего семь лет, но она уже участвовала в такой работе, она помогала грести сено, оставшееся на месте валков после того, как его собирали в охапки и относили к стогу. А ещё её сажали на стог, и она утаптывала сено, которое отец подавал вилами, а мама охапками укладывала его там. Таня, держась за подол матери, прыгала по стогу, проваливаясь в рыхлое сено и тем самым уплотняя его. А ещё она показывала маме, где в стогу большие ямки, и мама клала туда очередную охапку. Со временем стог становился всё уже и всё выше, и у Тани начинала кружиться голова. Тогда её спускали вниз, а мама завершала стог одна. На покосе всегда было весело, пахло свежим сеном, и все пили клюквенный морс. Но вот сегодня её не взяли, и она в одиночестве сидит на ступеньках крыльца, покашливая и шмыгая носом.

Не зная, чем заняться, она покрутила головой, высматривая что-нибудь интересненькое. Её взгляд остановился на кадке, стоящей тут же рядом с ней на крыльце. Вчера мама готовила её к засолке огурцов. Таня с интересом наблюдала за тем, как она делала это. Вначале мама помыла кадку пучком крапивы и положила на дно несколько веточек можжевельника. Затем принесла из печки в совке большой плоский камень. Камень был очень горячий, поэтому, когда мама положила его на можжевельник, в кадке затрещало, и оттуда показались языки синего душистого дыма. Мама осторожно вылила в кадку полведра кипятка. Там зашипело и забулькало, а вместо синего дыма клубами повалил белый пар. Мама со словами: «Пусть теперь денёк попарится!» - быстро накинула на кадку старое одеяло, которое до сих пор так и лежало на ней. Таня потрогала кадку и одеяло – ей показалось, что они ещё тёплые. Приподняв уголок одеяла, она заглянула под него. В нос ударил приятный запах можжевельника, а на дне кадки она увидела камень, наполовину залитый водой, да и только. Таня опустила одеяло, интерес к кадке пропал.
Вот если бы выйти на улицу, было бы интересней, там и с соседскими детьми поиграть можно было бы. Но путь на улицу закрывала калитка и категорический наказ мамы: «Дальше крыльца – ни ногой!»

Калитка была гордостью папы. Несколько дней тому назад он заменил старенькую разваливающуюся калитку из обычных тычинок, на новую из обструганных штакетин. Если старая калитка была подвязана к столбу двумя проволочными связками, и открывалась с трудом, то новая плавно распахивалась от легкого толчка, потому что была прибита к столбу металлическими петлями.
- Петли. Название какое-то чудное, две металлические пластинки с дырочками для гвоздей. Почему петли? – подумала Таня и продолжила рассматривать калитку. Чтобы та не открывалась от ветра, папа смастерил запор - вертушок. Его он сделал из куска штакетины, срезав топором острые уголки, и прикрепил к калитке так, что кончик вертушка при повороте цеплялся за противоположный столб и не давал калитке открыться, а повернуть его можно было и со сторону улицы, просунув руку в щель между штакетинами.
- Вертушок – тоже чудное название, наверно потому что вертится вокруг гвоздя, которым прибит к калитке, - стараясь побороть скуку попыталась пофантазировать Таня
И тут она вспомнила, что её старший брат, когда помогал отцу крепить калитку, лихо прокатилась на ней, уцепившись руками за верхнюю перекладину и встав ногами на нижнюю. За что сразу получил от отца смачную оплеуху. А ещё папа отругал его и наказал всем, чтобы впредь никто не катался на калитке, потому что петли могут поломаться. Так и сказал: «Увижу кого на калитке – выпорю!»

Таня встала со ступенек крыльца и не торопясь подошла к калитке. Её донимал соблазн прокатиться на ней, как это сделал брат. Ведь никто не увидит, все же на покосе. Ну, всего один разок! Придерживая калитку правой рукой, она осторожно стала поворачивать вертушок левой. И тут в кусте сирени, который растёт на улице недалеко от калитки, мяукнул котенок. Таня отпустила калитку с вертушком и позвала: «Кис! Кис! Кис!» К её удивлению и радости, в ответ она услышала жалобное мяуканье. Посмотрев через изгородь, она увидела в середине куста маленького рыженького котенка. Через изгородь не достать, но чтобы выйти на улицу, надо открыть калитку. Мама запретила Тане сегодня выходить на улицу, но не гулять же она идёт, а только к кусту сирени - посмотреть котёнка. Повернув вертушок, Таня растворила калитку, даже забыв, что хотела на ней прокатиться.

Подойдя к сирени, она присела на корточки и вновь позвала котёнка. Котёнок жалобно мяукнул и медленно стал вылезать ей навстречу. Но тут тишину разорвал резкий раскат грома. Это было так неожиданно, что Таня громко вскрикнула. Гром и Танин крик так напугали котёнка, что он снова скрылся в кусте. Таня посмотрела вверх, солнце ярко светило прямо над головой, небо было чистое и голубое. «Откуда же прогремел гром?» - прошептала она. Поднявшись с корточек, она увидела, что из-за крыши соседнего дома прямо на неё довольно-таки быстро выползает тёмно-сиреневый клубок тучи. Казалось, что темное чудовище переползало через соседский дом. Косматая голова чудовища тянулась к солнцу, чтобы проглотить его, а огромные лапы захватывали голубое небо всё больше и больше. По спине Тани пробежал холодок, ей стало страшно. К тому же в воздухе установилась мёртвая тишина, даже ветер стих до такой степени, что ни один листок на деревьях и кустах не шевелился. Тане показалось, что не только она, но и все вокруг напуганы этим чудовищем.

Но вот несколько редких крупных капель дождя, ударив по листве сирени, разорвали безмолвие природы. Одна капля ударила Таню в плечо, обдав его резким холодом. Потом капля обожгла холодом спину, потом ударила в руку. «Вот и дождь начинается, - подумала Таня, - а как же котёнок? Он же промокнет!» Она быстро сунула руку в куст сирени, нащупав там котёнка, схватила его за шею и вытащила. Тот так был напуган, что даже не попытался сопротивляться. Таня прижала котёнка к груди, а он, словно прося защиты, сунул свою голову ей в подмышку.

Прежде чем побежала на крыльцо, под крышу, она остановилась у калитки, и посмотрела в конец деревни, не возвращаются ли все с покоса. Улица была пуста, лишь в конце её клубилось облако пыли. Оно быстро двигалось в её сторону, увеличиваясь в размере. Таня быстро побежала к дому, забыв запереть калитку вертушком. Едва она оказалась на крыльце, сверкнула молния, и прогремел гром, снова напугав её. Капли дождя редкими хлопками стучали по крыше, постепенно увеличивая частоту ударов. Таня оглянулась и посмотрела на незакрытую калитку. Надо вернуться и запереть её, а то мама поймет, что она выходила на улицу и будет ругаться. Но как только она сбежала со ступенек, по улице пронёсся вихрь с клубом из песка, пыли и сухой травы. Калитка, подхваченная вихрем, с шумом распахнулась, часть пылевого облака резко вкатилась в палисадник, напугав Таню. Калитка резко захлопнулась и, поломав петли, на которых висела, с треском повалилась на дорожку. Сверкнула молния, громыхнул гром, а дождь полил как из ведра. Чудовище окончательно проглотило солнце, стало темно, словно наступил вечер.

Напуганная до смерти Таня вернулась на крыльцо. Можно было спрятаться от дождя в избе, но, представив как там темно и жутко, она не пошла в дом, а забилась в угол за кадку и заплакала. Ей было страшно, но больше всего было обидно, что сломалась калитка, а папа подумает, что это она каталась на ней и сломала. А мама догадается, что она выходила на улицу, и будет её ругать за это. А ведь она только хотела спасти котенка, который так доверчиво жмётся сейчас к ней.

Дождь уже не стучал по крыше, а громыхал, стекая с неё уже не струйками, а сплошной водяной стеной. Дорожка от крыльца к калитке мгновенно превратилась в ручей. Молния и гром снова напугали Таню. Котёнок тоже при этом вздрогнул. «Не бойся котик, туча скоро уйдёт!» - шепнула она. И вдруг Таня почувствовала, что она сильнее котика, что она защитила его от дождя, что она правильно поступила, взяв его из куста сирени. Страх стал уходить, но слёзы ещё текли по щекам и она стирала их кулачком, оставляя на щеках грязные разводы.

Дождь прекратился так же резко, как и начался. Опять наступила тишина, лишь капЕль с крыши, прекратив литься струёй, весело стучала каплями по лужицам, да под яблонями раздавались шлепки кАпель, падающих на мокрую землю с листвы. Таня успокоилась, но тут её внимание привлекли звуки на улице. Словно кто-то хлопал доской по луже - так часто развлекались ребята, брызгая водой на девочек. Звуки приближались. "Неужели дети уже гуляют?" Таня выглянула из-за кадки и увидела запыхавшуюся, бледную и промокшую до нитки маму. С тревогой та остановилась у сломанной калитки.

- Мам, а к нам котёнок прибился, - наивно, с надеждой в голосе, пробормотала Таня, вылезая из-за кадки.
Увидев дочь с котёнком на руках, живую, невредимую и чумазую, мама улыбнулась, шепнула: - Слава богу, - и вытерла у себя на щеках то ли капли дождя, то ли слёзы.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Козлов
Имя
Александр
Отчество
Николаевич
Творческий псевдоним
Александр Козлов 11
Страна
Россия
Город
с. Воздвиженское д.7 кв.21
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
МАИ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Эта история началась на верхушке старой ели, на ветках, где росло много шишек. В каждой шишке в ячейках под чешуйками, как цыплята под крыльями курицы - клуши, росли и созревали маленькие орешки с крылышком, это были семена, из которых потом и вырастают маленькие ёлочки. Семена, как дети, любили фантазировать. Одни мечтали стать крепкими брёвнами, из которых выстроят красивый терем, другие хотели стать красивыми деревянными игрушками. Некоторые предполагали попасть на новогодний праздник, нарядными и красивыми ёлками. А одно семечко даже убеждало всех, что станет мачтой корабля и поплывёт в кругосветное путешествие. И лишь самое маленькое семечко, пока не решило, кем станет. Послушав их разговоры, мама-шишка с усмешкой сказала: "Глупенькие вы мои, для того, чтобы стать мачтой корабля, ель должна расти двести лет. А за это время много изменится, может вообще парусных кораблей не будет. А кто желает попасть на новогодний праздник, разве не знает, что это последние дни для ёлки. После праздника с неё снимут наряд, и в лучшем случае, отправят на изготовление карандашей или её лапник скормят животным в зоопарке, а в худшем - сожгут на костре. Да и для того, чтобы начать расти, вам ещё столько опасностей надо избежать. Вас может разгрызть белка, склевать дятел, клёст и даже синица. До вас может добраться гусеница Шишковой огнёвки и личинки Шишковой мухи. А ещё вы можете попасть на зуб таким грызунам как полевая мышь и землеройка. Они с удовольствием подбирают вас на земле, когда вы, воспользовавшись своим крылышком, совершите перелёт к месту своего прорастания. И даже, когда вы попадете в землю и дадите росток, вас может скушать и лось, и олень, поклевать глухарь или тетерев, потому что в молодом стебле много витаминов». Маленькое семечко всё хорошо запоминало, и ему было страшно от мысли, что когда-то надо будет покинуть эту уютную ячейку.

Вы конечно удивитесь: «Откуда шишка всё знает?» Ну, конечно же, от птиц! Они летают по всему миру и везде рассказывают разные истории. Сорока, например, сядет на самую верхушку и трещит, и трещит. Все новости расскажет. А снегири! Они зимой живут в городе, а на лето в лес переселяются. Они столько интересных историй рассказывают! От них-то шишка и узнала, что происходит с ёлками после новогоднего праздника. А синички, они чаще других птиц посещают ёлку в поисках жучков и гусениц. Они обычно летают стайками, и всё время болтают между собой. А однажды синичка даже спасла маленькое семечко. Противная гусеница прогрызла краешек чешуйки шишки. Шишка пыталась отпугнуть гусеницу, выдавливая из ранки липкую и пахучую смолу. Но гусеницу это не напугало. Она всё глубже и глубже вгрызалась в шишку. Семечко уже слышало рядом со своим крылышком скрежет её мандибул, её челюстей. Они двигаются из стороны в сторону и перемалывают пищу. Но этот звук услышала и пролетающая мимо синичка. Ведь у них очень хороший слух. Синичка схватила гусеницу и унесла её своим птенцам, а у маленького семечка гусеница успела отгрызть маленький кусочек крылышка. Это было совсем не больно, но чувство страха от приближающей опасности ещё долго сохранялось в маленьком сердце семечка.

Наконец, семена созрели, и шишка была готова приподнять свои чешуйки, чтобы выпустить их на волю. Но вдруг на ветку сел дятел, по внешнему виду шишки он догадался, что тут можно вкусно перекусить. Но так как дятел не может на весу расклевать шишку, он должен сорвать её и отнести в свою столовую. Она находится на другом дереве, где дятел присмотрел расщелину, в которую он запихнёт принесённую шишку. И только после этого своим клювом он расклюет чешуйки и достанет из-под них семена.

И так случилось, что дятел хватает клювом именно ту шишку, в которой находилось знакомое нам семечко, и начинает отрывать её от ветки. Шишка поняла, что её детям грозит опасность, она попыталась как можно шире раздвинуть чешуйки, чтобы семена смогли вылететь из своих ячеек. «Летите, летите!» - только и успела крикнуть шишка. Дятел оторвал её от ветки и полетел в свою столовую. Сердечко маленького семечка снова наполнилось чувством неотвратимой беды. Паника охватила все семена. Надо срочно спасаться! Шишка в клюве дятла повторяла траекторию его полёта – вверх, вниз, вверх, вниз. Выбрав момент, когда поток воздуха залетел в ячейку, маленькое семечко подставило ему своё крылышко, и с криком: «Летим!» - выскользнул из ячейки. Его примеру последовали и другие семена, и за дятлом вмиг образовалось облачко маленьких вертолётиков.

Первое время семена крутились вокруг своей оси, но очень быстро научились управлять крылышком, и, с присущим всем детям озорством, закружились в танце, играя в догонялки, и демонстрируя друг перед другом своё умение управлять полётом. Повинуясь порывам ветра, они разлетались в разные стороны, прощаясь и обещая в дальнейшем поддерживать связь через птиц. Маленькое семечко несло в сторону большой поляны. Это была асфальтовая дорога, вдоль которой стояли столбы, соединенные между собой проводами. Семечко опускалось всё ниже и ниже, и едва не попало под колёса проезжающего по дороге автомобиля. Завихрения, созданные автомобилем, отбросили семечко в сторону, и оно упало недалеко от дороги в кювет, на откос водоотводной канавы.

Когда головокружение от перелёта прошло, семечко осмотрелось. Место приземления оказалось очень удачным. Рядом не было ни деревьев, ни кустов, которые могли бы затенять солнце. Однако, подозрение вызывало множество пеньков от кустов и деревьев, а также множество древесных опилок. Кто-то тщательно вырезал всю поросль в кювете. Вдруг рядом раздался пересвист синиц. Семечко почувствовало приближающуюся угрозу, синичка могла склевать семечко. Ещё раз осмотревшись, оно заметило рядом старый засохший лист берёзы, и, воспользовавшись своим крылышком, поймало легкое дуновение ветра и спряталось под этот лист.

Несколько дней семечко лежало без движения, с момента вылета из шишки у него во рту не было ни «маковой росинки». Днём солнышко припекало так, что листок, прикрывающий наше семечко, сильно нагревался. Жажда, о которой семечко даже не подозревало, живя в шишке, с каждым днём мучила его всё сильнее и сильнее. Наконец небо заволокли тучи, и пошёл дождь. Но бедное семечко лежало под листом, которое закрывало его не только от птиц и солнца, но и от дождя. И вдруг по сухой травинке прямо на семечко скатилась дождевая капля. Легкого прикосновения к капле хватило ему, чтобы утолить жажду. На следующий день семечко почувствовало неприятное состояние внутри, что-то распирало и раздвигало скорлупки орешка, и наконец, из образовавшейся щелки стал расти и зарываться в землю беленький корешок. А через несколько дней из скорлупки орешка появился зелёный росток, который стал расти вверх. Он набирал рост и силу с каждым днём, и без труда сдвинул с места прикрывающий его сухой лист березы и устремился к солнцу. Вот так маленькое семечко превратилось в ёлочку!

Прошло пять лет, ёлочка росла и хорошела. По соседству, по всему кювету от дороги до кромки леса, за это время выросло много молоденьких берёзок, осинок, кустов ивняка и несколько таких же, как она, ёлочек. Но наша ёлочка была самая красивая. По дороге мимо проносились разные машины, и ёлочка часто слышала, как из открытых окон летели слова восхищения её красотой. Ей это очень нравилось. Наступила зима, белый снег и серебристый иней украсили молодую ёлочку. На фоне голых кустов и деревьев наша ёлочка выглядела настоящей снегурочкой. И тут случилось событие, которое напомнило ёлочке уже забытое чувство страха и ужаса.

Морозным солнечным днём на обочине дороги остановилась машина. Из неё вылез мужчина, он открыл багажник, достал топорик и, утопая в сугробе по колено, двинулся в её сторону. Ёлочка сразу вспомнила рассказы снегирей о том, что люди на праздник срубают ёлочки, украшают их игрушками и свечами, а после праздника сжигают их на костре. Её сердечко забилось в тревоге, и впервые она пожалела, что растёт в таком открытом месте, и что она такая красивая, а не корявая и безобразная. Когда до ёлочки оставалось два-три шага, мужчина остановился, с восхищением посмотрел на неё и сказал: «Красавица! Вот внучка обрадуется!» Он взял топорик в правую руку и приблизился вплотную к ёлочке. Ёлочка задрожала от охватившего её ужаса. Мужчина протянул левую руку к ёлочке, схватил её за ствол чуть ниже самого верхнего узла веточек и наклонил её влево, чтобы срубить под самый корень. Ёлочка поняла, что пришла последняя секунда её жизни. Её сердце замерло в ожидании удара топора. Но вдруг вдали из-за поворота выехала машина с мигалкой, и раздался пронзительный звук сирены. Мужчина отпустил ёлку и побежал назад к дороге. В одно мгновенье он вместе с топором вскочил в свою машину. Мотор громко заревел, и машина помчалась, быстро набирая скорость. Долго ещё ёлочка дрожала от пережитого ужаса.

Наступила весна, Ёлочка почти оправилась от зимнего шока, но тут внезапно появилась новая опасность. Из-за поворота по обочине на ёлочку надвигалась громадная машина с огромным ртом и вращающимися в нём челюстями. Несколько рабочих шли рядом с ней, один из них спиливал бензопилой под корень всю растительность кювета, а остальные собирали спиленные растения и бросали их машине в пасть. Железные челюсти с визгом перемалывали всё, и выбрасывали на землю струю опилок. Кювет наполнился плачем гибнувших деревьев и кустов. Бедная ёлочка поняла, почему обочина была такая чистая в тот год, когда сюда прилетело семечко. Скоро и от неё останется один пенёк да кучка опилок. Теперь-то её не спасёт никакое чудо. Ёлочка уже не дрожала, она закрыла глаза и приготовилась к смерти.

Из оцепенения её вывел скрип тормозов. На обочине остановилась знакомая ей машина. Из нее вышел мужчина и маленькая девочка. "Дедушка, дедушка! - закричала девочка, - Спасай скорее ёлочку!" Ёлочка увидела, что в руке у мужчины не топор, а лопата. Мужчина что-то сказал рабочим у зубастой машины, и они покивали головами. Девочка подбежала к ёлочке и, осторожно погладив ручкой её веточки, сказала: "Не бойся ёлочка, тебя не съест эта страшная машина! Сейчас дедушка выкопает тебя и посадит у нас на даче. Я каждый день тебя буду поливать! А на Новый Год мы будем тебя наряжать шарами и гирляндами, и водить вокруг тебя хороводы на природе! Прямо среди сугробов!"

"Спасибо тебе, милая девочка",- прошептала ёлочка. Никто, кроме девочки, это не услышал, потому что только маленькие дети, которые очень любят природу, слышат разговоры птиц, цветов и деревьев...

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Козлов
Имя
Александр
Отчество
Николаевич
Творческий псевдоним
Александр Козлов 11
Страна
Россия
Город
с. Воздвиженское д.7 кв.21
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
МАИ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Тишина хмурым светом в оконце

Тишина хмурым светом в оконце,
Тишина пульсом била в виски,
Тишина помогала бессоннице
Множить боль от душевной тоски...

А тоска всё сжимала объятья,
Вороша горы прошлых обид.
Каждый раз, обновляя проклятья,
Как ребёнок рыдала навзрыд.

Смысла жизни утратились цели,
И была бесконечною ночь...
Сердцу биться мешали стрелы
Слов твоих: - "Убирайся прочь!"

Тишина от окна до околицы,
Тишина пульсом билась в виске.
Тишина добивала с бессонницей
Жизнь, висящую на волоске...

В этом году весна не торопилась

В этом году весна не торопилась,
Снег падал каждый день в апреле.
Скворцы продрогшие не пели,
И часто без причины ты сердилась.

В этом году весна не торопилась.
Мы после ссор мириться не хотели,
Хотя и спали на одной постели,
Спиной друг к другу, даже сны не снились…

Природа вместе с нами видно злилась,
Сугробы долго холодом белели,
Озябли наши души, очерствели,

Вернуть любовь мы оба не хотели,
И навсегда со мною ты простилась.
В этом году весна не торопилась...

Неужели это любовь

Неужели, солнце в тучах,
Неужели, вновь морозы,
Неужели, весной лучик
На душе осушит слезы?

Неужели, скоро лето,
Неужели, стает лед,
Неужели, счастье где-то?
Может, к нам оно зайдет!

Неужели, уже осень,
Неужели, вновь разлад,
Неужели, нас уносит
Друг от друга листопад?

Неужели, снег искрится,
Неужели, вновь мороз,
Неужели, смолкли птицы?
Мы рассорились всерьёз...

Неужели, уже старость,
Неужели, есть любовь,
Неужели, тебе в радость
Взгляд, улыбка, пара слов..

***

"На кого оставил?"- спросит,
В миг, когда решил Творец.
Я молчу, душа уносит
Лишь любовь наших сердец...

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Колмогорова
Имя
Наталья
Отчество
Ивановна
Творческий псевдоним
не имею
Страна
Россия
Город
Самара
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
нет
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

НАРЕКЛИ «РУСЛЁНОЮ»
В поле – одуванчики, да берёзы с косами,
Вновь пришли захватчики, неруси раскосые,
Мяли сапожищами горы, лес и долы,
Налетели тыщами вороги-монголы!
Ишь, чего удумали, нехристи да вороны –
Взять меня посулами, взять меня поборами,
Только я – строптивая, быть ли покорённою?
Родилась двужильною, нарекли «Руслёною».
Прочь, ярмо монгольское, иго троеклятое,
Смерть за Русь – геройская, коли битва ратная!
Я – свеча вощёная, я – стрела калёная,
На Руси крещёная, голова бедовая…

Помню бой со шведами… Лёд. Нева. Побоище.
Знать, они не ведали до сих пор позорища!
Снег летел над озером, словно одуванчики,
Через лес берёзовый убегли захватчики…
Ах, судьба-насмешница, как тропинка узкая,
Глядь, у стен Отечества – полчища французския.
Битва Бородинская – то ещё сражение,
Прочь, братва ордынская, близко поражение!
Маршалу Кутузову подсоблю немного я,
С мокрыми рейтузами возвращайтесь в логово!
Знайте, я – строптивая! Быть ли покорённою?
Родилась двужильною, нарекли «Руслёною».

Я видала многое – крах Наполеончика,
Сироту убогого, в белых панталончиках,
В одиночку с Гитлером - подвело содружество!-
Пусть с заглавной литеры пишут слово «Мужество»…
Что слетелись, вороны, на беду ли новую?
Знать, забыли, вороги, что зовут «Руслёною»!
Свастики да доллары, кровью обагрённые,
Ротшильды да Дональды, мною обличённые.
Знайте, я – строптивая! Быть ли покорённою?
Родилась двужильною, нарекли «Руслёною».

МУЖЕСТВО
(Лашкову Владиславу, г. Бугульма,
и всем бойцам, погибшим на СВО,
посвящается)

Я, мама, не родился храбрым,
Про смелость в книгах лишь читал,
И под высоким сводом храма
Не так уж часто и бывал.

Но для меня всегда примером
Был подвиг деда на войне…
На СВО, одним из первых,
Ушёл по огненной стерне.

Здесь, что Андрей – то Первозванный,
Здесь каждый знает, смерти – нет!
И крест нательный православный
Не раз спасал меня от бед…

Да, мы держали оборону
Сегодня утром, за грядой,
Я обнаружил в небе дроны,
И с командиром принял бой…

Семья, работа, дом, рутина –
Я не был в жизни храбрецом,
Но жизнь спасал я командиру,
Когда ударил дрон свинцом.

А жизнь, она бесценна – точно!
Вдруг слышу, рядом - шорох крыл…
Уйду за радугу досрочно -
Как жаль, жену не долюбил!

Мы с младшим сыном так похожи,
Со старшим тоже сходство есть.
Мальчишки! Знайте, что дороже
Всех благ - достоинство и честь!

А у жены, как небо, сини
Глаза, и очень добрый взгляд…
По всем, погибшим за Россию,
Пусть литургию отзвонят.

И вы две жизни проживите,
Товарищ старший командир,
А я теперь небесный житель,
Прощай, огромный бренный мир!

В садах здесь утопают храмы,
И небо – цвета «фиолет»…
Твой сын всегда был храбрым, мама,
Как не пришедший с фронта дед.

ЧТО СО МНОЙ НЕ ТАК?
Что со мной не так? Где найти ответ?
Вроде, есть война, но как будто – нет!
Что со мной – не так? Лик луны в окне,
Ночь чеканит шаг в мёртвой тишине,
И уютный быт у меня вполне,
Будто нет войны… Но она – во мне!
Выжжен каждый нерв, до золы, дотла,
Точит, будто червь, изнутри она,
Больно бьют по дых – сводки, как картечь,
Кровью молодых поливая твердь…
С нами что – не так? Стали мы зверьми?
Мир, сквозь боль и страх, строим на крови?
И в висках – набат, и в душе - сквозняк…
Это наш солдат брал вчера Рейхстаг!
Он прошёл Берлин, Курск и Сталинград…
Так за чей же мир бился наш солдат?
Вспомните Хатынь, в Бабьем Яре – стон,
Слёзы да полынь, Бухенвальда звон!
Деды и отцы проливали кровь,
А теперь юнцы «Хайль!» лепечут вновь.
Шоу на ТэВэ, развесёлый пляс…
Но Луганск – в огне, и бомбят Донбасс!
Шоу-маскарад, зрелищный размах,
Но везут ребят в цинковых гробах.
Что со мной не так? - Солнышко в окне…
Вроде, нет войны. Но война – во мне!

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Колобаева
Имя
Кристина
Страна
Россия
Город
Рязань
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Сон

Мне кажется, мы созданы слепыми,
усталыми и замкнутыми слишком.
Темно, но голоса друг друга слышно...
С молитвой и свечами восковыми
вспышки.

Пытаемся дотронуться до неба,
но гладим мрак чернее смоли,
толкаясь, пляшем на дневном танцполе,
от всех недугов прикупив плацебо
вволю.

Как только тьма укроет одеялом,
начнет баюкать и качать бродячих,
в HD начнется цветопередача
во снах с фантомным кинозалом –
зрячи.

***
В ропоте осуждения – Господи, Боже мой! –
Ткали лощеные тени ткани пустой рукой.
Колются острые фразы, криво легли в стежках:
смысл убог и неясен в ваших никчемных стишках.

Цепко впивается слово, стелется вдоль груди:
в этой пудовой обнове в люди скорей выходи.
«Это всё от безделья», – слышатся голоса,
жалит горе-изделие душу, словно гюрза.

Горькое порицание вышьет новый узор,
Ярко нарядит в платье: толпам виднее, не спорь,
не прикасайся, не выйдет, глупости, отвяжись!
В самых нарядных веригах смирно проходит жизнь.

По-русски

Не гаси мой парящий фитиль,
не пророчь адских всадников, осень.
Листья бьются, к несчастию, оземь,
застилая безвестный пустырь.
Всё, что есть – только бренная пыль,
всё, что есть – только свежая озимь.

Разревелась туманами синь,
В седине густоты утонула.
Я смотрю сквозь волнение тюля
на победы вчерашних доктрин.
Прошепчу еле слышно «аминь»,
растирая нерадость по скулам.

Всё, что есть – только новая боль,
всё, что есть – только старое чувство
(в сердце стойком застывшее сгустком,
страхом липким задетое вскользь).
Бог, любить это время позволь,
этот мир – всей душою, по-русски.

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Колодько
Имя
Илья
Отчество
Сергеевич
Страна
Россия
Город
Старый Оскол
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

В студенческом общежитии ютилась молодая полноценная семья. У молодых только-только на свет появился младенец. Семья эта проживала в казённом доме «на птичьих правах»: занимали они самый дальний угол на верхнем этаже, под самой крышей. Складывалось впечатление, что молодых с новорождённым спрятали с глаз долой от докучливых ревизоров, а рассудок подсказывал, чтобы не нарушать покой завсегдатая-студента, и беззаботная молодёжь, в свою очередь, не тревожила бы семью. На пятом с половиной встречались и другие семейные пары, но всё это были пока бездетные союзы. Когда же заводили детей – молодые съезжали, а этим попросту некуда было деваться, выписанная из роддома Алёна принесла спелёнатую крошку прямо в общагу.

Её муж, Руслан, обслуживал здание, являлся главным ремонтником бытового хозяйства. Он объединял в одном лице: слесаря, сантехника, плотника, мусорщика, нередко подменял штатного электрика. В усердии парню нельзя было отказать, он, как тот Фигаро, успевал везде. Занятый заработками новоявленный отец появлялся дома как тот ясный мисяць в зоряну ничь. Заведующая ценила такого многофункционального работягу, поэтому поступилась принципами, выделив комнату для его семьи.

На долю Алёны выпали все заботы о крошке. Известно, младенец в первые месяцы требует безотлагательного внимания, забот по жизнеобеспечению – невпроворот. А сколько переживает мать за кровинушку? Первые дни материнства девушка переносила стоически, она ни с кем не разделяла забот, не перекладывала на чьи-либо плечи ни толики хлопот. Да и настоящие подруги остались в стороне, и, казалось, уже принадлежали далёкому прошлому. Никто никогда не слышал от неё ни вздоха об усталости, даром, что появлялась Алёна на люди с красными невыспанными глазами.

Когда я забегал в их комнату за инструментом, Руслана обыкновенно не заставал, Алёна делилась мужниным скарбом. Видя, в какой каморке она хозяйничает, как удалены удобства с кухней, что условия в общаге – против неё, я искренне желал ей лучшей участи.

В городе стояли такие же тёплые томные ночи, и так же зазывающе, выбивая бит, пульсировали по стенам общежития колонки летнего кафе, поутру, как приветствие старого друга, разливался благовест колокольного звона от приютившегося в сени парка монастыря, трамвайные трели свободно проникали в отворённые форточки. Моими соседями по-прежнему оставалась загадочная семья. Визуально жизнь их текла в старом русле, без конкретных внешних подвижек. С той лишь разницей, что Алёна не кормила грудничка, теперь рядом с ней, трогательно переступая ножками, держалась маленькая девочка.

Обложной дождь затянул свой унылый мотив. Дни стояли хмурые, похожие один на другой без тени надежды на озарение. Такая погода благоприятствует усидчивой работе, она наталкивает навести уют в собственном жилище, положить конец беззаботной жизни, перестать откладывать на потом учёбу, а взяться за неё всерьёз и конкретно. В период срыва декораций ты на подсознательном уровне улавливаешь что всё рано или поздно заканчивается. Но что для тебя – отвлечённая философия на тему тленности материи в сравнении с неотвратимо надвигающейся сессией?

В один из таких дней Руслан перехватил меня в коридоре на этаже, его лицо и руки были покрыты сажей, но сосед, казалось, не обращал на это никакого внимания. Он схватил меня за плечи (странный порыв, мы с ним не ходили в товарищах). Следует заметить, что парень приехал сюда с правого берега Днепра (по отношению к нему я тоже был человеком из-за Днепра), говорил свободно на родном языке, на русском изъяснялся с трудом. Однако взаимное не владение разговорным родственным языком совсем не мешало нашему общению, мы прекрасно понимали друг друга.

- Илья, остановись! У тебя есть время? Мне нужна поддержка, поворачивай ко мне! Выслушай, бога ради.
Его взволнованный вид убедил меня отложить свои планы.
- Что, собственно, случилось? – допытывался я, обращаясь к спине соседа, но Руслан, как нарочно, держал причину при себе.
- От меня Алёна ушла, – наконец разродился он, как только мы оказались за дверью его комнаты.
Царивший здесь бедлам красноречиво свидетельствовал об отсутствии хозяйки. Я подумал, как можно за пару дней уничтожить налаженный годами быт?
- Вот те-нааа! – протянул по-глупому. – Совсем ушла? – я не знал, как себя вести в подобной ситуации.
- Сбежала с каким-то бой-френдом, представляешь? – охрипшим треснувшим голосом добавил рабочий.
- Н-да. Слабо верится, – произнёс как будто не я.

Слова Руслана извлекают из памяти заархивированный в «Неважное» файл, куда поместились события из недавнего прошлого. «У подъезда общежития припарковалась какая-то мегакрутая тачка. Вид у спортивной машины безукоризненный, сразу виден хозяин. Пока я прикидываю, кто бы мог быть её владельцем (кафешка у стен здания не наталкивает на примеры: напоминает собой забегаловку, где можно заказать пиво задорого), из общежития появляется Алёна, она обворожительна. Гибкий лёгкий стан, будто пава плывёт по ступеням подъездного крыльца. Навстречу ей из мега-тачки показывается представительный молодой мужчина. Конспиративно здороваются. Он открывает дверцу, приглашая её занять место рядом с собой. Очень скоро они скрываются отсюда». Я не рискую представить всплывший эпизод соседу.
- Ты думаешь, я грущу по ней? А ничего подобного! Между нами давно чёрная кошка пробежала. Скандалим – это да. Но ты пойми, парень, если бы мы вдвоём жили – нет проблем, расходись, разводись, ищи кого угодно, так как совместная жизнь – отрава. Но у нас же с Алёной есть ребёнок! Моя дочурка, которую разлучают с отцом против её воли, потому что Алёна так решила!
В уме я, конечно, анализировал взаимоотношения складывающиеся между мужем и женой, делал соответствующие выводы, но не переживал ничего подобного собственным сердцем. Поэтому не мог ему помочь советом. Молчал, хотя видел, что парень в жалком состоянии, что всё переживает внутри, места себе не находит.
- Знаешь, Илья, что самое жестокое? Алёна может совсем лишить меня дочки.
- Руслан, ты хочешь сказать – она лишит тебя родительских прав? – наивно предполагаю я. – Чего ты так думаешь?
- Нет, конечно, я – отец! Никто у меня не отнимет права родителя. Речь о том, что она может создать условия, которые разделят нас с дочкой как стена. По законодательству такая блокада не предусмотрена, но человек делает по-своему. Поэтому никто ей не помешает искусственно изолировать Машеньку.
- Брось ты об Алёне гадостно думать! Она – не такая, – не выдерживаю я, изумляясь его нелепым, просто обидным мыслям о её поступках.
Алёна, единственная из всех соседок по крылу нашего этажа, обладала наибольшей реализованностью в жизни. Скажем, если измерять успеваемость жизни занимаемыми статусами – «студент», «супруг», «родитель», – то она набирала наибольшее их число. Хотя положением жены здесь трудно было кого-то удивить, но в совокупности с материнством эта представительница прекрасного пола становилась в моих глазах необычайно продвинутой. Являлась живым примером сильной женщины, она служила тогдашнему мне эталоном женственности. Плюс ко всему она была невероятно красива собой, вродлыва дивчына. Впрочем, свободные девушки этажа с пренебрежением и уколом называли её “Электричка”. А Руслан со своей откровенностью, получается, ставил под сомнение мои идеалы.
- Честно сказать, для меня дико и до сих пор непонятно, как ты мог допустить само расставание с ней, – мне стало обидно за Алёну, из-за того что Руслан больше не считал её любимой, как будто добровольно отказывался от своей нарэченой (в пер. с укр. – суженой).
- Откуда ты знаешь? Много ты понимаешь в делах семьи? Тем более в личных отношениях. Илья, ты отвечаешь за свои слова?!
- Отвечу, – бурчу с неприязнью.
- Женщины – коварный народ, – с горькой улыбкой продолжает сосед, – Алёна настроена против меня, она меня терпеть не может, знать не хочет, теперь я для неё – враг номер один. Она, хорошо меня узнав, будет всячески задевать меня за больное. Поверь, такова её женская сущность. Я уверен, что она способна отнять у меня дочку и представить всё так, будто её папа совсем другой человек.
- Руслан, если бы Алёна, как ты говоришь, была настолько коварна, почему она тебя не отравила? Ты же доверял ей варить обеды? – язвлю я, оставаясь таким же холодным к его переживаниям как Кай в пределах Снежной Королевы.
- Илья, ты можешь надо мной смеяться, наверное, я этого заслуживаю, только смотри сам не попади в подобные сети. Возможно, ты считаешь, что я заправлял в семейных делах, и, очевидно, загубил наш союз на корню. Как бы ни так?! Они крутят нами, как им вздумается, верёвки вьют, и они – а не мы – скрытые хозяева положения. Нам кажется, что мы владеем ситуацией, а, на самом деле, мы находимся у них на крючке. Это так. Вот ответь себе, Илья, если, скажем, ты захочешь ребёнка, а твоя жена не захочет иметь детей, по-чьему будет? Или, наоборот, допустим, ты не захочешь заводить ребёнка, а жена будет мечтать иметь детей от тебя, как думаешь, чья воля исполнится? Вот тебе пища для размышлений, – возникла пауза, он переводил дыхание, – Естественно, так или иначе, жена добьётся своего. Это не я тебе говорю, загляни в статистику: она отображает мировые наблюдения по вопросу планирования детей, когда только один из супругов выступает за рождение ребёнка.
Заданный вопрос повлёк такую реакцию будто я в один приём съел лимон.
- Ты зачем вообще затронул эту тему, Руслан? Это тупиковый вопрос. Если у родителей разногласия по вопросу рождения ребёнка – то это несчастный ребёнок. Дети должны быть желанными. А когда у нас в обществе уже принимают за норму неполные семьи, безотцовщину в основном,… – это страшно! Не эту ли статистику ты имеешь в виду? Ну, а если внутри семьи идёт борьба, супруги несогласны – тогда о чём ты говоришь?! – меня заносило.
- Ты – порядочный вроде, – не громким, но всё ещё дрожащим голосом замечает Руслан, – Я думаю тебе можно признаться, что меня тяготит, что пугает сильнее смерти, – он говорил сдавленно, совершая над усилия, почти шёпотом, – Если, не приведи Бог, моя зоренька примет другого дядю за меня, будет звать кого-то «Папа»! – Я не вынесу такого приговора.
Как обычно бывает, когда успокоился, пришла глубинная осознанность проблемы, которую развернул сосед.
- И да, я считаю, что не только в физическом плане родители равноценны. Как тебе объяснить,… даже если женщина на каком-то этапе не хочет ребёнка – мужчина в силах переубедить её. Не обхитрить! – а, именно, передать женщине своё виденье, поделиться любовью к детям, которая в нём зиждется, проявить деятельную любовь по отношению к малышам. И я уверен, что и у женщины появится желание стать матерью.
Мы оба молчали.

Руслан высказался. Закурил, воткнул взгляд в свою свадебную фотографию, какой-нибудь трёхлетней давности. Может, перед ним развернулась кинолента этих четырёх лет, в которые вместилась вся его жизнь, наполненная смыслом. Она казалась ему бесконечной, насыщенной, справедливой, единственной, сказочной, незабываемой, нестираемой, невыветриваемой, несглаживаемой, навсегда. Парень, обволакиваемый сигаретным дымом, постепенно спускался на землю, он совершенно не имел понятия о дальнейшей жизни, она была для него чёрным ящиком, в который не хотелось заглядывать. Тянуло вернуться на исходную прожитой. Пепел осыпался Руслану на колени, но не в силах был вывести мужчину из состояния «потери жизни».

С момента нашего разговора утекла пара добрых лет. Житейская буря давно улеглась. Однако последствия её для корабля-семьи оказались непоправимыми, словно при шторме произошло кораблекрушение. На колыбели водной глади качались жалкие обломки не так давно крепкого фрегата, рассекающего морские просторы, представляющего собой оплот государственного покоя. Муж и жена не выдержали жизненных неурядиц, разбежались в разные стороны, где каждый сам за себя. «А как же ребёнок, – спросите вы? – Дитя обох родителей, нуждающееся равно как в материнском, так и отцовском воспитании, в любви! Какое здесь может быть соломоново решение?»

Парень изменил жизненным принципам. Желание создать семью отвалилось, или разочаровался сосед в женской партии? Только теперь его посещали пассии. Взаимоотношения с женщиной банально ограничивалось. Его устраивали отношения без обязательств.

Руслан навещал дочь. Брал её с собой на прогулки, достигнув договорённости с Алёной. Я снова стал свидетелем того, как он, счастливый, проводит время вместе с ребёнком. Его дочь, Мария, была на седьмом небе при общении с папой. Счастье кидалось в глаза, я улыбался глядя на них. Девочка больше всего на свете хотела, чтобы мама и папа помирились, и папа вернулся к ним. Она ни признавалась в заветном желании ни матери, ни отцу, потому что верила от всего чистого сердечка в то, что её самые любимые дорогие мама с папой сами поймут, как всем им лучше.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Колпаков
Имя
Андрей
Отчество
Анатольевич
Страна
Россия
Город
Москва
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Подборка из цикла "Ученик Ангела" - посвящение Вике Лещевой.

ВНУТРЕННИЙ МУРМАНСК
Одна... Замерзала безмолвно... А я не знал.
Завален бытом, счетами, бродил, сутулясь...
А внутренний голос меня, надрываясь, звал
Приехать и отогреть твой внутренний Мурманск.

Ты так спешила делиться своим теплом ...
Всех обогрела. Одну лишь себя забыла.
А там, где был Мурманск, простирается Оймякон.
Да, полюс холода, где вдох отбирает силы.

А выдох застыл, замирая, заиндевел...
А я не знал, что Северный Полюс пробрался в Питер.
Я заперт был, словно в чулане, в своей Москве.
Мозаика льдинок. "Холодно. Помогите."

...Теперь ты там, где Солнце и водопад,
Босая, идёшь по траве, подпевая птицам...
...А я хочу календарь отмотать назад -
Быть может, интуиция докричится?

И в час, когда ты раздаришь тепло другим,
А чтобы самой согреться - не хватит силы,
Смогу я пробраться... "Холодно. Помоги."
"Вот свитер. На нём олени. Как ты просила".
Апрель 2023

ГОРОДА И ДОРОГИ
Города и дороги, что помнят походку твою...
Шаг, другой, поворот. Начинается танец
Под любую мелодию.... И мостовые поют...
И спонтанная радость

Разливается в воздухе. Кто-то привычно спешит,
Но замедлился вдруг, прикоснувшись к внезапному чуду..
Каблуки по булыжнику... Так добывается жизнь.
Никогда не забудут

Города и дороги, где ты хоть однажды прошла,
Где случайных прохожих связала единая тайна,
Как дремавшее пламя в дорогах, в сердцах разожгла...
Ничего не случайно.

Города и дороги связует единая нить:
Танец твой... И улыбка... Здесь ты любовалась рассветом...
Если души, как свечи, огнем одним объединить -
То, тобою согреты,

Города и дороги закружатся в танце одном,
Ссоры странные стран испарятся, сотрутся границы..
Улыбаюсь, укутанный тёплым, заботливым сном:
Снова танец твой снится.
30.01.23

УЧЕНИК АНГЕЛА
"Hello, everybody! Я набираю учеников:
Кому тут нужен английский и итальянский?
Полгода училась в Сиене... Bongourno! Здравствуй!
Ну что, друг мой новый, к занятию ты готов?"

...Теперь ты общаешься на ангельском, в тишине -
Через приметы, предметы, знаменья, знаки...
Я в отстающих пока, но с тобой говорить так
Мне бесценно, что разговорник всегда при мне.

...Ты пела так вдохновенно, прикрыв глаза,
Что ангелы все дела свои в миг бросали,
Земля становилась сценой в Небесном зале,
Дождинкой падала ангельская слеза.

Теперь ты солистка, концертмейстер и дирижёр,
И кто там ещё бывает в Небесном Хоре?
Твой голос исцеляет любые хвори...
Но нужно суметь услышать его душой.

...Совет - как начать путешествовать? По шажкам.
В соседнюю область... Страну... А теперь - планету...
Ты с гордостью рассказываешь про это:
"Алтай и Италия ... Юпитер, Сатурн, Уран."

И в каждом из мест, где была, оставляла след:
Где ты проходила - становился прозрачней воздух ..
Пора обновить нам знания о межзвездном
Пространстве - все ещё кислорода нет?

Земной инструмент, под названьем "Гончарный круг"
И тот - тренировкой стал для красы сверхновой....
Зажжется звезда: но пока ещё не готово,
Теперь нужен обжиг - в районе столетья-двух.

Пособие. "Язык Ангелов. Первый том"
Усердно учу... Почувствовал ли, приснилось?
Ты нежно шепнула: "Снова разводишь сырость?"
"Нет, это соринка! Я буду способным учеником!

Ты веришь? Твоим лучшим учеником!"
19.02.2023

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Комарова
Имя
Виктория
Отчество
Витальевна
Страна
Россия
Город
Отказное
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Запятая

Он звонит с вдохновением в колокол музы,
Било такт задаёт зарождённым стихам,
И разносится звон в окрыленном союзе
Над домами, дворами и по площадям.

Сквозь горячую грудь гулкий звон пролетая,
Оставляет вибрации, звуки, слова.
Встрепенётся, вспорхнёт чувств душевная стая,
От волненья закружится вдруг голова.

Сердцу черствому вверясь, затихнет стихия
Та, которая лечит ожоги от стуж.
И воскликнет поэт: "Всё! Заброшу стихи я"!
Но услышится вторящий звон близких душ!

Получая ответное тёплое эхо,
Ободрится, лишённый надежды, звонарь,
Приоткроется в нём стихотворная веха,
Просияет он, словно зажженный фонарь!

Звон стихией обрушится, вглубь проникая,
В души встречные, вечные, грея, любя.
Нет в поэзии точки, а лишь запятая!
Слышишь? Колокол муз призывает, тебя!

Истина

50-летний Янис Старс- директор Центра стратегических коммуникаций НАТО на официалином мероприятии в Варшаве появился в носках с надписью "топчу русню"

Еще не изведав порох, устраивая резню,
В ту пору уже пол Европы мечтали "топтать русню".
Хазары, татары, шведы хотели владеть землёй,
Которая оберегалась  "невежественной руснёй".
А русские без доспехов, оставив дома, скиты,
Их гнали назад к столицам, к вратам прибивая щиты.
Ливонцев в Неве топили, у Дона били орду,
Забыв, супостаты снова на Русь шли с войной, как в бреду.
Что стало с французом - знаем.Не пожил Гитлер в кремле,
А Русь же была и будет стоять на своей земле!
Уймитесь скорей, соседи, сложите мечи, броню!
Есть истина на планете: нельзя вам ходить на "русню"!

ДУЭТ

Я в сад вошла,услышав пенье птицы.
Она сплела жилище из ветвей,
Звенела там, где пролетал Орфей,
А ночью помогала мне молиться.

Мала, скромна, как робкая девица,
Прозвали птицу - серый соловей,
Но я её считала красивей
Ширококрылой, золотой орлицы.

Растрогавшись до слёз прекрасным пеньем,
Зарделась роза алая в ответ,
И пела сладко, и роняла цвет,
И возрождалась молодым цветеньем.

Мне довелось услышать сей дуэт,
В котором сын Эагра был воспет!

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Кондратьева
Имя
Ольга
Отчество
Владимировна
Творческий псевдоним
Лоя Ламбин
Страна
Россия
Город
Омск
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Обними меня, мама

Обними меня, мама, я всё ещё в сердце - ребёнок...
Хоть порой говорю, что давно всё решаю сама...
И советов не жду, и справляться пытаюсь с бедою...
Скоро осень придёт, ну а там уже близко - зима...
Я закутаюсь снова в большие, как облако, кофты,
И ты будешь опять говорить: " Похудела совсем... "
Старший женится сын, так изящно про возраст напомнив,
Мне в награду любовь подарив и букет хризантем...

Обними меня, мама, мне всё ещё страшно бывает...
И ночами, как в детстве, приходят кошмарные сны...
Пусть тревоги мои, словно в сказке волшебной, растают...
Обними меня, мама... Всем сердцем своим, обними!
И не вспомни обид, что тебе так легко причиняла...
Я тогда ещё юной, и глупой, и черствой была...
О тревогах твоих я так мало тогда понимала...
Я не чувства твои - я свободу свою берегла...

Обними меня, мама... Как время летит! Оглянувшись,
Я теперь понимаю, что значишь ты в жизни моей...
И ни новые вещи, ни лучшие в мире игрушки
Никогда не смогли заменить бы тебя мне, поверь...
И пока ты со мной, я желать и просить не устану,
И в рассветной тиши, и в ночИ я к тебе прибегу...
И за тысячи вёрст! Только ты обними меня, мама...
Золотая моя..., дай я тоже тебя... обниму...

Просыпайся, чудо дивное!

Просыпайся, чудо дивное!
Улыбайся, сердцу милая!
Позади метели белые,
Птицы, словно ошалелые,

Звонкой песней заливаются,
Да в проталинках купаются.
Там снега водою талою
Потекли рекою малою.

Светит солнышко весеннее,
Поднимает настроение!
И уже с другими мыслями
Новый день встречаешь чистыми.

Не грусти, моя хорошая!
Всё плохое - нынче прошлое!
Деревца да закудрявятся,
Цвет пойдёт, что мёдом славится!

Разольётся счастьем пахнущим,
Скот зовущим да на пастбища.
И душа парящей птицею
Сизокрылой голубицею,

Встрепенётся и откликнется,
Взмоет ввысь, чтоб насладиться
Миром, полным вдохновения
В миг волшебный пробуждения!

Просыпайся, чудо дивное!
Улыбайся, сердцу милая!
Расцветай полями пёстрыми!
Я зову с весной вас - сёстрами!

Обнимайтесь почаще, люди

Обнимайтесь почаще, люди!
Обнимайтесь при каждой встрече.
Среди серых, ненастных будней,
Вместо злой, недостойной речи.

Обнимайтесь, как можно чаще!
Не скрывайте своих эмоций.
И среди беспросветной фальши
Выпускайте из сердца Солнце!

Вопреки заблужденьям, страху, -
Обнимайтесь как можно крепче!
Чтобы брат не пошёл на брата,
Чтобы вера не стала мельче!

Обнимайтесь, когда угроза
Неподъёмно легла на плечи...
И глаза застилают слёзы,
И тревогой наполнен вечер...

Чтобы мир наш спасти сегодня,
Обнимайте друг друга, люди!
В стороне, как чужак, не стойте,
Завтра шанса уже не будет!

Чтоб враги захлебнулись злобой
Оттого, что не сломлен духом
Каждый нищий, живущий с Богом,
Каждый встречный, что назван другом!

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Конышев
Имя
Сергей
Отчество
Сергеевич
Страна
Россия
Город
Реутов, Московская область
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
МГТУ имени Н.Э.Баумана
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Дешёвый обед. Погода. Задержка зарплаты. И, как назло, ещё мой день рождения. От поздравлений сел телефон – даже музыки не послушать. Во всём вагоне только моя голова была свободна от наушников. Я вышел из метро. Небо подмосковного города моросило иголками.

Часы над «Бургер Кингом» показывали 19:26.

По гололёду я двинулся в сторону дома. Впереди меня ждали три с половиной километра. Не хотелось их проезжать на маршрутке – хотелось проветриться. Опять же – день рождения. Его нужно отпраздновать. Ситуация требовала на ужин более монументальной еды.

Хотя бы просто готовой, а не чипсов.

Я достал кошелёк и пересчитал деньги. Двести пятнадцать рублей. Сумма незначительная. Толком и не купишь ничего, а сам я готовить никогда не умел – неблизкое мне занятие. Мама даже сказала однажды в сердцах, что руки у меня растут из одного места.

Есть такой грех.

Я обошёл «Бургер Кинг». Заходить туда, конечно, не стал – слишком дорого для пролетария. За точкой быстрой еды располагался супермаркет. Там иногда делали скидки по случаю срока годности.

Я решил проверить.

Внутри супермаркета рябило в глазах от ярких, утомляющих ламп. Люди-наушники бродили вдоль стеллажей и внимательно их рассматривали, будто там – не продукты питания, а натюрморты великих художников.

- Сегодня есть скидки? - уточнил я у продавщицы.
- Двадцать процентов на творожную запеканку.
- Сто грамм, пожалуйста.

На кассе я купил ещё пакет за девять рублей. В кошельке осталось сто пятьдесят три. Я вышел на улицу. После супермаркета там было даже уютно. Уж лучше натуральная мрачность, чем искусственное изобилие света и всего остального на нём. Меня обогнал курьер на мопеде. Я вздрогнул и чуть не выронил пакет.

Ненавижу мопедистов!

Около пешеходного перехода собралась толпа из людей-наушников. Светофор показывал красный. Шёл обратный отчёт: сорок две секунды, сорок одна. Жёлтая машина осторожно повернула налево.

Загорелся зелёный.

Толпа зашагала вперёд. Я поёжился: куртка на мне ощутимо подмокла. Телу было зябко, а на душе – скверно. Я нервно огляделся. Слева – девятиэтажки из восьмидесятых годов, справа – лотки с овощами и фруктами. Захотелось хурмы, но увы…

Слишком дорого.

В подземном переходе грустно играл скрипач: не мог он играть иначе. Поднявшись по ступенькам, я оказался в старой части города. Ларьки с шаурмой и чебуреками, бомбилы и бомжи около «ВкусВилла». Я зашёл в него и сразу же направился к полке, где выставляют продукты со скидкой 40%.

Сегодня там было негусто.

Пирожок полбяной с капустой, салат «Кобб» и палка сырокопчёной колбасы. Второе и третье мне было не по карману. Я взял первое за сорок восемь рублей. В кошельке осталось сто пять.

- Подайте на еду! - обращалась старушка ко всем выходящим из магазина. - У меня сын – инвалид!

Люди-наушники не обращали на бабушку никакого внимания, но мои-то уши были чисты.

- Извините, сам на мели, - ответил я несчастной матери и пошёл дальше по улице Ленина.

Но был там вовсе не коммунизм, а типичный спальный район. Слева – чёрствые хрущёвки, справа – бездушный новострой. Впереди и сзади – люди-наушники. Да я – с пакетом холодной еды.

В животе забурчало.

Улица Ленина длилась почти бесконечно – минут двадцать, пока не упёрлась в перекрёсток без светофора. Бесстыжие водители всех игнорировали. Я набрался смелости и ступил на белую зебру. Черный «Ягуар» резко затормозил, остановившись ровно передо мной.

Губы за рулём обкладывали меня трёхэтажным матом.

Чтобы не возбуждать грубияна, я перебежал дорогу и продолжил свой путь: мимо старой бани, спортивной площадки и пёстрого ресторана, при котором работала средней паршивости кулинария. Примечательна она была тем, что после восьми вечера там начиналась распродажа: скидка на всё 60%.

Часы над кулинарией показывали 20:01.

Внутри неё уже собрался народ: бабушки, работяги и несколько молодых парней вроде меня – тоже из одиноких. Я встал в очередь. Люди брали всего и по многу. Прошло минут тридцать.

- Выбрали? - спросила наконец продавщица.
- Беру всё! - ответил я.
- Всё? - люди-наушники, которые стояли за мной, синхронно ахнули.
- Всё! - никакой жалости.

И хотя звучало это громко, но по факту «всё» – это только две позиции: варёная картошка – грамм триста, и свекла с майонезом – грамм сто. В кошельке после покупки остались две монетки.

Двадцать рублей.

Уже подходя к дому, я увидел объявление на локальном магазинчике.

«Распродажа!!!»

Магазинчик держал киргиз Айдарбек. Я покупал у него иногда лепёшки из тандыра и корейскую еду типа морковки. Мне тут же её захотелось. А лучше огурчик! К варёной картошке!

- Почему распродажа? - спросил я у киргиза.
- Мама заболела. Домой уезжаю.
- Здоровья маме!
Пауза.
- Мне один малосольный огурчик.
- Возьми все, а то выкину! - Айдарбек взвесил четыре. - На сто рублей выходит. За пятьдесят отдам.
- У меня только двадцать.
- Давай. Нормально.

Я вышел из магазинчика. В кошельке – ноль рублей. До муравейника – одна минута. Я проскользил её. Подъезд меня встретил коричневой грязью. Я забежал на второй этаж. Там было чисто и пахло домашней едой.

«Везёт же кому-то!» - подумал я и достал ключи от квартиры.

Щёлк. Щёлк. Дверь открылась, и я сразу почувствовал волшебство. Мама приехала! Мама тут!

- Сюрприз! - крикнул родной голос.

Взглянув на пакет с готовой едой, я тихо рассмеялся. Маме точно его лучше не показывать, а то опять скажет про руки из одного места. Я оставил пакет в общем коридоре и зашёл в квартиру. Стол на кухне был уже накрыт: сковорода с жареной картошкой, разносолы, торт «Сказка» и облепиховый компот.

- С днём рождения, сынок! Приехала вот накормить тебя по-человечески.
- Спасибо, мама! Я очень тебя люблю!

Ужин получился фантастическим. Пришлось даже расстегнуть ремень.

- Дзинь! - на заряженный телефон пришла смска.

Я открыл её. Банк приносил извинения за технические неполадки.

- Дзинь! - ещё смска.

Аванс. Я улыбнулся. Жизнь налаживалась. Мама смотрела телевизор. Её лицо было спокойным и светлым. Ещё бы! Накормила сына домашней едой! Я вспомнил о готовой – о пакете за дверью.

- Мама, я пойду ведро вынесу.
- Хорошо, сынок.

Погода на улице не изменилась, но изменилось моё отношение к ней: у природы – нет плохой погоды, а жизнь несмотря ни на что лучше проживать с улыбкой. Я с облегчением выкинул в помойку два пакета: мусорный и с готовой едой.

Вдруг инвалидная коляска!

Она стояла слева от бака – вся переломанная. Совесть кровью прилила к моим щекам: что я творю? В год от голода погибает семь миллионов человек. Я залез в помойку и вытащил из неё пакет с готовой едой. Сам пакет выкинул, а продукты распихал по карманам. Потом – маршрутка за сорок рублей и остановка около «ВкусВилла».

- Это вам! - я выставил еду перед старушкой.
- Мне?
- Да, вам. Готовая еда со стопроцентной скидкой. Обо мне не волнуйтесь. Меня мама уже накормила.

Бабушка секунд десять рассматривала моё предложение: твороженную запеканку, варёную картошку, свеклу с майонезом, четыре малосольных огурчика и пирожок с капустой.

- Спасибо, сынок! - старушка начала плакать. - Сынок мой теперь поест!

Я ничего не ответил. Развернулся и побежал на маршрутку. Дома меня ждала моя мама и её бескорыстная еда.

Сергей К.
13.02.2024, Реутов

Номинации литературные
Проза
Фамилия
Конышев
Имя
Сергей
Отчество
Сергеевич
Страна
Россия
Город
Реутов, Московская область
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
МГТУ имени Н.Э.Баумана
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

Чтение – это сила! Факт известный, но, как по мне, не до конца полный. Процесс чтения, конечно, важен и первостепенен, но почему все забывают о физическом носителе – о бумажных книгах? Они теперь – вымирающий вид, краснокнижный, что абсолютно незаслуженно. Несправедливо. Я считаю, что нужно бороться за их права. Потому что, во-первых, бумажные книги – это красиво, а, во-вторых, они спасают жизни. Я лично в этом убедился. Так сказать, эмпирически.

Недавно я, как инженер-наладчик, ездил в Казахстан на нефтяное месторождение. Жил я там в вахтовом посёлке – в вагончике, переоборудованном под четыре комнаты, кухню и туалет-душ. Меня подселили к электрику Ержану. Это был мужик лет пятидесяти. Мусульманин – без фанатизма. Насчёт работы – профессионал. По-русски говорил лучше любого русского – типичный алмаатинец. После работы Ержан выключал телефон и смотрел на кухне телевизор. Других вариантов скоротать время в вахтовом посёлке не было: интернет не работал, а спортзал ремонтировали.

Что касается меня, то я читал книги. У меня с собой были три: Ги Де Мопассан «Жизнь», Джозеф Хеллер «Уловка-22» и биография группы Rammstein.

- Дай что-нибудь почитать, - попросил у меня Ержан спустя неделю. - Задолбал этот телевизор!

Я дал Ержану Мопассана. Казах проглотил француза за два вечера. Роман так впечатлил электрика, что тот, только дочитав «Жизнь», тут же начал её перечитывать. После второго раза последовал третий.

- Дай что-нибудь в таком же стиле, - попросил Ержан, возвращая мне книгу.

Но ничего похожего на Мопассана у меня с собой не было. Я дал коллеге биографию Rammstein, предупредив, что книга, как и творчество группы – на любителя.

- Брутальная борисмоисеевщена! Извращенцы! - вынес свой вердикт Ержан, когда дочитал биографию. - Ещё книги есть?

Я дал ему последнюю из трёх – Джозефа Хеллера, сказав, что стиль автора специфичен, но роман и особенно его название – культовые вещи. В Америке даже есть группа с таким названием – очень известная. Ержану «Уловка-22» не понравилась от слова «совсем».

- Не осилил. Чушь какая-то! - отрецензировал Ержан американский роман. - Разве это жизнь?
- Это классика литературы абсурда, - заметил я.

Ержан ничего не ответил: развернулся и ушёл на кухню смотреть казахстанские новости.

***

Работы на объекте завершились через полтора месяца, и теперь нам предстоял нелёгкий путь до Алматы: сначала с месторождения – до ближайшего аула, а уже оттуда – в областной центр, где есть аэропорт.

Утром мы сдали постельное бельё и подошли к КПП. Около ворот стояли две машины: старый козлик и новый джип, а также двое наших коллег: Пётр и Даир. Они курили сигареты и мотали головами под музыку.

- Это что – Rammstein? - насторожился Ержан.
- Точно они, - усмехнулся я. - Это же «Ду хаст».

Немцы духастили из японского джипа.

- Я не поеду с раммштайновцем! - категорически заявил Ержан. - Это грех будет!

Я безразлично пожал плечами. Вскоре подошли водители – два обычных парня. Мы с Ержаном сели в козлик, а Пётр и Даир – в джип. Дорога была убитой после дождя, и ехали мы осторожно. А вот «раммштайновец» понёсся, как оглашенный. Мы догнали его только через час, когда их джип с отлетевшим колесом стоял на обочине дороги. К сожалению, помочь мы им ничем не могли: ни инструментом, ни подвезти – в козлике тупо не было больше места.

- Правильно, что мы с этим раммштайновцем не поехали, - Ержан победно улыбнулся.
- Чтение сэкономило нам кучу времени и нервов! - подтвердил я. Тоже победно.

В аул мы добрались только к обеду и, конечно же, сразу забурились в кафешку: выпить и закусить. Однако ничего крепкого в меню не было – только слабоалкогольное. Пиво «Ячменное» и сидр «22 фрукта». Я предложил бахнуть по сидру: хотелось сладенького.

- Не нравится мне число 22, - ответил Ержан. - Абсурдное больно. Нехорошее. Давай лучше по пиву.

Мы заказали «Ячменного». На закуску взяли косичку и сухой сыр, который тюрки называют курт. Сели за cтолик и, никуда не торопясь, стали общаться. Мы наслаждались долгожданной цивилизацией. Ержан плотно налегал на пиво – сильнее меня раза в два. Так мы и просидели с ним до самого закрытия кафе – до десяти часов вечера. Вывалившись на улицу, мы стали искать машину. Нам нужно было кровь из носа попасть в аэропорт к пяти утра, но переговоры с таксистами шли туго. Наконец я сторговался с одним мужиком: он за тройную цену пообещал уговорить своего братишку. План сработал. Хмурый братишка подъехал за нами на серой буханке. Он недовольно курил и, вообще, старался не обращать на нас никакого внимания.

Первые минут двадцать мы ехали молча. Было неловко. Наконец Ержан не выдержал и открыл пиво. Братишка проигнорировал. Тогда я тоже пшикнул банку. Между мной и Ержаном завязался разговор. Сначала мирный, но потом Ержана вдруг переклинило по синей лавочке. Он начал жаловаться на русских, которые надменно с ним разговаривают, считая себя не только умнее всех казахов, но и ставя казахов на один уровень с обезьянами.

К возмущениям Ержана присоединился таксист. Якобы у него тоже были подобные ситуации. Я, конечно, осудил таких русских – с той лишь ремаркой, что у казахов тоже хватает нациков. Что тоже категорически неправильно – нам нужно жить в мире. Без всяких национализмов! Ержан согласно кивнул и заверил, что лично он – за всех! А меня он категорически уважает – особенно за роман «Жизнь», который поразил его до глубины души.

- Он напомнил мне о моей любимой маме! - Ержан всхлипнул.
- Мама – это святое! - согласился таксист. Его звали Жолдас.

Ержан начал пересказывать Жолдасу сюжет французского романа. Закончилось всё это тем, что оба казаха плакали: Ержан из-за паскудства бытия и воспоминаний о маме, а таксист, потому что сам бы мог написать такой роман, но жизненные обстоятельства не позволили ему получить высшего образования. В аэропорт мы опоздали ровно на одну минуту: регистрация закрылась.

- У нас тут девушка с аула работает! - вдруг вмешался таксист.

Он кому-то позвонил: говорил на казахском.

- На третью стойку! - крикнул он по-русски.

Там стояла прекрасная казашка.

- Хорошего полёта! - улыбнулась она, протягивая нам билеты.

Мы побежали на паспортный контроль. Потом – досмотр. Затем – зал ожидания. Когда мы туда зашли, то диктор как раз начал объявлять наш рейс на посадку.

- Успели! - Ержан выдохнул. - Жолдас – просто молоток! Кто бы мог подумать!
- Чтение объединяет! - заметил я.

Мы зашли в самолёт. Расселись. Стюардесса стала разносить свежую прессу. Я взял газету, потому что на бескнижье и газета – книга. Заголовок на первой же странице гласил: «Массовое отравление сидром: 22 погибших». На фотографии – бутылка «22 фрукта».

- Смотри! - я ударил Ержана локтем.

Тот сначала взглянул невнимательно, но только увидел фото, как тут же выхватил у меня газету.

- Чтение спасает, - присвистнул я.

Ержан помедлил.

- Нет! - возразил он. - Не столько чтение, сколько бумажные книги. Электронную я бы никогда не стал читать. Не того я поколения.

Я рассмеялся: Ержан был чертовски прав.

- Покупай бумажные книги или умри! - смачно произнёс я. Отличный лозунг.

Завелись моторы. Наш самолёт выкатился на взлётную полосу: набрал скорость и взлетел. Я раскрыл газету и погрузился в чтение. С удовольствием! С энтузиазмом! Потому что чтение с бумаги – это не только сила, но ещё и судьба. Это уж я теперь точно знаю.

Сергей К.
02.11 – 03.11.2023, Реутов

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Коньков
Имя
Александр
Отчество
Александрович
Творческий псевдоним
Сэро
Страна
Россия
Город
Москва
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
ВУЗ
МГУ
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

***
Костёр

Горит костёр на сумеречной грани,
трещат поленья, пламя рвётся ввысь.
По предрассветной, по туманной рани
приди к нему, ладонью прикоснись
к теплу. Все поколения согреты
числом несметным пляшущих огней.
И песни здесь не все ещё допеты,
пришёл сюда — пой, наливай да пей.
Запомнит лес все ноты, что звучали
под куполом, сплетённым светом звёзд.
Все голоса — и страсти, и печали,
что к небесам соткали хрупкий мост.
Горит костёр среди лесов таёжных.
Я вглядываюсь в пламя болью глаз.
Три чувства: тихо, трепетно, тревожно...
Кто прорастет травою после нас?
И старо-молодые напевают
“Как здорово, что все мы собрались”.
Так искры к небу с дымом отлетают,
как наши годы, устремляясь ввысь...

***
СВОбода слова

Кто сгорает свечой окопной, кто в Донецк спешит автостопом,
кто потеет, пугаясь копов, стоя в пробке на Верхний Ларс.
Кто становится трансвеститом, кто талантливым и убитым
прорастает, как астрофитум, через термин "культурный пласт".
Кто, мучительно выбирая между адом земным и раем,
не найдёт ни конца, ни края - то берёзы, то бирюза.
Пусть победа врагу не снится. В русском небе летит Яр-Птица,
оживляя в пороховницах спящий порох. Открой глаза.
Дорожающие билеты, некрологи патронной лентой
в соцсетях. И свои две лепты каждый вносит в любви казну.
По-орлиному двухголовый мир сиянием расцелован
и вплетает СВОбоду слова в Необъявленную Весну.

***
День Победы

Неизвестно, какая дата будет у этого дня,
Может, и вовсе настанет он без меня.
Устареют маскхалаты, как маски после ковида.
Не случится никакая, конечно же, дольче вита -
будет жизнь, наша, сладкая, словно пряник
Рыжий конь Апокалипсиса отпрянет -
Полетит в чисто поле русская птица-тройка
К самовару с блинами в избах да новостройках.
Тот, кто звался солдатом, воином и бойцом,
Снова станет сыном, братом, дедом или отцом,
Словно щеки родные Матушку-землю сырую
непрерывно целуя, целуя, целуя, целуя.
Выдохнут волонтеры, собиравшие на квадрокоптер,
Делавшие свечу за свечой окопной.
И сестренка накормит с ложечки старшего брата,
что качал ее на могучих руках когда-то,
Он обнимет ее светлеющими глазами.
А почему так, вы поймете, пожалуй, сами.
И раздавит змею Гошка, пацан соседский,
Повергая зло удалью молодецкой.
Вознесется хвала героям живым и мёртвым -
День Победы настанет в двадцать четвёртом.

Номинации литературные
Поэзия
Фамилия
Коронов
Имя
Леонид
Отчество
Васильевич
Страна
Россия
Город
Санкт-Петербург
Возрастная категория
Основная — от 25 лет и старше
Год
2024 - XIV интернет-конкурс
Тур
1

***
Ты послушай меня…
Этот завтрашний день начнётся с дождя,
Капли выдадут соло,
Соль уснувших морей растворится в воде,
И вода понесёт, музицируя…

Снова ты послушай меня…
В этот завтрашний день
Я тебя приласкаю обветренным словом,
Словом, будем смеяться и плакать…
В окне обнажённое солнце появится скоро.

Скоро ты услышишь меня
В этот день... Он качнётся
И, на тебе, вихрем помчится,
Безмятежной травой всё оставив во сне,
Мир проснётся и явится пением птичьим.

Ты послушай меня…
В этот завтрашний день
Я тебе напою, нашепчу, наглаголю,
Наскребу веткой ломкой песню свою,
Надышу, нацелую и пухом покрою.

Будет тихо и сладко
В доме печь разговаривать,
Половица простуженно скрипнет, где тень,
Музицирует ночь, блеск свечи догорает,
Ты послушай меня в этот завтрашний день.

Ода чайничку

Сижу, наелся манной каши
И, призадумавшись слегка,
Мечтая, жду, когда мой чайник
Издаст три радостных свистка.
Людской он мысли совершенство –
В руках не надо воду греть,
Но это мало человеку,
Заставил он его свистеть.

Каждым утром в семь о’cloсk
Раздаются чайные трели,
Добывая кипяток,
Покидают все постели.
И теперь мы повсеместно
Слышим этот разный свист,
Мой, к примеру, всем известно,
Выдает при этом твист.

Как на хозяина собака похожа,
Здесь и спору нет,
Так каждый чайник человека
Имеет свой характер, цвет.
Проверьте: у солдат он серый,
У олигарха – золотой,
У Белоснежки явно белый,
У голубого – голубой.

И все свистят согласно масти,
Пытаясь каждый угодить хозяевам,
Такие страсти,
Ведь могут их и разлюбить.
Кряхтят, стараются заразы,
Свистят наперебой, свистят,
Здесь незаконченная фраза…
Они по-своему хотят.

Вот слушай:
Один свистит как пуля-дура,
Другой как хахаль во дворе,
А третий, жалкая халтура,
Жужжит, как муха на стерне.
Иной, мечтая о карьере,
Свистит, что жил в Кремле, пыхтит,
Другой в изысканной манере,
А этот – просто транс свистит.

Каждым утром в семь о’cloсk
Раздаются чайные трели,
Добывая кипяток,
Покидают все постели.
И теперь мы повсеместно
Слышим этот разный свист,
Мой, по-прежнему, прелестно
Выдает при этом твист.

О, эти танцы, и откуда
Взялась немыслимая прыть.
Ты ж вроде жалкая посуда, чайник,
Удел твой людям всем служить.
А он в ответ, ты сам попробуй,
Когда как будто в страшном сне,
Свистеть заставят через хобот,
И вечно с попой на огне.

Каждым утром в семь о’cloсk
Раздаются чайные трели,
Добывая кипяток,
Покидают все постели.
И теперь мы повсеместно
Слышим этот разный свист,
Мой, соседям всем известно,
Выдает при этом твист.

Бывало, балуясь игриво
Чайком с бальзамом по нутру.
Луне – прощальное спасибо,
Ведь время катится к утру.
И мысль – ровесница рассвета,
Тебя внезапно посетит,
Что жизнь прекрасна, и об этом
Тебе твой чайник просвистит.

Каждым утром радость трели
Ты услышишь, и теперь
Вторят свисту даже двери,
На дворе весна, капель.
Я по улице шагаю
И, подобно соловью,
Все про чайник вспоминаю
И тихонечко пою…

***
А в прошлой жизни был я моряком,
Отвага - проза, жизнь - солёная удача.
А как иначе? Я не знал, как жить иначе,
Не прозябать же где-то рыжим битюгом.

И в третьем поколении, галс за галсом,
Просторы океана бороздя,
Заматерев, став «заполярным барсом»,
Я крыл суровым словом, не шутя.

Какие фразы, какие изречения,
Стальной мужской комфорт, не напрягает бытиё,
Моя морская жизнь – сплошное наваждение,
Кто хочет, может выпить за неё.

Ты в море был? Знаком с его застольем?
Спирт – не подарок, здесь особая еда:
Морская пена – как пивное лукоморье,
А что до брызг шампанского – вода.

Хозяйка-юность, что тебе?.. Отдайте почесть…
Летят года, и корабли уходят на покой,
И жизнь моя переместиться хочет...
Переместилась, где совсем другой прибой.

Иные нравы, иные побуждения,
Банановый комфорт, не напрягает бытиё,
Моя вторая жизнь – повторное рождение,
Кто хочет, может выпить за неё.

И вот теперь я где-то на Гавайях,
Травлю за борт воспоминанья по штормам,
Мою вторую жизнь беспечный бриз ласкает,
Гаваец ныне я и «поэтический шарман».

Какие фразы, какие изречения,
Струну щекочет муза, уповаю на неё,
Моя вторая жизнь – сплошное наслаждение,
Кто хочет, может выпить за неё.